— Так-так. Ну и что?

— Вот эта костяшка, в первом ряду… — Маура показала на снимке ближайшую к запястью кость —…она называется ладьевидной. Под нею, как видишь, находится сустав, и здесь, на снимке, отчетливо виден осколок другой кости. Это часть шиловидного отростка. Вместе с кистью убийца отсек и часть кости верхней конечности.

— Я все равно пока ничего не понимаю.

— А теперь взгляни на снимок культи верхней конечности. — Маура показала на другую пленку. — Это периферические окончания двух костей предплечья. Тонкая кость — локтевая, внутренний мыщелок плечевой кости. А толстая, со стороны большого пальца кисти, — лучевая. Ну а это — шиловидный отросток, о котором я говорила вначале. Понимаешь, о чем я?

Джейн нахмурилась.

— Целехонькая. На этом снимке культи кость видна вся целиком.

— Верно. Не просто целая, но и соединенная с концом другой кости. С шиловидным отростком.

Внезапно Джейн почувствовала, что в этом ледяном помещении у нее окоченело лицо.

— О боже, — тихо проговорила она. — Кажется, дело совсем плохо.

— Да, плохо.

Повернувшись, Джейн снова подошла к столу. И посмотрела на отчлененную кисть руки, лежавшую рядом с культей верхней конечности, с которой, как она думала — вернее, они все думали, — та когда-то была соединена.

— Поверхности разреза не совпадают, — заметила Маура. — Да и на снимке это отчетливо видно.

— Вы хотите сказать — это не ее рука? — спросил Фрост.

— Чтобы это доказать, нужен анализ ДНК. Хотя доказательство, по-моему, налицо, — сказала Маура и, взглянув на Джейн, прибавила: — Есть еще одна жертва, но вы ее пока не нашли. У нас есть ее левая рука.

15 июля, среда. Фаза Луны: новолуние.

Вот обычаи семейства Соул.

В час пополудни дядя Питер приходит домой из больницы после неполного рабочего дня. Переодевается в джинсы, футболку и направляется в огород — там в большом количестве произрастают помидоры и подвязанные огурцы.

В два часа на пригорке появляется малыш Тедди с удочкой — он возвращается с озера. Без улова. Еще ни разу не видел, чтобы он принес домой хоть одну рыбешку.

В четверть третьего на пригорке показываются две подружки Лили, с купальниками и полотенцами. У той, что повыше, — ее, кажется, зовут Сарой, — еще и радиоприемник. Из него звучит странная ухающая музыка, нарушающая послеполуденную тишину. Они расстилают на лужайке полотенца и ложатся загорать, как ленивые кошки. Кожа у них так и лоснится от лосьона для загара. Лили садится и тянется за бутылкой с водой. Подносит ее к губам и вдруг, замерев, смотрит на мое окно. И видит, как я за ней наблюдаю.

Это уже не первый раз.

Она медленно опускает бутылку и говорит что-то подружкам. Теперь и те садятся и смотрят в мою сторону. Некоторое время они глядят на меня, а я на них. Сара выключает приемник. Они втроем встают, отряхивают полотенца и направляются в дом.

Через некоторое время в мою дверь стучится Лили. И, не дожидаясь ответа, входит ко мне в комнату.

— Почему ты наблюдаешь за нами? — спрашивает она.

— Я просто смотрел в окно.

— Ты смотрел на нас.

— Это просто вы были там, куда я смотрел.

Ее взгляд падает на мой стол. Там лежит раскрытая книга, которую мама подарила мне на десятый день рождения. Она известна под названием «Египетская книга мертвых». Это собрание погребальных текстов. Всех заклинаний и магических формул, позволяющих путешествовать по загробному миру. Лили подошла поближе к книге, но дотронуться побоялась, будто бы страницы могли обжечь ей пальцы.

— Тебе интересны обряды, связанные со смертью? — спрашиваю я.

— Это все суеверие.

— Откуда ты знаешь, если никогда не пробовала?

— И ты умеешь читать эти иероглифы?

— Меня мама научила. Но это все слабые заклинания. Не по-настоящему мощные.

— А что бывает от мощных?

Она бросила на меня прямой, решительный взгляд, и мне даже показалось, что силы в ней гораздо больше, чем я думал. Что, если я недооценил ее?

