Воевода взялся за меч, дёрнул коня.

Борец рванул рубаху и, обнажив грудь, приблизился к воеводе:

– А руби ты меня, воевода. А не буду биться!

– Упрямый чёрт! – обронил воевода, сдавливая в нетерпении эфес меча. – Ума нет, и не будет. Нет больше старых богов, за что умирать собрался?

– Как же нет, когда по-прежнему светит солнце Ярилы, дует ветер Стрибога, гремит гроза Перуна? Я есть, значит и боги есть. Не паду на колени и биться не выйду, пока князь слово не даст, что не будет заставлять окаянный крест надевать и православие на правоверие менять[3].

Владимир вновь посмотрел на борца на другом конце поля. Печенежская рать с минуты на минуту грозила броситься в битву в нетерпении. Борец верное время выбрал, чтобы требовать. Либо дружину в крови утопить, либо пойти на уступки. Оставить смерду жизнь – значит дать выбор дружине: переходить в новую веру, али держаться старой, а отрубить дерзкому голову – значит броситься в безнадёжный бой.

– Коли нет мозгов, держись своих богов, – обронил Владимир, а глаза на миг словно показали недосказанное: «Да проси защиты, чтобы не прирезал тебя лихой человек не сегодня, так завтра».

Борец вновь расплылся в лучезарной улыбке, и смело пошёл сквозь расступившийся строй на поляну, где печенежский богатырь уже поносил русичей, за то, что те растеряли храбрых людей. Их новому богу храбрые и вольные не нужны, только рабы и смиренные.

Оба богатыря сошлись посреди поля.

Печенег был выше на полторы головы и шире в плечах, а русич держался правды и верил своим богам. Обхватили враги друг друга. Сдавил печенег так, что едва не хрустнули рёбра русича. Дыхание остановилось и лицо покраснело от напряжения. Давил, давил печенег, да не падал замертво русич, а как чуть ослабил хватку, так сдавил русич. И хрустнули рёбра печенега и потекли по губам багровые ручейки. Пал печенег замертво и дрогнуло войско на той стороне поляны.

Подались кони вражины от стен Переяславля и не возвращались больше печенеги к градам русским.

Так Сёма узнал, как Владимир Святой, «не потеряв ни одного человека, отогнал врага от земель русских».

«Так вот почему двоеверие ещё несколько сот лет гуляло по Руси. Неужели действительно те, кому писанная нужными людьми история присвоила эпитеты „Великий“, „Святой“, „Мудрый“ на самом деле не таков?», – подумал Сёма.

– Ну как тебе ощущение клинической смерти? Куда тебя приписали за три с половиной минуты? – Обронил Сергий, едва Сёма пришел в себя. – Ад? Рай? Что показал тебе твой мозг, напичканный постулатами?

Блондин быстро забыл о смерти – не умер, да и ладно. Чего о ней грустить? Больше мысли о князе Владимире беспокоили. Но раз брат спрашивает, надо отвечать.

– Там, по крайней мере, тепло. Не такая жара, как здесь. Просто тепло. И на свет не скупятся. Ангел-хранитель только снова взъярился. Странный какой-то. Крыльев нет, рогов тоже.

– Крыльев нет потому, что ты знал, что крыльев у них никогда и не было, и твой контуженный разум не дорисовывал ничего лишнего. С рогами сложнее. Понимаешь, изначально демон – дух земли, защищающий планету от энергетических вторжений и инопланетных посягательств. Не свойственны духам рога, Лео. А кроме духов прочих демонов не осталось. Всех боги и герои в смутные времена перебили.

– Я поражаюсь человеческой фантазии. Не поскупились же на краски в описании всех мук ада тем, кто будет иметь своё мнение. – Ответил Сёма, пытаясь справиться с головной болью. Солнце напекло так, что казалось вот-вот из ушей кровь пойдёт. – Скорп, а почему Владимир христианство выбрал? Ну, официальную версию в топку, конечно.

