- Рожу тебе начищу, - спокойно ответил дух. - А потом возьму лопату. И, что делать, похороню вас по-человечески. Но, батюшки мои, сколько же копать придется, чтобы такую ораву под землю зарыть.

- Надоело! - выплюнул епископ. - Больше ни одна шавка, будь ты зомби, дух бессмертный или преогарский король, не посмеет тявкнуть в нашу сторону.

Центр Круга забурлил, генерируя необычайно сильный энергетический разряд. Дед даже бровью не повел. Скрестил руки на груди и насмешливо наблюдал за хомункулюсами.

- В пыль развею! - пообещал Шрухан и синяя молния грохнула Лесовика в лоб.

Дух покачнулся, но вопреки обещаниям священника, в пыль превращаться не собирался. Колдовство скатилось по нему словно вода с утенка. Молния раздробилась на маленькие иголочки-змейки, и они посыпались на землю. Кожа Лесовика в месте магического удара не то что не обуглилась, но даже не порозовела.

Епископ даже рот приоткрыл от удивления. Он совершенно не ожидал, что какой-то хиленький дух сможет сопротивляться объединенной мощи волшебных мертвецов. Потому Шрухан еще раз ударил деда такой же молнией. И опять разряд разбился на мелкие составляющие и пропал среди опавшей листвы.

- Теперь, полагаю, мой черед, - будничным тоном заявил дедок.

Вопреки подозрениям хомункулюсов, Лесовик не уподобился зомби из Подгугиневого. Он не стал лупить епископа по лицу. Дух проделал совершенно другое.

Дед широко, невероятно широко для такого маленького человечка, раскрыл рот. Шрухан с ужасом смотрел как тонкие губы, окруженные грязной клочковатой бородой, открываются все шире и шире. В глубине громадной глотки, за несколькими рядами кривых клыков, затрепетал раздвоенный змеиный язык. Епископ даже разглядел черные гланды и еще что-то. А потом…

А потом Лесовик закричал. Страшный вой, от которого обычные смертные тотчас потеряли бы барабанные перепонки в ушах. Кошмарный рык, в нотах которого ощущалось ревущее пламя. Страшный звуковой удар, сильнее конной атаки десятка тяжеловооруженных рыцарей, опрокинул Круг Сильных.

Фигура упала на бок и кубарем покатилась, подпрыгивая через лесные деревья. Круг покатился вопреки всем законам физики - не вдоль оси, а поперек. Ломая сосны и вырывая целые горы кустарника, хомункулюсы с испуганным воплем пропали где-то в чаще. На поляне остались только мелкие капельки крови да чей-то откушенный в страхе язык.

Дед потрогал бесхозный язык большим пальцем босой ноги. Затем криво ухмыльнулся и с наслаждением почесал подбородок.

- Во как надо! - гордо заявил он самому себе. - А то припрутся тут неместные, погалдят без толку, настроение испортят, тишину вспугнут. В лесу должна быть тишина и спокойствие.

Вдруг померкло солнце. Очень резко, будто на него набежала громадная непроницаемая туча. Черный диск спрятал под собой светило, над лесом воцарилась темнота. Лишь вдалеке поблескивало - хомункулюсы стреляли молниями, пытаясь сбалансировать вращение или остановиться.

- Что за дела? - нахмурился Лесовик. - Кто такое страшное заклятие проделал?

Солнце засияло точно также внезапно, как померкло несколько секунд назад. Горячие лучи устремились вниз, осеняя горизонт в золотистые тона.

- Вот же дура дубовая, - с сожалением и горечью вымолвил дед, уставившись на север. - Придется тебя проучить. Это ж ты против Законов опять пошла!

Он широко развел грязные руки и запрокинул голову. Послышался хлюпающий звук, словно что-то большое раздирает маленькую плоть изнутри. Кожа старика трескалась, кости и череп расширялись, подавались в стороны, приобретали другие очертания. Внешность Лесовика таяла свечой. Голова разошлась очень широко, нос расплющился и далеко выдвинулся вперед. Зубы хищно оскалились и выросли на добрые пол-локтя. За считанные мгновения дух вырос в двадцать раз от своего прежнего вида. Сейчас он был размером примерно с Круг Сильных, если не больше.

