Казалось, суккуба не осознает нашего присутствия, несмотря на весь шум, который мы подняли, разгребая завалы. Она лежала на спине, присыпанная толстым слоем красной гранитной пыли, и огонь в ее глазах, глядящих в пасмурное небо, медленно угасал вместе с вытекающей жизнью. Ее измученное лицо было сведено судорогами непередаваемой боли. Почти все ее тело было испятнано медленно, но упорно расширявшимися язвами кипящей «Мглы», которая растворяла ее кожу и мышцы. Кое-где язвы уже проникли так глубоко, что при одном взгляде на чудовищные раны сразу становилось понятно, что спасать ее уже бесполезно. Гниль разъела правый бок от бедра до подмышки, в дыре влажно блестели растворяющиеся внутренности и белели обнажившиеся ребра, да и левая рука от когтей до локтя полностью лишилась плоти, жутковато демонстрируя взгляду узловатые кости. Похоже, суккуба все еще жива лишь за счет своего упрямства и высоких показателей выносливости. В этот момент я пожалел, что единственный реаниматор уже использован Жальником для Драхуба.
Отцепив от пояса флягу, я поднес к черным губам дочери Хаоса горлышко, надеясь, что зелье здоровья хотя бы облегчит боль. Она едва повернула голову, и ее глаза сказали «нет». Все верно. От этого яда нет средств, и любая попытка помочь лишь продлит мучения. Возможно, лекарь мог бы ее спасти, прервать гибельный процесс и залечить страшные раны, но и лекаря у нас нет.
– Сколько раз ты умирала, Марана? – Жальник тоже остановился рядом. – Сколько будет длиться возрождение?
Я понимал, что его беспокоит. Без Мараны некому будет отвести внимание очередного «палача». Всего одна тварь едва не разрушила Цитадель Крика целиком, а в следующий раз их наверняка будет больше. Мда. Когда успех так близок, думать о приближающемся поражении совершенно не хочется.
Суккуба услышала вопрос. Я скорее почувствовал, чем увидел ее сожалеющую улыбку, так как губы едва дрогнули. Затем ее рука шевельнулась, и пальцы обхватили мое запястье, глубоко, до крови впившись когтями в кожу. Хватка была все еще сильной, но ее остывающая плоть больше не обжигала жаром. Зато так мы хотя бы могли поговорить. На этот раз ярких, но сумбурных образов было меньше, а более-менее оформленных мыслей – больше. Быстро учится.
– Она говорит – вечность, – горько усмехнувшись, ответил я на вопрос Жальника вместо Мараны. – И говорит, что мы больше не увидимся.
– Брось. – Хмуро сдвинув брови, Жальник отмахнулся от подобного заявления, как от назойливой мухи. – Что за пораженческое настроение? Все умершие попадают в Усыпальницу. Мы сможем оттуда ее вытащить, как и остальных.
– В нашу Усыпальницу попадают лишь изгои, Жал. У демонов – своя.
– Так у нее нет привязки?! – Жальник перевел взгляд с Мараны на меня и обратно, ошеломленный этим заявлением. – Почему она не сказала?! Нужно было сводить ее к нашей Колыбели, пока была такая возможность!
– А кто бы стал с ней возиться? – удрученно хмыкнула Машта. – Мы все были слишком заняты собой и эпик-квестом, а на Марану клыканом смотрели.
– Особенно после того, как она разбила статую Дживы. – Я кивнул. – Она чувствовала вину и не стала навязываться. А сама уйти не могла, так как знала, что вскоре понадобится цитадели.
– Может, и сейчас еще не поздно?! – Жальник обеспокоенно подался вперед, не зная, чем занять руки, а потому хватаясь за рукоятки кинжалов. – Можно же сварганить носилки… Да еханый бабай, на руках отнесем!
– До нее даже дотрагиваться нельзя, Жал. И ты это прекрасно понимаешь, так что хорош паниковать. Все равно не успеть. Разве не видишь, с какой скоростью проседает фрейм жизни? Есть только один выход.
– И какой же?
– Фиал жертвенного размена с тобой? Или остался в ЦУ?
Разбойник торопливо сунул руку в подсумок, скроенный по образцу моего и размещенный на ремне сзади. Я забрал у него кристалл и обратился к демонессе:
– Марана. У тебя есть шанс остаться с нами, если ты этого захочешь. Но тебе придется стать жертвой. Добровольно.
Ее глаза вспыхнули ярче, почти как прежде. Она мгновенно поняла, что я хочу сделать, и всеми оставшимися силами ухватилась за эту надежду. Ее пальцы сильнее сжали мне руку и даже, кажется, потеплели.
