— А вот и ты, — недовольно проворчал Раммар. — Ну же, сыграй что-нибудь веселенькое. Спой хвалебную песню о Раммаре Резком — немедленно!

— К-корр, — испуганно закивал орк-бард, и в следующий момент он принялся терзать инструмент, созданный не для когтей орка, а для тоненьких эльфийских пальчиков. Поскольку «бард» мало что понимал в музыке (Раммар, недолго думая, назначил именно этого беднягу ввиду отсутствия настоящего певца), звуки, которые он извлекал из лиры, были, соответственно, не очень удачными. В бессчетный раз орк, хрипя, принялся исполнять песню, возвещавшую о великих деяниях Раммара, которую предводитель создал сам в прогрессирующем угаре от кровавого пива.

Бард умолк, когда золотая ваза, перелетев через всю пещеру, угодила ему в голову. Драгоценные камни, которыми она была наполнена, брызнули во все стороны, орк опустил лиру, попятился назад, с трудом держась на ногах.

— Сколько раз тебе повторять, что я изменил эту строчку? — заорал Раммар, швырнувший вазу. — Нужно петь «злобного, вонючего, хитрого». Все остальное было бы слишком хорошо для этого вонючки-колдуна. До тебя наконец дошло?

— Д-да, великий Раммар, — ответил бард, пытаясь не упасть. Он поднял лиру, снова принял позу и продолжил пение.

И снова певцу помешали допеть — на этот раз, впрочем, не ваза, а возня, внезапно возникшая у входа в пещеру предводителей.

Слышались взволнованные крики, проклятия и отборная ругань, а кроме прочего — задиристый рев файхок'хай. Должно быть, где-то что-то произошло…

— Что там? — сердито воскликнул Раммар и хотел вскочить в ярости, однако его немалая туша удержала орочий асар на троне, словно последний прирос к сидению. — Кто отваживается мешать пению моего барда? Неужели у этих чертовых умбал'хай нет ни малейшего представления об искусстве?

Ответил ему один из взволнованных лейб-гвардейцев, вбежавший в пещеру.

— Великие предводители, — произнес он, кланяясь. — Есть новости.

— Какого рода? — поинтересовался Раммар.

— Курса и его боевой отряд вернулись. Они привели с собой пленника.

— Пленника? — Раммар поднял брови. — С каких это пор орки берут пленников?

— И что же он такое? — поинтересовался Бальбок, радуясь разнообразию. — Гном? Тролль?

— Человек, — ответил стражник, чем немало удивил обоих, поскольку в последнее время очень редко случалось, чтобы ахгош-бонн, молочнолицый, заблудился в Гнилых землях. Слишком редко, на вкус Бальбока, считавшего человечину деликатесом.

Раммар не разделял эту страсть. В отличие от большинства орков, он не любил человечины, более того — она была ему отвратительна. Но это была тайна обоих братьев, ибо остальных это не касалось. В конце концов, Раммару не хотелось, чтобы его называли за глаза лус-ирком, овощеедом…

— Принесите человека сюда! — повелительным тоном потребовал он, и файхок мгновенно исчез, торопясь выполнить приказ.

— Разве это не волнующе? — спросил Бальбок и в ожидании пленника принялся ерзать на троне. — Наконец-то в больбоуге хоть какое-то происшествие.

Раммар недовольно покачал головой.

— Появление молочнолицых в Гнилых землях редко приводило к добру.

Простодушные черты лица Бальбока растянулись в широкой ухмылке.

— Именно это я и имею в виду…

Человек, которого поймал боевой отряд Курсы, выглядел довольно помятым.

Курса и его ребята, похоже, обращались с пленником не особенно нежно. Одежда молочнолицего висела клочьями, равно как и плащ, который болтался у него на плечах. Руки человеку связали за спиной, рот заткнули кляпом. Лицо бедолаги, все в крови, опухло, а поскольку кляп тоже пропитался кровью, можно было предположить, что пленнику выбили зуб-другой. Очевидно, колотили его изрядно. Но даже если бы он был в… неповрежденном состоянии, сложно было бы отыскать более уродливую рожу. Раммар и забыл уже совершенно, насколько отвратительны эти молочнолицые, и ему стало жутко, когда он взглянул в голубые глаза пленника.

— Где ты поймал его, Курса? — поинтересовался жирный орк у предводителя отряда, лично притащившего (а точнее, припинавшего) добычу в пещеру, в сопровождении нескольких файхок'хай, воинов из лейб-гвардии, стоявших теперь в отдалении и следивших, чтобы все было в порядке.

— На западных склонах Черногорья, — ответил Курса; то был сильный орк с серо-зеленой кожей и широко расставленными клыками.

— Судя по виду ахгош-бонна, вы не особо с ним церемонились, — заключил Раммар, скучающе разглядывавший человека. — Парень-то совсем худой, просто жутко тощий!

— Похоже, он бродил по горам довольно долго, — хрипло рассмеялся Курса. — Наверное, с ума спятил.

— С чего ты взял?

— Ну, когда он увидел нас, то, похоже, обрадовался. Бормотал что-то… Вроде как, что искал нас.

— Вот как? И что ты сделал после этого?

— Что за вопросы, главарь — я врезал ему как следует. — Курса снова рассмеялся, и Бальбок присоединился к его смеху.

Раммар, испытывая нехорошее предчувствие, не поддержал их.

— А что человек сказал потом?

— Больше ничего, — ответил Курса. — Мы связали его и заткнули рот кляпом. И понесли прямо в больбоуг.

— Прямо?

— Ну, у парня была еще лошадь, так мы ее сначала сожрали. В конце концов нам ведь запрещено поднимать руку на людей и их…

— Запрещено? — В словах Бальбока слышалась смесь недоверия и ужаса. — С каких это пор?

— С тех пор как я запретил, — недовольно проворчал Раммар. — От этих молочнолицых исходит ужасный запах, когда их варят. Кроме того, вкусовые качества человечины сильно преувеличены.

— Это несправедливо, — возмутился Бальбок. — Только потому что тебе человечина не…

— Криок! — набросился на него Раммар. — Ничего не хочу больше слушать. Приведите палача, потом мы привяжем молочнолицего к колесу и устроим миленький допрос. Посмотрим, не расскажет ли он нам, что он…

Жирный орк не договорил, когда пленник вдруг принялся издавать какие-то звуки, совершенно неразборчивые из-за кляпа.

— Что с ним такое? — поинтересовался Раммар.

— Мне кажется, он хочет говорить добровольно, — ответил Курса.

— Какая жалость. — От разочарования уголки губ Раммара опустились вниз. — Ну да ладно, пусть говорит, Курса. Но побыстрее, черт побери. Или мне начать пытать вместо него тебя?