Поток.

Дарует.

Бессмертие.

— Это как? — тупо спросил я.

— Тебя интересует физическая или мистическая подоплёка процесса? — язвительно поинтересовался Теодор, — так вот — я не знаю. Для ответов на эти вопросы с нами шли четверо учёных с аппаратурой. Но, как ты и сам знаешь, они не дошли. Поэтому, я должен, по крайней мере, взять пробу потока.

— Нет, нет, — я замахал руками, — я не об этом. Как это: «Дарует бессмертие». Какое такое бессмертие?

— Самое обычное, если можно так выразиться, — Теодор пожал плечами, — человек, побывавший рядом с потоком или соприкоснувшийся с ним, получает идеальное здоровье, почти неуязвимое тело и возможность жить вечно. Даже я, глядевший на него с расстояния в сотню метров, живу уже больше века, не постарев ни на год.

— Круто, — сказал я, уставившись в потолок и вдруг меня поразила одна мысль, — так что это получается, если я пойду туда, то…

Теодор только усмехнулся.

Получить вечную жизнь — перспектива, конечно, весьма радужная, но уже давно известно, пирожные бесплатными не бывают, а самые вкусные находятся где-то рядом с бесплатным сыром. Интересно той цены, которую я уже успел выплатить хватит за это «угощение»? Или неизвестный торговец экзотическими блюдами потребует дополнительной оплаты?

— Посему давай, поднимайся, — сказал Теодор и начал собирать барахло, разбросанное по полу пещеры. Мой мешок он бросил рядом со мной, недвусмысленно дав понять, что с пустыми руками меня никто не отпустит, — чем быстрее я возьму пробу — тем быстрее выберемся на свет божий. Каждый день пребывания в Бездне старит человека на тысячу лет. Я ощущаю себя таким же древним, как пирамиды.

Пока он перекладывал вещи из всех мешков в свой, я размышлял над мыслью, которая не покидала мою голову с тех пор, как Зверь показал Шведов броник. Теодор возился, стоя спиной ко мне, поэтому я очень тихо подполз к дохлому водиле и начал искать, где открывается застёжка на его поясе. Проклятущее деньгохранилище ни в какую не желало покидать талию своего прежнего владельца. Да ещё приходилось осторожничать, пытаясь не перемазаться в кровавых ошмётках, разбросанных вокруг. Когда мне, наконец, удалось стянуть пояс, я вздохнул с видимым облегчением.

— Мародёрствуем, помаленьку? — в голосе Теодора явственно ощущалось осуждение моего поведения, — ну что вы за люди? Даже в преисподней будете заниматься своими делишками — воровать, убивать, насиловать!

— Ему эти деньги уже ни к чему, — я не собирался оправдываться, как-то само по себе вышло, — а у меня семья, дочку кормить надо, жену…Этих денег, — я застегнул похрустывающий пояс на себе, — мне не заработать за всю жизнь.

— Да Утюг заплатит такие деньжищи, которых тебе хватит на всю твою бесконечную жизнь, — сказал Теодор с досадой, — а ты возишься с этими копейками, обирая трупы!

— Хрен его знает, этого вашего Утюга, — я пожал плечами, — заплатит он или нет. А вдруг я выберусь наружу сам? Где я буду тогда искать этот, ваш электроприбор?

— Думаешь, я могу погибнуть, а ты останешься жив? Ну ну, — ему это показалось смешным, — А за Утюга не беспокойся, если ты ему потребуешься, он тебя отыщет моментально. Страшненький человечек, но дело своё знает. А его сейчас прижало так, что он крутится, словно вьюн на сковороде.

— Посмотрим, — неопределённо протянул я и одёрнул куртку на себе, — ну, идём?

— Идём, конечно…

Судя по всему, Теодор растерял остатки уважения, к моей и без того скромной персоне. Разговаривать со мной он даже не пытался, ограничиваясь короткими командами. Плевать! Переживём и это. Идти оставалось уже не долго, а ощущение приятной тяжести на поясе здорово согревало мою исстрадавшуюся душу. Тридцать или сорок штук — намного лучше, чем обещанные три.

Мы шли по узким коридорам в абсолютной тишине, а это наводило на высокие мысли. О поэзии скажем, о Гумилёве, в частности. Да и вообще, предчувствие грядущего подарка, приготовленного судьбой, едва не заставило бежать вприпрыжку. Точно так же, как в детстве, я ожидал дар, который родители спрятали под мою подушку.

