Имени чернореза, о котором я говорю тебе, никто не знает. Мне оно известно, но тебе о нем знать ни к чему. Люди же зовут этого мастера Пауком. Самые сильные по всей Хайбории камин подчиняются его власти. А сам он стар… очень, очень стар! За свою жизнь изготовил он семь морионовых ожерелий… Доводилось ли тебе, Конан, слышать о двуликом правителе Мольдзене?

— Еще бы не слышать! Ведь это один из последних правителей Хаагена, Черный Мольдзен! Он-то, как я знаю, и способствовал гибели некогда прекрасной страны, погубив множество людей придав одних страшных казни и сгноив других в темницах. Мольдзен Блэханд… Мангельда рассказывала мне об ужасах, которые он творил! Безумный тиран… Он умер в прошлом столетии, пережив три поколения обычных людей.

— Совершенно верно, киммериец, я говорю именно о нем. Этого человека, если можно о нем так сказать, считали даже бессмертным и поклонились ему, как богу. Так вот, он постоянно носил на груди талисман из мориона, сделанный руками Паука, и пил вино из такого же бокала, инкрустированного золотом. Колдовской камень погубил его душу, и то, что осталось жить, было лишь оболочкой, до краев наполненной ненавистью.

— Получается, этот Паук — еще древнее, чем Мольдзен Блэханд? И он до сих пор…

— Так и есть. Горбатый чернорез умрет, лишь когда сам пожелает — на третий день после тот, как наденет на себя морионовое ожерелье. И сила колдуна уйдет вместе с ним, дабы он сохранил возможность из потустороннего мира продолжать нещадно мстить тем, кто остался в живых.

Таково последнее предназначение любого ожерелья из мориона. Мне удалось найти и уничтожить шесть таких талисманов. Последнее, седьмое, осталось в руках Паука, и с ним он должай вскоре покинуть сей мир. Но после смерти он станет еще опаснее, чем при жизни. И я иду, дабы предотвратить это. Есть только один способ остановить подобное зло: сорвать с шеи лежащего в гробу чудовища в человеческом обличье проклятое колдовское ожерелье, закрыв тем самым дверь, через которую оно намерено возвращаться, чтобы продолжать сеять вокруг себя страдания и смерть. Но обычному человеку не под силу даже закрыть глаза колдуна. При такой попытке он тут же потеряет сознание и упадет без чувств. И уж тем более никто не способен прикоснуться к магическому камню. Однако если сейчас я… уйду, чтобы заплатить за возвращенный твоему другу разум, то кто завершит начатое мною дело? Шесть черных дверей я закрыл навсегда, но и единой оставшейся будет довольно, чтобы зло продолжало свершаться, а Блистающий — торжествовать!

— А я не гожусь для этой цели? — спросил Конан, хотя и так знал ответ.

— К сожалению, нет, — покачал головой Шин-дже-шедд. — Ты невероятно силен и многое дано тебе, воин с благородным сердцем. Но ты лишь напрасно погубишь себя, попытавшись сотворить подобное!

Варвар тяжело вздохнул. Конечно, тягаться с могущественным чародеем он вряд ли мог. Он не Аватара — просто человек. Вот если бы требовалось вступить в открытый бой… это было бы совсем другое дело!

— Однако существует выход и из этой ситуации, — снова заговорил меруанский мат. — То, что ты сделать не в состоянии, может совершить Ллеу. Он пройдет мой путь и исполнит мой долг, а после вы продолжите поход в Ландхааген. Но ты должен знать: это очень опасно. И может стоить, жизни — вам обоим. Сила твоего друга не так велика, как моя, а действовать надо быстро. Ибо мне стало известно, что уже на завтра Паук назначил день своей гибели, а это значит, что спустя еще два дня тело его предадут земле. И если при этом морионовое ожерелье будет на его шее, всему конец. Все ли ты понял, киммериец?

— Мне все понятно. Но раз по-другому нельзя… ты хочешь, наверное, чтобы я дал тебе клятву?

— Нет — мне довольно твоего слова. Не забывай! Я знаю тебя. Что ж… идите в Гандерланд, и пусть никакая сила не остановит вас на этом пути.

