– Почему ты сама не дашь ей этот флакон?

– От меня твоя гордячка ничего не примет. Слишком много всего нас разделяет… И запомни… Во флаконе две таблетки. В черной круглой – яд. B белой – противоядие. Отличить их друг от друга можно и в темноте. Перед применением таблетку нужно раскусить.

– А для чего противоядие?

– Если заранее принять его, можно спокойно выпить вместе с жертвой отравленное вино… и не забывай: черное – смерть, белое – жизнь.

– Значит, если твой план удастся, Ирдана останется обязанной тебе?

– Об этом еще рано говорить, дружок. – Генобра зевнула и встала, словно сразу потеряв интерес к разговору. – Отдыхай. Скоро увидимся. Надеюсь, в следующий раз ты используешь любовное зелье по назначению.

Надо бежать, думал Артем, машинально встряхивая флакон. Найти Надежду, прихватить Калеку, если тот еще жив, – и прочь отсюда! Лучше сразиться в открытом поле со Стардахом, чем валяться в надушенной постели этой ведьмы. Вот только сначала приличную одежду не мешало бы раздобыть.

Мучаясь бездельем и неопределенностью, он долго слонялся из угла в угол комнаты, пока не дождался появления слуги с подносом, заставленным всякими яствами. Выглядели они весьма привлекательно, но Артем решил не рисковать. Еще накормят каким-нибудь приворотным зельем, после которого все на свете забудешь.

Аккуратно отставив поднос в сторону (уж очень не хотелось зря пачкать одежду), он несколько раз ударил слугу головой об стену – первый раз тихонько, проверяя крепость черепных костей, а потом посильнее, пока у того не закатились глаза. Украшенная галунами и бантами ливрея пришлась Артему почти впору, а в сумке на поясе нашлось место для флакона.

Пытать удачу в коварном лабиринте он не собирался. Из разодранных на полосы простыней получилась довольно прочная веревка, по которой он благополучно спустился на каменные плиты узкого дворика, с двух сторон ограниченного неприступными стенами. Помня, что таящийся от чужих глаз всегда вызывает большее подозрение, чем тот, кто идет напролом, Артем поглубже надвинул на глаза лакейский берет с плюмажем и двинулся в ту сторону, откуда доносилось цоканье лошадиных подков и звон амуниции.

Внутрь цитадели втягивался через узкие ворота отряд всадников, покрытых пылью и кровью. Кони их были взмыленны, а доспехи изрублены. Артему сразу бросилось в глаза, насколько эти изнеженные, привыкшие к мягким постелям и изысканной пище воины не похожи на мрачных, утративших человеческий облик головорезов Стардаха. По эмблемам на щитах и пучкам пестрых перьев на пиках можно было догадаться, что это личная гвардия Генобры или, возможно, ее мужской гарем.

Стараясь держаться в тени, Артем обошел двор цитадели, где фонтанов было больше, чем метательных машин, а уединенные беседки встречались чаще, чем капониры. Заглянув в ближайшую из бойниц, он убедился, что пространство перед рвом густо засыпано уже хорошо знакомым ему кремовым порошком, а в самом рву, заполненном чем-то черным и маслянистым, плавают сотни дохлых птиц. Благоухание от расставленных повсюду курительниц не могло перебить запах креозота, смешанный со зловонием развороченного могильника. Уйти отсюда можно было только через одни-единственные ворота, по шаткому подвесному мосту.

Затем внимание Артема привлекла толпа воинов, собравшихся возле низкого парапета, ограждавшего один из колодцев. Громко бранясь, они швыряли вниз камни, которые почти тотчас вылетали обратно. Кто-то уже успел получить по лбу, кто-то потирал зашибленное плечо. Как бы невзначай смешавшись с потными, разгоряченными вояками, он заглянул в темную горловину колодца. На его сухом дне лежал, свернувшись в шар, Калека. Ему уже надоело швырять камни обратно, но временами, когда особо увесистый булыжник звучно шлепал по его упругой коже, он превращался в одно-единственное длиннющее щупальце, стрелой взлетающее вверх. До края колодца ему не хватало всего каких-нибудь двух-трех метров, о чем свидетельствовали многочисленные свежие царапины на замшелом камне.

Если я что-нибудь понимаю в характере Калеки, ярость его дошла до крайнего предела, подумал Артем.