— С помощью самых мощных заклинаний, — говорю я, — можно воскресить мертвеца.

— Да ну, как в «Мумии»[7], что ли? — смеется она.

Смешки слышатся и у меня за спиной, я поворачиваюсь и вижу в дверях обеих ее подружек. Они подслушивали и теперь смотрят на меня с презрением. Как на чудака, каких сроду не видели. Они даже не подозревают, что я и впрямь не такой, как все.

Лили закрывает «Книгу мертвых».

— Девчонки, пошли купаться, — говорит она и выходит из комнаты, оставляя за собой сладкий аромат лосьона для загара.

Из окна мне видно, как они спускаются с пригорка к озеру. В доме воцаряется тишина.

Я иду в комнату Лили. Снимаю с ее щетки для волос длинные темные пряди и прячу к себе в карман. Потом открываю пузырьки и баночки с лосьонами и кремами и нюхаю; каждый запах навевает мимолетные воспоминания: вот Лили завтракает за столом, вот сидит рядом со мной в машине. Раскрываю платяной шкаф, выдвигаю ящики и трогаю ее одежду. Такую же, как и у всех американских девчонок. Ведь она всего лишь девчонка, в конце-то концов. Но за ней нужно приглядывать.

Что я по мере сил и делаю.

Сиена, Италия. Август.

Лили Соул очнулась мгновенно — ее словно вырвали из глубокого сна — и теперь, тяжело дыша, лежала среди сбившихся простыней. В щель между чуть приоткрытыми деревянными ставнями просачивался желтоватый предвечерний свет. В полумраке над постелью жужжала, описывая замысловатые круги, муха, привлеченная запахом ее влажного тела. И страха. Она села на тонкий матрас, откинула назад спутанные волосы и принялась массировать голову — сердце мало-помалу перестало колотиться. Из-под мышек у нее струился пот, впитывавшийся в футболку. Она ухитрилась заснуть в самое пекло — в комнате все еще стояла духота, и от спертого воздуха впору было задохнуться. «Нет, больше так не могу, — подумала она, — эдак просто свихнусь».

«А может, я уже свихнулась».

Она встала с постели и подошла к окну. Жаром дышали даже керамические плитки у нее под ногами. Открыв ставни, она взглянула на маленькую площадь, на дома, раскалившиеся на солнце, точно каменные печи. Золотистая дымка окрасила умброй купола и плоские крыши. Благоразумные жители Сиены искали спасения от летнего зноя у себя дома; на улицах же сейчас, наверное, остались одни только туристы — они бродили тараща глаза по узеньким улочкам, пыхтели и обливались потом, взбираясь по крутому склону к базилике, или фотографировались на Пьяцца дель Кампо, топчась на месте и прилипая расплавленными подошвами к раскаленной брусчатке. Обычные туристические хлопоты, которым предавалась и она сама, когда впервые приехала в Сиену, — до того как переняла уклад местных жителей. Еще до того, как на этот средневековый город опустился августовский зной.

На маленькой площади, у нее под окном, не было ни души. Повернув голову, она заметила в полутемном закутке, у двери, резкое движение. Она так и замерла, не сводя глаз с того места. «Я его не вижу, а он меня?» Следом за тем из темного закутка вынырнула странная тень — она потрусила прямиком через площадь и скоро скрылась из виду.

Всего лишь собака.

Усмехнувшись, она отвернулась от окна. «Не каждая тень скрывает чудовище, — подумала она. — Только некоторые. Бывает, что тени следуют за тобой по пятам и угрожают, куда ни пойди».

В маленькой ванной она ополоснула лицо едва теплой водой и забрала темные волосы в хвост. Она не тратила время на макияж: за последний год ей пришлось отказаться от всех привычек, мешавших быстро передвигаться. Она вполне обходилась маленьким чемоданчиком, рюкзаком и всего лишь двумя парами обуви — сандалиями да кроссовками. Джинсы, футболки и свитера защищали ее и от жары летом, и от мокрого снега зимой. Если уж речь заходит о выживании, то здесь главное многослойность защиты — это относится и к одежде, и к эмоциям. Сторонись стихии, опасайся привязанностей.