Саня

Да, детка. Еще.

Ммм…

Сладко.

Ах. Вот черт.

Да. Пустила в ход острые зубки. Но я потерплю… Ух.

Ещё немного. Вот так. Глубже бери… Всего…

Твою мать, вот это… Даже не знал, как назвать. Просто фейерверк ощущений.

Т-р-р!

Какого черта?

Не отвлекайся, продолжай.

Т-р-р!

Пусть катится к чертям, кто бы это ни был.

Т-р-р!

Что за ерунда?! Кому там приспичило?

Т-р-р!

Какого…?

В мой мозг и сознание внедрялся самый противный звук на свете — трезвон будильника. А вышеописанные чувства жаль, но оказались сном. Сладким сном. Ладонью нашарил стальной предмет с кнопочкой.

Да, я перестал пользоваться приложением на айфоне, с тех пор как несколько раз подряд оно подводило меня. С недавнего яркого события, после которого я опоздал на ответственное совещание, решил подстраховаться и раздобыл настоящий будильник, такой, какой был у бабушки в советские времена, чтоб уж наверняка не проспать.

На часах стрелки показывали половину седьмого утра. Ладонями потёр глаза. Желание понежиться в постели еще полчасика все же присутствовало. Но по физиологической привычке мой главный орган проснулся раньше и требовал продолжения банкета. Мысли возвращали в сон, воспоминания — к той самой незнакомке.

Естественно, девчонка была хороша собой. Раскрепощенная и ненасытная. Это далеко не все, что я помнил о ней. Подушечками пальцев пробегал по татуировке на ее лодыжке с изображением какой-то путаницы, ведомой ей одной. Острые, царапающие мою спину, ногти, проколотые металлическими штангами соски, торчащие и призывающие к незамедлительным действиям. Привлекательные бедра в форме гитары… Уф! Позволил себе несколько раз сыграть на этой арфе, издавая всеобщую мелодию наслаждения.

Вот почему я не прекращал думать о ней? И как сорвал на девушке свое зло, заставив сбежать утром. А ведь виноватыми были оба. Или не стоило винить кого-то, когда, признаться, интрижка была самой увлекательной в моей жизни. И несмотря на пари, которое в конечном счёте она выиграла, я получил от всего произошедшего свой кусок удовольствия. И головную боль.

Черт, пора было спустить пар, и дело с концом.

Блаженная улыбка в предвкушении разрядки расплылась по губам, рука спустилась ниже к двигателю прогресса, обхватила его, словно в рукопожатии и в какое-то мгновение я завис. Представил те самые губы, что дразнили и опьяняли в поцелуях, затянутые райской дымкой голубые глаза, которые смотрели на меня с изумлением, темные густые волосы, хлеставшие по щекам в порыве страсти…

Да-а, вот оно. Тот момент, когда ты беспомощен, себе не принадлежишь, а только образу дивы, с ярко-красными губами и чарующим взглядом.

Поиграй со мной, детка, как с самой лучшей своей игрушкой.

Если бы…

От раздавшегося звука дернулся телом так, будто меня — подростка, — только что застукали предки за самым грешным делом.

«Моя ма-а-а-ма-а-а лу-у-учшая на све-е-ете…» — песня активно разрывала не только мой мобильный, но и мозг.

Крепко выругавшись, смахнул нечаянно дрожащей рукой телефон с прикроватного столика, но тут же поймал его. Наверное, не судьба была сменить мелодию на входящий звонок от матери бывшей.

Какого лешего, Ирина Николаевна? Вы на часы смотрели? — для начала хотелось поинтересоваться, но заставил себя прикусить язык. Просто так она никогда не звонила.

— Да? — я был чересчур вежлив.

— Доброе утро, Саша.

— Доброе, — мать его!

— Прошу прощения, если разбудила, но нам нужно серьезно поговорить.

Во дает!

— А позже никак нельзя?

— Ты занят? — спросила она резко.

— Нет, говорите, — пришлось отступить.

— Это касается Егора.

Я сел на кровати и провел ладонью по лицу. Что ж, утро задалось.

— Я вас слушаю, Ирина Николаевна, — прохрипел в трубку.

В разговоре с женщиной — педагогом старой закалки — необходимо было запастись терпением, чтобы не нагрубить. Ну и попкорн не был бы лишним, в случае длинного телефонного разговора.