Меруанец опустился на землю рядом с Ллеу, и взял его руки в свои, прикрыл глаза… и варвар почувствовал, что почва под его ногами как то зашевелилась. Поднялся сильный ветер, забивающий песком и пылью легкие, звездное небо враз сделалось непроглядно черным — лишь яркие сухие всполохи молний проносились по нему, вонзаясь в землю. Тела юноши и Шин-дже-шедда были словно охвачены пламенем, от них разлетались снопы искр. Очевидно, происходящее причиняло магу сильные страдания — лицо его было искажено неподдельно мукой… и то, что он при этом не издавал ни звука, делало происходящее еще более жутким.

…Окончания трагедии Конан не видел. Когда он вновь открыл глаза, было утро, причем совершенно спокойное и ясное — ни следа разыгравшейся ночью бури. Киммериец огляделся. Лошади меланхолично жевали траву, время от времени встряхивая головами.

Элрина спала возле прогоревшего костра.

— Слушай, — донесся вдруг до его ушей голос Ллеу, — мы, вообще-то, где находимся? На Бритунию что-то не похоже… И зачем ты таскаешь за собой эту девушку? Она что, до такой степени тебе приглянулась, что ты со вчерашнего вечера…

— Со вчерашнего? — хмыкнул варвар. — Если бы! С того вечера, о котором ты говоришь, прошло много дней.

Юноша в недоумении потер ладонью лоб.

— Ты шутишь, конечно? А куда подевался этот лысый? Я что-то ничего не помню… Ох, и погуляли мы с тобой, верно, в Келбаце…

Отложив объяснения на потом, Конан поднялся с земли.

Шин-дже-шедд! — крикнул он, хотя прекрасно видел, что меруанец исчез.

Проклятье! Варвара охватило раскаяние. Ведь Аватара выполнил обещанное — вот рядом с ним сидит Ллеу, парень в полном порядке и, слава богам, ничего не помнит о том, что с ним произошло. А он не смог сделать для Шин-дже-шедда такую малость — хотя бы пробыть с ним до конца…

— Кого ты зовешь? — с тревогой в голосе проговорил Ллеу. — Разве с нами есть кто-то еще? А не знаешь ли ты… так странно — когда я проснулся, у меня в руке была зажата горсть пепла. Словно что-то сгорело дотла прямо у меня на ладони, а я даже не почувствовал ожога…

Горсть пепла, подумал киммериец.

Все, что осталось от странствующего бога, который сжег себя ради того, чтобы они могли продолжить свой путь. Глубокая печаль заставила горестно сжаться его сердце.

— Я хотел сохранить его, — продолжал юноша, — но подул ветер и унес этот пепел. Ничего не осталось…

— Ты остался. Шин-дже-шедд заплатил за тебя… Я все объясню тебе потом, сейчас у нас нет времени. Поехали! Элрина!..

Девушка села, переводя настороженный взор с Конана на Ллеу.

— Получилось? Ведь с ним все хорошо? Разум вернулся к Ллеу?..

— Да уж и не знаю, — проворчал варвар, садясь в седло. — Может, он снова станет вести себя как последний дурак…

И он решительно повернул коня.

— Эй, — воскликнул юноша, — ты куда? Ландхааген в противоположном направлении!

— Придержал бы язык, без тебя знаю, где Ландхааген. А нам теперь надо в Гандерланд. Там у нас есть одно дело.

Теперь без разъяснений было не обойтись, и киммериец приступил к рассказу. Подробно изложив Ллеу все, что случилось в Келбаце, Конан затем поведал своему спутнику об Аватаре Шин-дже-шедде и о дымчатом морионе. Чем дольше слушал его Ллеу, тем более мрачным становилось его лицо.

— Что я наделал… — проговорил он в глубокой печали и с искренним раскаянием в голосе. — Моя непростительная беспечность навлекли на вас столько бед! И самое ужасное, что из-за меня погиб Аватара. Я недостоин такой жертвы! Недостоин целовать землю, по которой ступала его нога — и сам же погубил его…

— Ну, меруанец здорово в тебя верил, раз говорил, что ты можешь его заменить. Хотя, конечно, получилось все скверно… Чародей он там или бог, а мужик был хороший, такие редко встречаются!

— Элрина, — после долгого молчания снова заговорил Ллеу, обращаясь теперь к девушке, — так значит, ты помогала мне во всем, когда по моей собственной глупости со мной произошло это несчастье? Ведь я ничего не соображал, ничего не чувствовал…

— Да… я… мне жаль стало, что ты такой молодой, красивый, и вдруг такое… я хотела, как лучше…