Интересно, подумала Элири, сожалел ли когда-нибудь её дед о своём решении покинуть родину? Он любил жену, вне всяких сомнений. Похоже, и работа приносила ему удовлетворение, да и страна нравилась тоже. Но скучал ли он по своей скалистой родине, со всех сторон окружённой морем? Хотел ли туда вернуться? Она пожала плечами. Может, он и пожалел о том, что не сделал этого, — в те последние секунды, когда понял, что ему и Джейн предстоит сейчас умереть.

Странно, что и родители, и дед с бабушкой погибли во время несчастных случаев. Со стариками это случилось через год после той ночи, когда они все вместе сидели вокруг стола. Каникулы, рухнувшие планы — и имена деда и бабушки среди погибших.

Родители погибли во время автомобильной катастрофы годом позже, когда ей было девять. После этого целые полгода она прожила — осыпаемая насмешками, презираемая, униженная — с Тейлорами, своими дядей и тёткой. В конце концов, ей всеми правдами и неправдами удалось отправить письмо Фару Трейвелеру. Однако как раз незадолго до его приезда дядя застал её за тем, что она пыталась отпустить на свободу коня, которого он заездил почти до смерти. Элири не удалось выгородить себя, хотя она все отрицала; написанное на лице сострадание к истерзанному животному и явное замешательство выдали её. Дядя отличался крутым нравом и беспощадностью, а она была всего лишь презренной индеанкой. Он избил её тогда очень жестоко, но в конечном счёте именно это девочку и спасло. Потому что как раз в тот день приехал Фар Трейвелер.

Её опекуны допустили ошибку, не позволив ему даже увидеться с ней. Однако в последние годы индейцы все успешнее боролись за свои права, и непонимание этого было гораздо большей глупостью, чем они себе представляли. Прадед ушёл и отправился на поиски человека, который, как он знал, был способен ему помочь. Тот рассказал обо всём другим, и вскоре Фар Трейвелер вернулся, но уже не один. Элири вынесли, и тут, оказавшись в окружении множества взрослых, она потеряла сознание. Частично из-за боли от побоев, а частично из-за мысли о том, что, может быть, совсем скоро окажется на свободе. После этого всё пошло очень быстро.

Её допросили и перерегистрировали на прадеда. Фар Трейвелер согласился взять девочку к себе, его друзья поручились за то, что он о ней позаботится. Она, возможно, и поверила бы в своё спасение, в то, что навсегда вырвалась из-под власти злобного человека, ненавидящего людей её расы. Если бы не этот его прощальный взгляд. Когда её увозили, глаза дяди сверкали от ненависти. В один прекрасный день он получит шанс расплатиться с ней за своё унижение, вот о чём говорил его долгий оценивающий взгляд. Элири поняла, что если Фар Трейвелер умрёт, она снова попадёт в руки дяди. Тейлоры сделают все, чтобы заполучить её обратно, и в этом им помогут работники социальной службы, совершенно искренне веря, что так будет лучше для неё.

Она подозревала, что прошедшие годы лишь укрепили Тейлора в его ненависти. За время, которое ей оставалось до шестнадцати, он вполне успел бы сплести такую клетку из лжи, из которой она, возможно, не выбралась бы никогда. Элири сделала свой выбор и обрела такую свободу, на которую не смела и надеяться. Не иначе как её охранял Ка-дих, бог воинов-команчей.

Она снова склонилась над работой. Может быть, всё дело в том, что у неё была смешанная кровь, и это усилило дар? Многие представители её расы владели даром обращения с лошадьми, но — к чему обманывать себя? — у неё он был сильнее, чем у других. Элири пожала плечами. Что есть, то есть; как и почему — теперь это не имеет значения.

Сидя по другую сторону огня, Кинан незаметно наблюдал за игрой света на высоких скулах девушки, на резковатых плоскостях её лица, в котором проступало что-то орлиное. Сейчас, в тени, серые глаза казались чёрными, а тёмные волосы — волной мрака. На вид хрупкая, с тонким костяком, она была очень похожа на людей его собственной расы. Однако Кинан уже успел убедиться в том, что обманчивая внешность скрывала мужество и силу. Эта девушка была воином. Он потратил немало времени, обучая её искусству сражения на мечах, но луком и ножом она и без него владела в совершенстве. Кажущаяся медлительность, спокойствие движений тоже были лишь кажущимися. На самом деле Элири могла двигаться молниеносно, обладала быстрыми рефлексами и прекрасно владела любой ситуацией.