Сергий пошкрябал плечо, отодрал кусочек кожи, поморщился и ответил:

– Выбрал потому, что они взяли всё лучше на тот момент: краски, фреска и архитектурное величие забивает рецептор зрения, ладан – обонятельный рецептор, сводчатое строение принижает дух всякого входящего в здание, потому удобно для тех, кого хочешь смирить. Свечи – огонь. По-моему не было народов, которые не любили бы и не почитали огонь. Разве что африканские каннибалы, но те совсем дикие. Опять же золотом расписано всё – символ богатства, а значит величая. Бояре, что были бойцами ярыми, к тому времени опустили пояса и сменили мечи на сверкающие безделушки. Так мороки меньше, а почтение то же.

– Ага, а колокола с востока стащили, «маковки» с символа Рода взяли, красу в Византии умыкнули, а книгу, идеологию и структуру подчинения у иудеев, – продолжил Сёма. – В несколько модернизированном виде. А чтобы не было умных вопросов, поощряют употребление алкоголя при каждом причастии. Если здоровому мужику «крови христовой» нужно много, чтобы опьянеть, то младенцу ложечки – как тому мужику стакан спирта. В какого здравомыслящего субъекта превратиться ребёнок, которого еженедельно причащают на службах? К тому же, если тебе каждый день внушать, что ты изначально греховен, в возрасте разовьётся комплекс неполноценности и всё – хватай голыми руками. Раб готов.

Скорпион усмехнулся:

– Всё так, аналитик.

– Но как тогда страна простояла тысячу лет? Стойкие люди? Или подстройка обрядов, часть языческих обычаев и праздников осталась неизменной? – Посыпал предложениями блондин.

– Это тоже. Но мало кто знает, что у нас своих Христа целых три было. Раньше, до четвертого века под этим словом понимали «спасителя». И никому и в голову не приходило связывать его с малоизвестным Иисусом с Галилеи. До времени его пиара было ещё далеко.

– Трое? О чём ты? – Растерялся Сёма.

– Первое воплощение – Крышень. Второе – Коляда, третье – Бус Белояр. В разное время, до и после начала новой эры, нового летоисчисления. И когда новые миссионеры шагали по землям всего известного мира, народу уже было просто принять весть о спасителе, так как видели, слышали, помнили по преданиям. Ведомые религиозными мировоззрениями с ведических начал, многие племена сохранили память о спасителе. Только его и не думали помещать на крест, на распятье. Крест вообще святой знак солнца десятки тысяч лет. На солнце с прищуром посмотри – увидишь крест. Осквернили святой знак только солнце ненавистники. Они же представили миру лунные культы, подменили понятия.

– Да я и не удивляюсь, что подменой хорошо знакомых вещей идеями с кардинально иными значениями всё прошло как по маслу. Ты ведь знаешь, что церковь беспошлинно торгует табаком и спиртным? А протестанты контролируют наркотрафик? Когда Великобритания имела колоний на половину планеты, весь опиум проходил через её руки. Думаешь, с тех пор что-то изменилось? Нет, королевская семья по-прежнему неплохо поднимает с порошка, тактично улыбаясь в объективы камер и фотоаппаратов. Но весь мир будет и дальше восхищаться роскошеством королевских свадеб, рождением принцев. Потому что внешнее на первый взгляд всегда красивее внутреннего.

– Кровавая эпоха становления единоверия закончилась.

– И чёрт с ней, честно говоря.

– Все религии потеряют смысл и перейдут на новый уровень, едва первые корабли колонизируют ближайшие планеты. Космическая эра должна быть более человечной, Лео.

– Верно, брат. Но суть не измениться. Всё делается из-за денег и власти. Долбанные генераторы войн. Всё им бабла мало. Никак не нажрутся всевластием.

– Знаешь, Сём, у каждого нет денег на разные цели. У кого-то на хлеб или проезд в автобусе, у прочих на личную яхту, самолёт, футбольный клуб. Вывод только один – ВСЕМ не хватает. Вот у тебя на что нет? – Сгоревший на солнце черноволосый юноша с длинными, растрёпанными локонами повернул голову к спасённому брату.

– Да что я? Ты у Гейтса спроси. Или этого… как его… мексиканца. Не помню Ф.И.О. к сожалению. Он уже богаче Билла. На нефти поднялся. Углеводороды по-прежнему приносят больше доход, чем ай ти технологии.