— Саша, — она вздохнула, готовясь к своему поучающему монологу, как обычно. — Мы теряем Егора.

— В смысле?! — тут уж я напрягся, отбросив в сторону подколки и шутки. — Что с ним?

— Все очень плохо.

Вот если бы ее голос не задрожал, я ничего не заподозрил, и истерика не подкралась ко мне незаметно.

— У него что-то болит? Он себе что-нибудь повредил? — восклицал громко. — Вот, значит, как, Ирина Николаевна? Лучше бы он остался дома! Но вы же внука с лета не видели!

Я зашуршал простыней, пока она молча переваривала мои слова.

— Скорую помощь вызвали? — вскочил с кровати. — Нет? Твою мать! Я еду!

— Да угомонись ты! — прикрикнула она в трубку, пока я уже натягивал спортивные штаны, выплясывая по комнате на одной ноге. — С ним все в порядке.

— Вы уж определитесь, в порядке он или нет.

— Спит как ангелочек.

— В чем же тогда дело? — остановился, сбитый с толку.

— Я заглянула в его электронный дневник.

П-ф-ф… И что?

— Там двоек нет, — дал понять, что мне не наплевать на его успеваемость.

— Двоек нет, — согласилась она.

— И троек тоже. Я знаю, как учится мой сын, если вы об этом.

— Он умный мальчик, не спорю.

Весь в меня, так и хотелось добавить.

— Вот что что, а ум и красота ему явно достались от Наташеньки. А ужасное поведение — от тебя.

Стоп. Чего?!

— Предлагаю обойтись в разговоре о моем сыне без упоминания вашей Наташеньки.

Все ж не удержался, нагрубил. Затем извинился. Хотя насчет наличия у нее «ума» мамаша была права. Наташенька, активно снимаясь в кино, каталась по миру, предпочитая звёздные тусовки и мимолетные романы малышу, постоянно требующего внимания, любовь и ласку. Оставить двухлетнего ребенка на воспитание бабушке и укатить в «Болливуд», потому что, видите ли, у нее контракт… Что же, она поступила мудро, особенно когда уехала и не вернулась. Но с некоторых времен я перестал ее ждать. А позже осуждать. Скорее, мне было жаль ее. Она лишилась своего счастья, своего мальчика.

— В дневнике была пометка напротив урока иностранного языка, обратить внимание на поведение ребенка, — продолжала женщина.

— Даже не заглядывал туда. Егор еще дитя, каких поступков ожидает учитель от девятилетки?

— Цитирую.

Тут же представил, как женщина поправила на носу свои огромные очки, принявшись читать с серьезным выражением лица:

— «Разлил под учительским столом какое-то средство, испортив новые красные лаковые туфли».

— Какой кошмар, — не удержался от иронии.

— Похоже, ты не отреагировал.

— Очень даже возмущен.

— Бедняжке пришлось провести остаток урока без обуви, поскольку она приклеилась к паркету. Это нормально?

— Да куплю я ей новые туфли, делов-то, — проворчал недовольно.

И ради этого нужно было звонить в такую рань?

— И потом… как там ее?

— Мария Александровна…

— …уверена, что это сделал мой сын?

Послышался вздох, но тут же Ирина Николаевна взбодрилась.

— Дальше, в разделе замечаний было вот еще что: «Подложил червяка в классный журнал, а позже заявил, что они с отцом собирались на рыбалку сразу после школы. Банка разбилась, а червяки уползли».

Я разразился хохотом. Мой пацан!

— Что тут смешного?! — возмутилась бабушка. — Необходимо исправлять ситуацию. Как-то объяснять мальчику, где он находится, что можно, что нельзя. Вот уж это отцовское воспитание!

Резко оборвал свой смех и потихоньку начал закипать. Еще один упрек прилетел в мою сторону от женщины, которая, как показала жизнь, не лучшим образом воспитала свою дочь.

— Ты хороший отец, Саша, не пойми меня неправильно, — сразу же ретировалась она. — Найти бы тебе достойную девушку, которая полюбит тебя и твоего сына.

Исключено. Никаких больше серьезных отношений. По крайней мере, не сейчас.

— Учителю нужно набраться терпения и не ныть, — сказал я устало.