Русско-японская война. Втрое уступавшая Российской Империи по численности населения Япония всего лишь несколько десятилетий назад вышла из феодальной самоизоляции, едва ли не чудом избежав участи стать колонией или полуколонией великих держав. Тем неожиданней исход военного противоборства.
Конечно, весомую негативную роль сыграли недооценка противника, удалённость театра военных действий от европейской части России, низкая пропускная способность железнодорожной сети. Однако собранных в Маньчжурии русских сил было вполне достаточно, чтобы если не выиграть войну, то хотя бы свести её «вничью».
6(19) февраля — 25 февраля (10 марта) 1905 года состоялось Мукденское сражение. Русские войска насчитывали свыше 300 тыс. штыков, 16 тыс. сабель и до 8 тыс. сапёров, 1219 полевых и 256 тяжёлых орудий, 56 пулемётов.[165] Численность японцев достигала 335 тыс. человек, их войска имели на вооружении 892 полевых и 170 тяжёлых орудий и до 200 пулемётов.[166] Силы противников были примерно равны. Несмотря на это, русская армия потерпела сокрушительное поражение. Было убито 8,4 тыс. солдат и офицеров, ранено 51 тыс., попало в плен 21 тыс. и более 8 тыс. пропало без вести. Японские потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили, согласно иностранным источникам, 67,5 тыс. человек, сами японцы определяют свои потери в открытой печати в 41 тыс. человек.[167]
Таким образом, количество пленных и пропавших без вести более чем втрое превосходит число убитых. Следует отметить ещё один нелицеприятный момент. В предшествующих боях на Маньчжурском театре военных действий из 3630 военнослужащих русской армии, захваченных японцами, 1976 попали в плен ранеными. В Мукденском же сражении из 21 100 русских пленных лишь 2537 были ранены, остальные сдались в японский плен невредимыми.[168]
Мало того, русская армия обратилась в паническое бегство. Вот что докладывал об этом Николаю II генерал от инфантерии Н. П. Линевич, назначенный после сражения главнокомандующим на место смещённого генерала А. Н. Куропаткина:
«…к крайнему прискорбию, во время паники, происходившей у Мукдена, потоком потекло из армии в тыл на север частью с обозами, а частью просто поодиночке и даже группами около шестидесяти тысяч нижних чинов, из числа которых было множество задержано в Телине и на других станциях. Но, несомненно, множество ушло ещё далее к Харбину… Несомненно, что некоторая часть нижних чинов прошло и далее Харбина… Уходящие из армии в тыл нижние чины говорят, что они уходят потому, что воевать не могут».[169]
К счастью, у японской армии не было маневренных соединений, чтобы завершить окружение в панике бегущих русских войск. Время танковых дивизий наступит лишь тридцать лет спустя.
Сами же японцы сдавались в плен крайне неохотно. Японских пленных считали буквально на единицы:
«За каждого пленного японского солдата было обещано платить взявшему в плен 100, а за офицера 300 руб. Но количество пленных оставалось ничтожным, и все они или отказывались что-либо сообщить, или давали неверные сведения».[170]
Всего в ходе войны в японском плену оказалось 74 тыс. русских военнослужащих,[171] в то время как японцев в русском плену — чуть больше 2 тысяч.[172]
В результате постоянных поражений моральный дух русских войск сильно упал. К концу войны, во время стояния на Сыпингайских позициях действующая русская армия в Маньчжурии насчитывала около 800 тыс. человек, превосходя японцев почти вдвое,[173] однако даже не пыталась наступать.
В отличие от 2-й мировой войны, в 1-ю мировую Восточный фронт был для Германии второстепенным. Несмотря на это русские войска неоднократно терпели тяжёлые поражения.
Так, в ходе Восточно-Прусской операции в августе-сентябре 1914 года была разгромлена 2-я русская армия под командованием генерала от кавалерии А. В. Самсонова, потерявшая 6739 человек убитыми, 20,5 тыс. ранеными и 92 тыс. пленными.[174]
«В письме неизвестного от того же дня [3 ноября 1914 года. — И. П.]: «Я поднялся из окопа, и моим глазам представилась невероятная картина: роты справа и слева, поднявши белые флаги, сдаются немцам. Нечто невероятное! Из другого полка, сидящего рядом с нами, также попало в плен 8 рот».