Между тем на Артема стали уже подозрительно коситься. Кто-то грубо толкнул его в бок, кто-то уже тянулся к берету. Следовало торопиться, и, обхватив за плечи двух ближайших воинов, Артем опрокинул их в колодец. Присутствующие были настолько ошеломлены подобной наглостью, что их секундная заминка позволила Артему еще раз повторить свой маневр. В чем другом, но в таких делах Калека всегда был достаточно сообразительным. Он не стал рвать дико верещавших воинов на части, а, мигом подмяв их под себя, уменьшил глубину колодца сразу на метр. Артему тем временем приходилось туго. Его молотили сразу с десяток кулаков и уже несколько раз сумели достать ножом. Лишь давка пока не позволяла врагам пустить в ход более серьезное оружие, однако в задних рядах уже сверкали секиры. С великим трудом он низверг в колодец еще одного воина. Щупальца Калеки мотались совсем рядом, но Артем не мог даже протянуть туда руку. В его голову, грудь и спину били, как в барабан. Сейчас он был почти такой же голый, как и несколько часов назад. «Пропустите! Пропустите! – орал кто-то в тяжелых доспехах, пробиваясь поближе к колодцу. – Дайте я его топором попробую!»

Чувствуя, что через несколько секунд его буквально растерзают в клочья, Артем обхватил за пояс первого, кто подвернулся ему под руку, и головою вниз сиганул в спасительный сумрак колодца. Из глаз посыпались искры, что-то хрустнуло в шее, болезненно екнуло под селезенкой, но приземление оказалось достаточно мягким (хотя тело Калеки вовсе и не напоминало надувной матрас, как на это надеялся Артем). Вслед за этим он оказался самым верхним в живой пирамиде, с помощью которой его спутник получил шанс выбраться на волю. Что-то твердое, как донышко бутылки, уперлось Артему в грудь, едва не проломив ребра, но уже спустя полминуты он вновь стоял возле парапета, выдернутый из колодца, словно репка из грядки. Рядом, выше его вдвое, жуткой треногой торчал Калека, и все его свободные щупальца мотались, как мельничные крылья. Остальные живые существа, оказавшиеся в этот момент во дворике цитадели, занимали лежачее или, в крайнем случае, полусидячее положение. Их стоны и брань заглушали даже доносящийся из колодца истошный визг.

– Я здесь! – раздался откуда-то сверху знакомый голос.

Только теперь Артем заметил, что в проеме одной из бойниц центральной башни стоит во весь рост Надежда, вот-вот готовая броситься вниз с высоты третьего этажа. Калека, двигаясь с устрашающей стремительностью, мигом оказался у башни и осторожно принял ее в свои шупальца. Короткая передышка позволила врагам кое-как прийти в себя и перегруппироваться. Из всех щелей уже лезли вооруженные люди, мрызлы, рогатые жабы и всякая другая нечисть.

– К воротам! Быстрее! – крикнула Надежда, размахивая подобранной у колодца секирой.

Однако почти сразу выяснилось, что осуществить этот в общем-то, реальный план (разметать кучку израненных и изнемогших в недавнем бою всадников, сгрудившихся перед воротами, было нетрудно) вряд ли возможно: последней из-под низкой стрельчатой арки выехала Генобра в полном боевом облачении максара.

– Кому там еще неймется? – крикнула она. – А ну-ка, потише! Это ты, что ли, здесь резвишься, сестричка?

– Я, – сдержанно ответила Надежда.

– Значит, уйти хочешь? Без спроса, с обидой в сердце?

– Я к тебе в гости не набивалась. Поэтому и ухожу без спроса.

– Ну это уж как получится! – Тускло мерцающая лента рванулась из ее руки вверх. – Взять их! Бросить всех в колодец!

Вот тут-то и началась настоящая схватка! Тактика нападающих была хоть и незамысловатая, но эффективная – пока Генобра, размахивая клинком, загоняла Калеку в тупик, образованный двумя сходящимися под острым углом стенами, ее верные слуги заваливали Артема и Надежду своими телами.

После очередного, уже неизвестно какого по счету, тяжелейшего удара в висок Артем вдруг утратил всякое желание продолжать борьбу и позволил дюжине разъяренных врагов уложить себя на обе лопатки.