Джеррани тоже вспоминал — и содрогался от ярости. Они угрожали, но он остался непоколебим. Но, ох, боги! Его поражение было всего в двух шагах! Ещё миг, и он мог бы не выдержать. Джеррани крепче сжал руку Маурин.

Схватка на берегу продолжалась, вспыхивая то там, то здесь с новой силой. Речной песок окрасила кровь павших и раненых. Из десяти воинов уцелело только шесть. Кобылы, как более подвижные, ухитрялись наносить удары почти без вреда для себя, а если всё же получали серьёзные ранения, тут же выходили из игры. Поначалу их было восемнадцать, а теперь лишь половина кружилась в водовороте схватки, сражалась бок о бок с людьми. Одна Кеплиан лежала мёртвая рядом с расти, разорванной буквально на клочки; другие, то и дело спотыкаясь, скакали в направлении каньона. Если бы у сражающихся было время обращать на это внимание, они заметили бы, что сейчас глаза всех кобыл изменили свой цвет на сапфирово-голубой; они стали полноправными созданиями Света.

Командир отчётливо и громко выкрикнул приказ. Повинуясь ему, кобылы встали в кружок головами наружу. Вокруг этой группы расположились воины, нанося разящие удары по расти, которые, как безумные, бросались на противников, ощетинившихся копьями.

Башня рвала и метала, продолжая оказывать давление на сознание расти, но всё без толку. Запах погибших, зловоние крови — все это привело к тому, что теперь ими овладело только охотничье неистовство. Жажда убивать и пожирать добычу затмила все. Однако Башня не отступала, полностью захваченная своими попытками воздействовать на сознание взбесившихся животных. Её хозяином владело одно желание — заставить их повиноваться ему. Он снова и снова вторгался в сознание расти, требуя, приказывая прекратить сражение.

Он тянул и тянул энергию из своего раба, хотя даже ярость не мешала ему чувствовать, что тот уже почти без сил. А, плевать! На что ещё годятся такие глупцы? Сильный пожирает слабого, таков закон жизни. В случае чего, найдутся и другие — когда он выберет время замяться ими. О двоих, к примеру, он прочёл в сердце этого человека. Они даже сами не догадываются, насколько сильны. Он сможет многое из них выжать, когда подчинит себе.

Хозяин Башни продолжал атаковать расти, добиваясь их повиновения. У его раба, однако, было больше сил, чем казалось. Очень осторожно и умело, он с успехом удерживал своего господина от нападения на Серых, с которыми, по мнению того, сражались расти.

Кроме того, у Ромара хватило сил открыть древнюю дверь, а в глубине сознания сохранить укромное местечко для своей личности, непобедимого духа и остатков силы, которая могла понадобиться ему самому. Умудрился он скрыть от своего господина и тот факт, что помощь приближалась. Чем ближе подходили его спасители, тем явственнее Ромар ощущал прикосновение Света. И, конечно, его сестра-близнец была среди них. Он с трудом подавил охвативший его ужас. Свет, пусть только Маурин не попадёт в руки «этого»! А что если она угодит в одну из ловушек, расставленных вдоль пути? На то, чтобы обезвредить их, сил у Ромара уже не хватало. Чтобы добраться до него, его освободителям придётся полагаться только на самих себя.

И всё же крошечное пламя надежды потихоньку разгоралось все ярче. Он чувствовал, что они упорно движутся в его направлении, хотя им приходилось сражаться снова и снова; Ромар то и дело ощущал отголоски какой-то борьбы. Когда его спасители подошли поближе, он понял, кто были двое других. Его брат-по-мечу, ах, боги, ну конечно! Кто ещё, кроме Джеррани?

Узнал он и спутницу Маурин и её мужа; разве не ей он являлся во сне на протяжении долгих месяцев своего заточения? Ромар постарался припомнить её как можно лучше. Внешне девушка выглядела почти как — любой другой представитель его расы, но дух, который горел в ней, был иным; чувствовалось, что она родилась не здесь, а где-то совсем в другом месте. Не плохом — просто другом. Она принадлежала Свету, это он чувствовал сердцем. Ромар с чувством нежности представил её себе: чётко очерченные черты лица, серые глаза, похожие на грозовое небо, шёлк чёрных волос, вздымающихся за спиной.

