— Ты скоро? — как будто подтверждая его догадки, спросила она. — Мне стало холодно.

Сейчас загорится, — сказал он и достал из коробки последнюю спичку. Костер, будто понимая его тяжелое положение, наконец разгорелся. Сразу стало уютнее и теплее. Языки пламени весело побежали вверх, и запах костра наполнил лес. Он достал из сумки пакеты с едой, бутылку красного вина и посмотрел на нее. На ее лице он снова увидел восторженное выражение, которое ему так нравилось.

— Хорошее вино, немного еды, лес, костер и красавица-подруга — что еще нужно для полного счастья? — провозгласил он, наливая вино в стаканы.

— Больше не надо ничего, — сказала она и обняла его крепко-крепко. Так они стояли несколько минут, он — с полными стаканами в руках, она — прижавшись к нему всем телом.

После вина и еды озеро уже не казалось таким невзрачным, а ветер — таким противным. Они лежали на одеяле и смотрели в небо, по которому летели большие и хмурые тучи.

— Ты знаешь, — сказала она, — я только один раз видела море. Оно так красиво.

— Я знаю.

— Вот закончу учебу, стану работать, — продолжала она, — получу кучу денег и каждый год буду путешествовать. Ты просто не знаешь, как я люблю путешествовать.

Он молчал, ему надо было зарабатывать деньги, чтобы прокормить семью.

— Интересно, мы с тобой потом увидимся? — снова заговорила она.

— Мне было бы интересно посмотреть на тебя, когда тебе будет лет двадцать пять-двадцать шесть, — сказал он.

— А что изменится?

— Ты повзрослеешь и будешь такой же красивой, но более…

— Более что?

— Более спокойной, что ли…

— А ты не боишься, что тогда я тебе не понравлюсь?

— Малыш, беда в том, что ты будешь мне нравиться всегда.

— Но почему это беда?!

— Потому что ты стала мне очень близким человеком. Я уже привык, что ты есть в моей жизни, понимаешь?

— Ты не хочешь, чтобы мы расстались?

— Не хочу. Но в жизни так редко можно делать то, что ты хочешь.

— Я знаю…

Потом они лежали молча, думая каждый о своем. Костер погас. Ветер постепенно усиливался.

— Нам пора собираться, — сказал он.

— Как жаль. Здесь так хорошо…

Они встали, он поцеловал ее красные от вина и ветра щечки, и они начали собирать вещи.

Не успели они выйти из леса, как погода окончательно испортилась. Ветер стал ураганным. Температура резко упала. Девушка дрожала, как осенний лист. Как назло, автобус опаздывал. Он снял с себя шерстяную куртку и заставил ее надеть.

— А как ты? — спросила она.

— Меня будет согревать твой ласковый взгляд, — пошутил он, стараясь побороть дрожь в теле.

Ветер пронизывал его насквозь. Она обняла его. Они и стояли в обнимку на пустынной остановке, обдуваемой со всех сторон, пока не появился долгожданный автобус. В город они вернулись усталые и окончательно замерзшие. Он проводил ее до дома и почему-то был уверен, что она пригласит его к себе. Он так замерз и так устал, что, казалось, уже никаких сил не оставалось, чтобы ехать дальше, к себе в большой дом, где его никто не ждал. Он уже представлял себе кружку горячего чая вкупе с ее горячими губами… Но… У самого входа в подъезд она повернулась лицом к нему и сказала:

— Ты извини, но я не могу тебя сегодня пригласить.

Он побледнел еще больше, но ничего не сказал.

— Понимаешь, завтра утром моя мама должна ко мне зайти. Я не хочу, чтобы она тебя видела.

— Я бы мог уйти рано… Впрочем, это не имеет большого значения. До свидания!

Он резко повернулся и ушел навстречу ледяному ветру, ругая ее, себя, весь этот холодный, чужой и несправедливый мир.

Через два дня она пришла к нему в большой дом. На этот раз она заявила, что очень спешит, и ушла через пару минут, пообещав, что завтра позвонит ему на работу.

— Ты не поверишь, — сказала она на прощанье, — но в тот день, когда ты меня провожал домой, я поднялась к себе и поняла, что хочу, чтобы ты остался со мной. Я побежала вниз, но ты уже ушел.

