Это была наглая и бессовестная демагогия. Второй инквизитор, очевидно, тоже понял это. Он опустил голову, словно боялся встретиться взглядом с допрашиваемым. Такое явное сочувствие не ускользнуло от узника. Мирандо уже не ощущал себя столь безнадежно покинутым и одиноким. Чахлым лучиком света брызнула в сердце надежда. Возможно, следователь просто хочет запугать его. Если он станет спокойно и последовательно отводить все доводы следствия, то они не смогут обвинить его. Или все равно смогут?

– При обыске у вас обнаружена переписанная Иеронимом Беслером копия запрещенного сочинения «О печатях Гермеса».

– У кого сейчас нет запрещенных книг?

– Отвечайте только на вопрос! - повысил голос главный следователь. - Вы собирались заниматься практической алхимией? Прибегнуть к черной магии?

– Нет! Нет! Вы ничем не можете доказать это. Сам папа посвящает досуг алхимии. Алхимия не является запрещенной наукой.

– Алхимия, как и астрология, если они не связаны с черной магией, действительно не являются науками запрещенными, - пришел на помощь второй инквизитор. - Святой отец спрашивает вас, не намеревались ли вы прибегнуть к черным таинствам, описываемым в сочинении «О печатях Гермеса».

Главный следователь повернулся к коллеге. Нахмурился и, не скрывая раздражения, сказал:

– Именно это я и хотел спросить… Но можете не отвечать. - Он опять уставился на переносицу Мирандо. - Вы же будете отрицать, что занимались черной магией?

– Да, святой отец.

– А у нас есть доказательства, что вы лжете! - закричал он, вскакивая из-за стола. - А ложь перед лицом Святой службы сама по себе преступна!

Второй следователь удивленно наморщил лоб и широко открыл глаза. Сочувствие его становилось совершенно открытым.

«Нет у тебя никаких доказательств», - подумал Мирандо.

– На диспуте в Саламанке вы утверждали, что святой дух является непременным атрибутом материи, - опять спокойно и тихо сказал главный инквизитор.

Внезапные переходы от гнева к спокойствию держали Мирандо в состоянии непрерывной тревоги и ожидания. Они мешали ему успокоиться и не давали сосредоточиться. Он не знал, надо ли ему говорить что-либо или дожидаться явного вопроса. На всякий случай он решил осторожно ответить. Он просто не мог сидеть молча. Пауза давила и мучила его.

– Я не помню, что точно говорил на диспуте. Но думаю, что эти слова могли мне принадлежать.

– Я не спрашиваю вас, говорили ли вы это! - Инквизитор опять повысил голос и раздраженно ударил ладонью по столу. Пламя свечей дрогнуло и зашаталось. Мутные восковые слезы упали на серебро. - Отвечайте только на вопросы! Меня интересует, что вы понимаете под святым духом! Можете теперь ответить, - спокойно добавил он.

– Я понимаю под святым духом мировую душу, как этому учат пифагорейцы и премудрый Соломон.

– Не изворачивайтесь! Слишком умным себя считаете.

Мирандо с ужасом увидел, как черная непрозрачная тень заслонила вдруг скалящийся череп. Потом в черноте высветилось белое как мел лицо. Незнакомый, коротко подстриженный человек не отрываясь смотрел на него сквозь стекла странных очков без оправы и дужек. Зловещая улыбка искривила рот человека. Блеснуло золото зубов. Мирандо услышал обращенные к нему слова.

Он сначала не понял их, словно произнесены они были на незнакомом языке. Но кто-то внутри него повторил их. И сама мысль как бы вдруг вошла в его мозг.

– Слишком умным себя считаете! Но ничего, мы знаем, как обращаться с такими умниками. У нас есть средства развязывать языки, - услышал Мирандо внутри себя, и видение исчезло.

– У нас есть средства добывать истину у таких, как вы, строптивцев, - сказал главный следователь и небрежно махнул рукой в противоположный угол подземелья. Мирандо безотчетно обернулся. В красноватых отблесках огня он увидел дыбу, испанский сапог, бесчисленные клещи и крючья. В малиново-черной тени стоял человек в сером балахоне. Стоял как статуя, скрестив на груди руки. Даже глаза не поблескивали в черных прорезях балахона. У ног его, как спящая змея, свернулась веревка.

Мирандо почувствовал, как холодеет тело и медленный пот щекочет спину. А лицо, что привиделось ему, все стояло у него перед глазами, не таяло. Особенно уши пугали - острые, волчьи.

– Советую подумать обо всем этом, - сказал главный следователь, вставая. Хлопнул в ладоши. Заскрипела чугунная дверь. Гулко прозвучали шаги за спиной. Со звоном стукнули об пол алебарды. Два кавалера в черных масках выросли по обе стороны узника. Он нерешительно встал, почти теряя сознание от ужаса.

– Уведите его!

Трижды звякнули алебарды. Черная перчатка с аметистовым перстнем поверх замши легла на плечо Мирандо.

А он еще смел думать о допросе под пыткой! Какое безумие! При одном лишь воспоминании об этих крючьях…

Громадный палач в балахоне. Пылающие дрова. Малиновый блеск… Одиночная камера уже не так ненавистна. Странное создание человек. Чуть свернутые хищными треугольничками уши.

Мирандо мечется, как зверь в клетке. От стены до стены. Три шага вперед, три шага назад.

«Все во всем», - как писал Анаксагор. Мир един. Невидимые корпускулы, составляющие основу вещей, управляются теми же законами, что и светила. Говорить так - это значит впасть в страшную ересь. Но почему, почему? Неужели человек не волен доискиваться основ бытия? Разве бог так ревнив и мелочен? Кто пострадает, если людям откроются вдруг тайные пружины и рычажки мироздания? Весь видимый и весь невидимый мир живут по одним и тем же законам. Или мы оскорбим бога, прочитав его тайные скрижали, проведав сокровенные принципы, по которым он сотворил вселенную?

Бог со дня творения не вмешивается в наши дела. Иначе не вершились бы на земле мерзости и беззакония во имя его. И что есть Земля? Один из бесчисленных миров в бесконечном пространстве… Обитаемая пылинка на конце ногтя Предвечного. Что бы там ни говорили маститые теологи и всезнающие клирики, но смешно почитать Землю центром и венцом мироздания. Разве звезды восьмой сферы всего лишь светильники для нашего заурядного мира? Слишком прекрасны звезды, чтобы освещать беззакония и уродства жизни нашей. Гордыня непомерная для столь ничтожных существ. Разве евангелие не предписывает нам большего смирения? Сами бросают вызов богу в гордыне своей. Только необъятная вселенная может быть достойным обиталищем творца.