Откуда-то начал доноситься тихий гул, на который я сначала, погружённый в свои мысли, не обратил внимания. Но шум становился всё громче, и я не выдержал, поинтересовавшись у неутомимого Теодора:

— Это что за ерунда шумит?

— Вода, — коротко бросил он, но не выдержав ответил подробнее, — впереди течёт река, через которую мы, с тобой, переберёмся. После этого ещё минут десять ходу, и мы окажемся около развилки. Главное её не пропустить. Ход вниз, очень незаметный, поэтому прошлый раз я прошёл мимо. Но, по плану в книге, он должен быть.

— Может быть его завалило? — высказал я предположение, от которого самому стало невесело, — придётся раскапывать, а у нас и лопат-то нет…

— Посмотрим, — отрезал мой спутник и умолк.

Спустя пару минут мы выбрались в обширную пещеру, потолок которой терялся в бледно голубом сумраке, рассеять который не мог даже достаточно сильный фиолетовый свет, испускаемый стенами. Мы оказались на краю невысокого обрыва, возвышающегося над берегом узкой речки, несущейся с бешеной скоростью из-за поворота пещеры, чтобы скрыться за таким же изгибом стены полусотней метров дальше. Вода в потоке оказалась невероятно чистой и как мне показалось, слабо светящейся, поэтому я мог различить самые маленькие камни на его дне. Противоположный берег напоминал пляж, как своей пологостью, так и покрытием, похожим на зеленоватый песок. Да и вообще, цветовая гамма здесь вызывала приступы головокружения.

На рыхлой массе пляжа можно было рассмотреть глубокие отпечатки чьих-то огромных лап, следовавших вдоль берега и человеческие следы, исходящие из воды и направляющиеся в сторону чёрной дыры стены пещеры. Поскольку ветра здесь не было, отпечатки ног могли сохраняться бесконечно долго, лишь слегка изменяя свою форму. А кстати…Я ткнул пальцем в цепочки следов и вопросительно посмотрел на Теодора, который наклонил голову в ответ на мой незаданный вопрос.

— Да, там есть и мои, — сказал он и покачал головой, — больше века они ждали, когда я вернусь и оставлю новые. Честно говоря, не очень верится. Ладно, пошли.

Не успел он закончить свою фразу, как за нашими спинами раздался оглушительный вопль и пронзительный скрежет. Совсем рядом! Долбаный Феникс до последнего сдерживал свои вопли, намереваясь подобраться как можно ближе. И у него это получилось, мать его! В тот самый момент, когда мы были в двух шагах от цели! Б…дь!

Теодор с непринуждённой лёгкостью спрыгнул вниз, подняв фонтан брызг и энергично махнул мне рукой. У меня получилось хуже. Намного хуже. И даже так будет слишком слабо сказано. Чтобы не вдаваться в лишние подробности, могу заверить: получить каменистым дном по физиономии очень неприятно. Теодор ухватил меня за шиворот и выдернул из колючего гравия.

— Ну какой же ты неуклюжий! — в сердцах воскликнул он и замер, уставившись за мою спину, — Иисусе…

Отряхнув воду с лица я повернулся и увидел сквозь водяную пелену, застилающую глаза, ослепительное сияние. Пока я пытался отряхнуться, спутник тащил меня через реку, вполголоса ругаясь какими-то архаичными, непонятными мне, ругательствами. Внезапно он остановился и отпустил мою куртку.

— Не успеть, — сказал он с внезапной тоской, — вот и всё…

Как выяснилось, он был абсолютно прав. Феникс, мерцая, словно испорченная лампочка, опустился к самой кромке воды, от поверхности которой начал подниматься бледный пар. Сейчас тварь находилась не далее, чем в десятке метров от нас. Ей бы потребовалось, не больше полминуты, для преодоления этого ничтожного расстояния.

— Он боится воды, — пробормотал Теодор, напряжённо глядя на чудовище, — но это его не остановит.

Чёрт, лучше бы он хоть раз ошибся. Неторопливо, но неотвратимо, Феникс начал преодолевать бурлящий поток, поднимая столбы пара при каждом взмахе крыльев.

Поскольку терять уже было нечего, я поднял автомат и дал длинную очередь, надеясь, если не убить, то хотя бы отпугнуть траханную птичку. Не получилось ни первое, ни второе — пули бесследно растворились в огненном теле, не причинив ни малейшего вреда.