- На север, - хриплым рыком сказало существо. - Они покатились на север. И мне туда нужно.

Зашуршали, раскинулись громадные черные крылья. Черный же чешуйчатый хвост ударил по основанию пня. Раздался грохот и тихонький звон битой посуды.

- Ну вот, - печально сказал изменившийся дед. - Вазон разбил, олух старый.

Мощные крылья всколыхнули воздух, поднимая тяжелую тушу над лесным покровом.

- Проведаю свой старый дом, разорву одну неумную ведьму, - донеслись последние слова. - И обратно в лес вернусь. Тут экология получше старой будет.

Хатланиэлла напряженно всматривалась в чертеж на обломке коры. Она настолько наполнилась ненасытной энергией Трешки, что чувствовала будто может летать. Внутри королевы щебетали мелкие птички, душа рвалась куда-то на свободу. В ушах оглушительно грохотали многочисленные тамтамы. Перед глазами струился каскад разноцветных фиалок, лилий и гладиолусов. На косу, казалось, выросли дурманящие цветки камелии. Они так завораживающе благоухали, что почти не ощущалась исходящая из трясины вонь.

- Что со мной? - спросила леди Хатли. - Что это такое?

Сердце стучало очень быстро. Хотелось вскочить и побежать куда-нибудь на край материка. Броситься с высокой скалы вниз, в яростные волны моря Страсти.

"Страсть… - подумала королева. - Это страсть - такое чувствуют обнимая мужчину. Нет, это не она. Это что-то другое, что-то очень приятное, почти неземное".

Она представляла себе как медленно падает в море. Соленый ветер рвет на ней одежду. Тело погружается в холодные объятья изумрудной воды. Поднимаются белоснежные брызги пены, шелковый песок морского дна щекочет босые пятки.

- Это любовь, - вдруг догадалась она. - Трешка, это ведь любовь?

Кабан философски пожал плечами. Во рту он держал длинную травинку осоки и флегматично ее пожевывал.

- Ты меня любишь? - спросила королева. Она задавала этот вопрос сотням мужчин. Большинство из них потом становились хомункулюсами. Кто-то не поддавался, кто-то мгновенно падал перед ней на колени. Но все отвечали одно и то же: "я тебя люблю".

А Толстяк ответил совершенно другое:

- Нет, не люблю.

- Что? - глаза Хатланиэллы едва не вылезли из орбит. Десятки и сотни красивейших мужиков лизали пыль на ее туфлях. А этот толстый боров говорит, что… - Ты меня не любишь?

- Настоящий благочестивец должен любить только Священное Расписание, - спокойно ответил Трешка. - Мы с тобой согрешили. Когда насадим в этом мире настоящую Веру - пойдем исповедоваться и будем соблюдать десятикратный пост. Так что не люблю…

Он даже не подозревал: только что расплавившееся сердце королевы черствеет вновь. И на этот раз обрастает ядовитыми шипами.

Если у леди Хатли несколько минут назад и были какие-то шансы превратиться в нормальную чувствительную женщину, но сейчас они пропали навсегда. Единственный мужчина, к которому прикипела душа, оказался всего лишь похотливой свиньей.

Ноздри обиженной Хатланиэллы трепетали как паруса под штормом. Ярость клокотала в ее голове. Казалось, еще несколько добавить пара, и крышка слетит. Но королева не даром многие годы совершенствовалась в заговорах и черной магии.

"Убей только Бабу, - подумала она. - А там и тебе недолго жить осталось. Я тебя растопчу, раздавлю своей униженной любовью, милый-любимый".

Вслух леди Хатли сказала только:

- Сейчас я немного поколдую и мы отправимся уничтожать мою мамочку. Подожди.

Она попыталась поцеловать Толстяка. Но Трешка, утолив свою пятидесятилетнюю жажду, всего лишь отвернулся. Это усилило унижение и добавило королеве злости.

Ведьма вернулась к созерцанию колдовской фигуры, вырезанной перочинным ножиком на коре. Взмахнула рукой и ткнула пальцем, на котором вновь устроился мышехвост, в кусок древесины. Линии многоугольника замерцали таинственным светом. По дереву пробежали миниатюрные молнии серебристых тонов. Фигура поднялась из руки Хатланиэллы и повисла в воздухе перед ее лицом.