Гордость и решительность — вот о чём говорили черты её лица. Рот был нежный, созданный для поцелуев, для любви, но под ним выступал решительный подбородок. Ромар слабо улыбнулся. Такой подбородок свидетельствовал об упорстве, с которым девушка будет идти вперёд, кто бы ни пытался остановить её. Может быть, это было характерной чертой тех, кто сумел найти ворота в этот мир? Время от времени приходили и другие; и всегда они обладали неистовым духом. Может быть, ворота пропускали именно тех, кто обладал таким духом? Ромар не знал. Но было и ещё кое-что, из-за чего он так тосковал по ней. В нём, как и в других представителях старой расы, желание пробуждалось поздно, но при первом же взгляде на эту девушку оно пробудилось.

Не только телесное желание, но и сердечное тоже. Он хотел быть с ней. Знать, о чём она думает, чего боится и чем восхищается. Жениться на ней честь по чести и любить её во все дни своей жизни — которая на самом деле может оказаться слишком коротка, с горечью напомнил он себе. Слабость, постепенно овладевавшая им, с каждым мгновением ощущалась всё сильнее. И по-прежнему в самом сердце всего, что делало Ромара человеком, он лелеял видение. Друг, сестра и эта девушка из другого мира идут за ним. Он не знал, кем она могла стать для него. Однако она тоже, сражаясь, прокладывала свой путь сюда, на острие меча несла ему свободу. Только это видение и помогало Ромару сохранить слабеющие силы.

Элири в сопровождении друзей шагала по коридору, которому, казалось, не было конца.

— Может, мы всё время ходим кругами в этом проклятом месте? — спросила Маурин, остановившись на мгновение, чтобы расслабить пояс. — Башня на входе вовсе не выглядела такой уж большой.

Джеррани покачал головой:

— То, что снаружи кажется маленьким, внутри может быть гораздо больше. Сила всегда говорила это, а Башня просто доказывает, что дело обстоит именно так. — Он бросил взгляд вдоль коридора. — Но вот что мне хотелось бы знать: не может ли быть, что нас сознательно водят по кругу с помощью какого-то трюка? — Он дотронулся до щеки Элири. — На твоём лице боевая раскраска. У тебя с собой нет ничего из того, чем ты пользовалась?

Из сумки, висящей на поясе, девушка достала кусочек красного мела — небольшие прожилки его проступали на склоне утёса неподалёку от каньона. Она молча протянула мел Джеррани. Они с Маурин остались на месте, а Джеррани зашагал вперёд, старательно проводя по полу прямую линию. Разогнулся, прошёл немного, нарисовал вторую линию, снова сделал разрыв, и потом третью. Но к этому моменту его спутницы, оставшиеся позади, уже все поняли.

Маурин негромко присвистнула и помахала мужу рукой, чтобы он возвращался. Джеррани тут же прибежал.

— Ну, что?

— Коридор изгибается. Он кажется прямым только для нашего взгляда, но когда ты ушёл далеко вперёд, мы перестали тебя видеть из-за изгиба стен.

— Вот это да! — В негромком возгласе Джеррани прозвучала радость ястреба, пикирующего на цель. — Если мы находимся во власти иллюзии, интересно, что ещё мы проглядели? И самое главное — мы уже миновали то место, которое ищем, или оно все ещё впереди?

Элири нащупала кулон в ножнах кинжала и вытащила его.

— Может быть, Пехнан укажет нам путь? Однако, несмотря на все попытки, крошечная фигурка не давала ответа.

— Ничего, доберёмся до самого сердца Башни, и он, возможно, сумеет нам помочь, — высказал предположение Джеррани. — Мы все так или иначе связаны с Ромаром. Давайте используем эту связь, оживим её. Пусть каждый постарается создать в своём сознании его образ — таким, каким запомнил его.

Однако Элири не была уверена в том, что это разумно.

— А вдруг мы тем самым насторожим врага? Ведь мы, можно сказать, пробрались в самое сердце места, которое он считает своим.

— Может быть, но что проку оставаться незамеченными, если нельзя найти то, что ищешь?