Она не так уж много рассказывала о себе. И всё же Кинан понял, что почти половину её короткой жизни воспитанием девушки занимался прадед. И делал это таким образом, будто наперёд знал, куда ей предстояло уйти, какой выбор сделать. Кинан улыбнулся этим мыслям. Ерунда, конечно, откуда ему было знать? Просто Фар Трейвелер обучал девочку точно так, как обучали когда-то его самого. Воспитывая и тренируя её, он, не отдавая себе в этом отчёта, возвращался в те далёкие дни, когда жизнь его народа была несравненно проще. И если, действуя таким образом, старик прекрасно подготовил её к жизни в мире, где она сейчас находилась, то это просто случайность. Хотя, кто знает? Может быть, в конечном счёте тут не обошлось и без вмешательства богов. Во взгляде старика, устремлённом на Элири, сквозила нежность. Хорошая девушка, добрая и великодушная. Необходимо убедить её отправиться в путь, как только очистятся тропы. Если она задержится дольше, то, может быть, поймёт то, что он хотел бы сохранить в секрете. А именно, что только её помощь помогла ему пережить эту зиму. Осознав это, Элири, очень вероятно, решит остаться. Пусть лучше уйдёт с мыслью, что он проживёт и без неё. И действительно проживёт — весну, лето и осень. Но в глубине души Кинан знал совершенно определённо, что, когда наступит пора увядания, умрёт и он. Ещё до первого снега. Он улыбнулся: пора.

Но, проснувшись однажды поутру, Элири не обнаружит его мёртвого тела. Без сомнения, смерть прадеда все ещё сильно огорчала её. Пусть себе скачет прочь, думая, что Кинан хорошо подготовлен к следующей зиме. Когда наступят последние дни осени, он уйдёт туда, где в могилах спят его любимые. Девушке не придётся горевать ещё над одним мертвецом, а потом коротать следующую зиму одной в опустевшем доме.

Его мысли перескакивали с одного на другое. Кони: ему они не нужны; пусть забирает с собой всех троих. И ещё ему хотелось сделать ей прощальный подарок.

Старик неслышно встал и тяжело поднялся по древним каменным ступеням в верхнюю часть дома. Перед возвращением сюда он отдал почти все ценное своим родным, оставшимся на чужой стороне. И всё же одна вещь сохранилась. Кинан надавил на камень в стене и придержал его за край, когда тот начал поворачиваться. Внутри обнаружилась небольшая резная шкатулка из блестящего золотистого дерева. Щёлкнул замок, крышка поднялась, в лицо пахнул душистый запах, взгляд уловил мягкое мерцание. Старик негромко рассмеялся. Если бы у него спросили, какую вещь он хотел бы сохранить, он ответил бы — эту. Совсем невесомая; носить её будет необременительно. Но он был уверен, что Элири она понравится; эта вещь была точно создана для неё. Может быть, и к этому тоже приложили руку боги.

Он поставил шкатулку обратно, вернул камень на место и снова занялся штопкой. Когда время придёт, он будет наготове. Между тем было бы неплохо, если бы девушка научилась писать хотя бы на одном из языков нового для неё мира. Старик поднялся снова, чтобы принести всё необходимое.

— Что ты всё время снуёшь туда-обратно? — спросила Элири. — За этот вечер ты и минуты не посидел спокойно.

Кинан задумчиво посмотрел на неё:

— В будущем тебе пригодится кое-что, чем ты можешь овладеть прямо здесь, в этом доме, пока тянется зима. Я могу научить тебя читать и писать на языке Эсткарпа.

Элири резко выпрямилась, в глазах внезапно появилось насторожённое выражение:

— Твой народ имеет письменность?

Кинан улыбнулся:

— Твой, как я понимаю, тоже. Наша стала развиваться, только когда началась война. О, охотники во все времена использовали те или иные знаки. И всё же именно необходимость воевать, производить разведку — вот что способствовало развитию письменного языка. Ты учишься всему хорошо и быстро. А раз твой народ тоже имеет такой язык, думаю, тебе будет несложно овладеть нашим.