– Ты хочешь загнать ее в «Список Мертвых»? – Жальник в сомнении поскреб затылок. – Но она вроде и так должна туда попасть, если умрет в твоем присутствии, так ведь?
– Не совсем так. У Мараны нет привязки к Фазе Крови, к нашей реальности. Думаю, существует вероятность, что в «Список» в случае смерти она сама собой не попадет, это нужно сделать принудительно.
– А ведь верно. – Машта кивнула, тоже сообразив. – По логике это же своего рода привязка… Даже более универсальная, чем Колыбель, ведь после этого ты унесешь ее с собой в любую локу…
– Вот именно. И клянусь, что она будет первой в очереди на возрождение. Но неизвестно, как все это будет выглядеть и как подействует на окружающих. Поэтому ради собственной безопасности оставьте нас вдвоем. И побыстрее. Ее время кончается.
Когда они отступили на десяток шагов, я задумчиво посмотрел вокруг, прикидывая, с чего начать. Инструкций нет, а делать что-то нужно, и делать прямо сейчас. Ладно…
Помогла Марана. Наверное, она что-то в этом смыслила, так как ухватила меня за руку с кристаллом и заставила опустить его себе на грудь – на участок кожи, куда еще не добрались кипящие гнилью язвы.
«Условия выполнены. Выберите имя из «Списка Мертвых».
Перечень, развернувшийся перед глазами, заставил помрачнеть. Не подозревал, что в этой битве погибло так много – в Усыпальницу отправилось больше пяти десятков бойцов, пополнив заодно и «Список». Участвуя в сражении, я собрал эти имена словно Старуха с Косой. Эти разумные существа вверили мне свою судьбу, и теперь я им крупно задолжал. Не успокоюсь, пока не решу эту проблему.
Имя выбрано: Дар.
Внимание! Процесс жертвенного воскрешения опасен для разума инициатора и разрушителен для донора! Активировать «фиал жертвенного размена»? Да/Нет?
Да, черт побери!
Что-то мне подсказало, что лучше присесть, и я торопливо опустился на землю, поджав ноги. Вовремя. Сквозь граненые поверхности кристалла пробилось неяркое свечение, он как бы окутался туманом. Пальцы суккубы сразу ослабели, ее рука бессильно упала в пыль. Туман подался к телу суккубы, обволок его дымящейся пленкой с головы до копыт… И будто начал перекачивать массу – плоть ее начала таять, а кристалл, напротив, расти.
Меня охватило ощущение, что когда-то я уже это видел… Но где? И тут я вспомнил: данж Губителя в «песочнице», зал Драука, трофей, доставшийся Филину после смерти босса – магическая сфера «Рука судьбы». Маг применил дубликатор, чтобы привязать новое оружие к своей душе. И сейчас я наблюдал родственный процесс. Хотя и более сложный, так как этот процесс происходил с живой материей.
Боль ударила наотмашь – без всякого предупреждения, разметав мысли, как ветер опавшие листья. Наши нервы, мои и суккубы, соединились в один неразрывный клубок, и боль вцепилась в каждую клетку тела, пожирая их мириадами невидимых челюстей. Память суккубы вторглась в сознание, захлестывая мысли мощным потоком чуждых мне воспоминаний… И почти сразу на помощь пришел Знак Алана – пронзил бицепс раскаленным клеймом, брызнул огненной паутиной, оплетая мышцы и кости. Я даже не вздрогнул – тело окаменело, а время остановилось. Краем глаза сбоку виднелись силуэты Жальника и Машты, замершие в отдалении: они не шевелились, не дышали, даже потревоженная ветром и витающая в воздухе пыль развалин прервала танец, словно воздух превратился в прозрачный янтарь.
Когда боль погасла и я смог наконец шевельнуться, от тела Мараны не осталось и следа. А кристалл достиг двух метров в высоту и около метра в диаметре. Он медленно вращался вокруг оси, поблескивая широкими серебристыми гранями, а его основание без видимой опоры висело в воздухе в нескольких сантиметрах от груды камней.
Жальник с Маштой помогли мне подняться и на всякий случай отвели в сторону. Тело слушалось неважно, будто надорвал непосильным трудом каждую ноющую мышцу. Несколько долгих секунд я смотрел на своих помощников сквозь застилавшую глаза багровую муть, не понимая, кто эти уродливые существа, не принадлежащие к моему роду. И испытывал лишь одно желание – разорвать их в клочья за то, что посмели ко мне прикоснуться. Но я был слишком слаб для активных действий, а потом наваждение чужой памяти начало уходить.