Ее обещание позвонить означало, что он должен бросить на время свою работу и сидеть в секретариате, поскольку на его рабочем месте не было телефона. На следующий день в назначенное время он ждал целый час, но она так и не позвонила. Та же история повторилась и на следующий день.

— Интересно, кто тебя так заставляет ждать? — ехидно заметила молоденькая сотрудница секретариата. — Наверно, женщина какая-то?

— А кто же еще? — попытался отшутиться он, но потом, после очередного часового ожидания, попросил: — Она, может быть, завтра позвонит или, скажем, послезавтра. Ты ведь знаешь, где я работаю, позови меня к телефону, я тебя очень прошу.

— Ладно, мне не жалко, — сказала секретарша. Он увидел, как она посмотрела на него сочувствующим взглядом, и покраснел. Показать кому-то, как он переживает из-за какой-то девчонки, было для него чересчур. Незаметно для себя он перешел ту грань, где эмоции и чувства берут верх над расчетом и здравым смыслом. Он это понимал, злился, но еще больше хотел ее увидеть… Он вел себя, как маленький мальчик, который не хотел отдать любимую, но чужую игрушку, хотя понимал, что это ничем хорошим не кончится.

Она так и не позвонила. Он все время надеялся, что, как раньше, войдет к себе в комнату и увидит ее сидящей у окна с улыбкой на лице, и поэтому старался как можно раньше приходить с работы домой, а то, не дай Бог, она придет и увидит, что дверь его комнаты закрыта, и тогда…

Так прошла неделя, вторая, третья… Никогда он еще не чувствовал себя таким одиноким и несчастным. Он уже понял, что потерял ее. Он еще раньше чувствовал, что теряет ее, но не знал, как себя вести, что делать, чтобы удержать. Разве можно удержать весну, ветер в горах, молодость… Умом он это прекрасно понимал, но ничего не мог с собой поделать. Она помогала ему вновь стать сильным, но как только ушла, он стал еще более слабым и начал еще больше страдать от одиночества.

Он часами раздумывал, что делать, как дальше поступить, чтобы не сойти с ума от навалившейся тоски и не потерять последние остатки самоуважения, и, наконец, решился…

Однажды вечером, часов в десять, он пошел к ней, в тот странный дом с двумя такими разными подъездами и двумя такими разными женщинами. «Только бы она была дома», — думал он. Войдя в длинный коридор со множеством дверей, он увидел, что ее комната не заперта и там горит свет. Он вошел, по девушки там не было. Взяв единственный стул, он поставил его за дверью и сел. Комната была наполнена ее запахом, и сердце его начало стучать сильно-сильно. Она пришла минут через пять. Волосы ее после душа распрямились, но были не менее красивыми, лицо порозовело. Выглядела она совсем девчонкой. Он сидел, не шевелясь, и первые две секунды она его не замечала. Потом, почувствовав чужого, она вздрогнула, но, узнав его, засияла.

— Ты просто не знаешь, как я рада, что ты пришел, — сказала она.

— А я вот совсем не рад, что мне пришлось тащиться сюда, — сказал он, продолжая сидеть и сверлить ее своим тяжелым взглядом. — Тебе срочно надо собрать документы. Я тебя устроил летом на работу в пансионат, где я отдыхал зимой. Ты не только немного денег заработаешь, но и сможешь отдохнуть. Ты поняла меня?

— Извини, — сказала она с видом провинившегося ребенка, — но, знаешь, я не смогла тебе позвонить…

— Ты вольна делать что хочешь, как, впрочем, и я. Он встал и надел свой старый изношенный плащ.

— Ты уходишь? — заволновалась она.

— Да, ухожу. Ты заставила меня ждать… Я… — от пережитого унижения он еще больше помрачнел и не в состоянии был найти нужные слова.

— Останься, — попросила она, — я тебя очень прошу.

— Нет, — сказал он жестко, — теперь уже я не хочу оставаться. Не хочу. Ты ведь ничего не потеряешь. Я уже тебя хорошо знаю. Ты запросто можешь выйти на улицу и кого-нибудь попросить подарить тебе ночь. Это у тебя неплохо получается. Я не первый и не последний, кого ты об этом просишь, не правда ли? Не этим ли ты занималась в последние Две недели? Поэтому ты так хорошо знаешь, что спать здесь лучше на полу…