Из письма служащего в 5-м Сибир. мортирном дивизионе на имя H.H. Ч.: «Потери у нас громадные. 14-я Сиб. дивизия в составе 16 000 чел. ввязалась в бой 2 ноября 1914 г., 11-го в ней было 2500. 13-я Сиб. вступила в бой 2 ноября , 16-го в ней оказалось вместо 64 рот всего 3 роты; некоторые роты состоят всего из 15 чел. Почти одна треть сдалась в плен. Идёт усиленный обстрел пулемётами, много убитых. Вдруг какой-то подлец кричит: «Что же, ребята, нас на убой сюда привели, что ли? Сдадимся в плен!» И моментально чуть ли ни целый батальон насадил на штыки платки и выставил их вверх из-за бруствера»».[175]
«21 января 1915 г. главнокомандующий С.-З. фронтом Рузский писал нач. штаба: «К прискорбию, случаи добровольной сдачи в плен среди нижних чинов были и бывают, причём не только партиями, как сообщаете вы, но даже целыми ротами. На это явление уже давно обращено внимание, и предписано было объявить всем, что такие воинские чины по окончании войны будут преданы военному суду; кроме того, о сдавшихся добровольно в плен сообщается, если это оказывается возможным, на их родину. Указания Верх, главн. будут вновь подтверждены. Хотя после принятых мер число случаев добровольной сдачи в плен значительно уменьшилось, и были даже примеры, когда пытавшиеся сдаться расстреливались своими же в спину, но, тем не менее, случаи эти будут повторяться и в будущем, пока не устранится главная причина их — отсутствие офицерского надзора, являющегося следствием крайнего недостатка офицеров. Необходимо принять самые энергичные меры к возвращению вылечившихся офицеров, находящихся ныне во внутренних губерниях России. Об этом я просил уже несколько раз, но офицеров до настоящего времени возвращают очень туго. Войсковые части, случайно узнававшие о своих офицерах, которые, будучи здоровы, медлят с возвращением в строй, от себя принимают посильные меры, побуждая к возвращению путём угрозы представлять их в будущем к увольнению без пенсии и мундира»».[176]
Особенно тяжёлой оказалась летняя кампания 1915 года. В начале августа почти без сопротивления была сдана крепость Новогеоргиевск:
«6 августа потерявший голову комендант крепости — презренный генерал Бобырь — перебежал к неприятелю и, уже сидя в германском плену, приказал сдаться державшейся ещё крепости. В огромном гарнизоне не нашлось ни генерала Кондратенки, ни майора Штоквича, ни капитана Лико… И утром 7 августа прусский ландвер погнал человеческое стадо в бесславный плен. Численность гарнизона Новогеоргиевска равнялась 86 000 человек. Около 3000 было убито, а 83 000 (из них 7000 раненых) сдалось, в том числе 23 генерала и 2100 офицеров. Знамёна гарнизона благополучно доставлены в Действующую армию лётчиками. В крепости потеряно 1096 крепостных и 108 полевых орудий, всего 1204. Торопясь капитулировать, забыли привести в негодность большую часть орудий. Германцы экипировали этими пушками свой Эльзасско-Лотарингский фронт, а французы, выиграв войну, выставили эти русские орудия в Париже, на Эспланаде инвалидов, на поругание своих бывших братьев по оружию».[177]
165
Сорокин А. И. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-исторический очерк. М., 1956. С.255.
166
Там же. С.256.
167
Сорокин А. И. Русско-японская война…. С.280.
168
Россия и СССР в войнах XX века… С.35.
169
Сорокин А. И. Русско-японская война… С. 280–281.
170
Сорокин А. И. Русско-японская война… С. 190.
171
Россия и СССР в войнах XX века… С.51.
172
Там же. С.52.
173
Там же. С.36.
174
Комментарии С. Нелиповича к «Истории русской армии» A.A. Керсновского // Керсновский A.A. История русской армии в 4-х томах. Т. З. М., 1994. С.340.
175
Лемке М. К. 250 дней в царской ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). Пг., 1920. С. 179.
176
Лемке М. К. 250 дней в царской ставке. С. 1 81.
177
Керсновский A.A. История русской армии в 4-х томах. Т. З. М., 1994. С.301.
