Он не был способен играть в солдаты или интересоваться кораблями, это шло вразрез с его наклонностями.

А вот другое потешное событие подоспело, и его следовало посмотреть. У генерал-адмирала графа Апраксина умер карлик Фома, и граф продумно наметил, как состояться похоронному церемониалу во время шествия на кладбище. И весьма забавно то было. Впереди процессии попарно шли певчие, все они – маленькие мальчики с писклявыми голосами. За ними – в полном облачении – весьма маленького роста поп; за ним шестерик лошадок-пони в черных вязаных попонах, ведомые детьми-пажами, вез игрушечную колымажку, на которой в маленьком гробике лежал карлик Фома. Похоронный церемониймейстер – карлик с приклеенной длинной седой бородой и с маршальским жезлом, возглавлял множество других детей и карликов в траурных одеждах. А по бокам траурной процессии вышагивали громадного роста гренадеры в лосинах и в коротких, как бы детских, рубашонках, с горящими факелами в руках.

Глядя на такие похороны, царственный Петяша от смеха едва живот не надорвал, и его потом весь день икота одолевала. А когда вернулись с кладбища, у графа Апраксина были распотешные поминки, на коих все карлики и карлицы перепились.

Шутить так шутить, и сам Петр II оказался на то горазд. Пришел к Меншикову в его Ореховую комнату, когда там находились почти все члены Верховного тайного совета, и громогласно объявил:

– Я пришел уничтожить фельдмаршала.

На всех лицах – общее недоумение, и сам Меншиков растерялся, а Петр, довольный, что сумел всех поразить, вручил светлейшему князю заготовленный указ о пожаловании ему высочайшего воинского звания – генералиссимуса, чего тот давно добивался.

Возникшее недоумение сменилось возгласами восхищенного одобрения. Меншикова поздравляли, и он благодарил молодого императора за оказанную ему, бывшему фельдмаршалу, столь высокую воинскую почесть.

А в то же время еще не изжито было мальчишество со всеми его озорными выходками. Проходил вчерашний мальчуган Петяша, а нынешний царь-государь-император Петр II мимо своего сверстника Сашки Меншикова, сына светлейшего князя, и как не угостить его «смазью» или кулачной зуботычиной? Сашка от неожиданности завопит, а это только и нужно озорнику Петяше-императору, чтобы впредь видеть в Сашке своего врага. Теперь каждая встреча с ним или тайное подкарауливание его сопровождались неизменной колотушкой, которую Сашка должен был безропотно переносить. Отец и тетка Варвара строго-настрого приказали ему, чтобы не вздумал когда-нибудь кулаками же ответить своему обидчику.

– Смотри, чадушко, а то беды не изживешь.

– Царь он, царь. Понимаешь это?..

И Сашка понимал, терпел. Только иной раз озлобленно шептал:

– Царенок… У-у, царишка…

А у Петра II был чуткий слух, и он улавливал столь непочтительное отношение к себе, значит, следует за это добавить колотушек, а Сашке – только бежать сломя голову, чтобы спасаться от неминуемого мщения.

– Ты чего, Петяша, за ним бежишь? – ласково-преласково спросит тетка Варвара – живое олицетворение для Петяши сказочной бабы-яги: горбатая, кривобокая, с затаенной злостью в глазах.

Чтобы не вызывать у Петра неприязни к себе, Меншиков приказал освободить из шлиссельбургского заточения его бабку, бывшую царицу Евдокию, хотя и опасался, что явится она в Петербург, да и начнет сводить счеты со своими обидчиками, в числе которых одним из первых был он, Меншиков. Но Евдокия не захотела видеть заочно ненавидимый Петербург, созданный царем Петром I, виновником всех ее страданий, и «проклятых повредителей», как называла своих недругов. Прямо из Шлиссельбурга отправилась она в Москву, где по распоряжению царственного внука предоставлено ей было жительство в Кремле, наименован был гофмейстером ее двора генерал-майор Измайлов, и определено по шестьдесят тысяч рублей ежегодного содержания.

Но и в Кремле не задержалась бывшая опальная царица, а пожелала обосноваться в Новодевичьем монастыре. Было ей о ту пору 58 лет.

Бывшая инокиня Елена стала называться прежним светским именем, что подтверждала письменная справка: «По имянному словесному ее величества государыни царицы и великие княгини Евдокии Федоровны указу, который сказан в комнате ее величества сотскому действительному советнику г. князю Одоевскому и по определению в мастерской и в Оружейной палате, сей рукомой раковый, ценою в 92 рубля с полтиною, из оной палаты за печатью кн. Одоевского в Новодевичий монастырь секретарь Никифор Кормилицын отвез и в комнате ей, государыне самой, объявя печать, вручил». Воля Евдокии удалиться в Москву успокаивала Меншикова, и он велел вызволить из ссылки ее родственников Лопухиных, чему все равно противиться не мог бы.

Светлейший князь понимал, что Петяше надобно учиться, дабы стать достойным вторым императором. Самым подходящим воспитателем мог быть Андрей Иванович Остерман, знавший многие разные науки и умевший научить других. Он уже определен обергофмейстером Петра II с обязанностью руководить его воспитанием, и оправдывал такие надежды. Первый же урок заинтересовал ученика и привязал его к многознающему учителю.

– Хочешь, расскажу тебе, что есть царь? – спрашивал Андрей Иванович и живо пробуждал у Петра любопытство узнать, что же это такое? Ну, вот он сам царь – и что же?.. И Андрей Иванович говорил:

– Лет полста тому назад майор русской службы Павел Менезиус, приезжавший в Рим, был спрошен там по поручению папы Климента X – что есть царь? И тот ответствовал, что есть именуется папа и цесарь римский, и султан турецкий, и шах персидский, и хан крымский, и могол индийский, и претиан или негус ефиопский, и калиф арабский, и калман булгарский, и деспот пелопонейский, и зареф арабский, и калифа вавилонский, и король французский, и иные, тако же именуется по славянскому наречию и царь российский.

На карте показывал Италию, изображенную в фигуре сапога и делимую на три части: верхняя – где отвороты, средняя – голенище, и нижняя – ступня. Было то наглядно и убедительно. А Франция с Испанией – разве не похоже, что французский бык пьет воду из испанского ведра? О народах, населяющих Европу, говорил: французы – зело храбры, но не верны и в обетах своих не крепки и пьют много; жители королевства агленского – будто купеческие и богатые немцы, воинских людей у них мало, а сами мудры и доктурованы, и пьют тоже много; люди королевства польского – величавы и обманчивы, пьют зело много, платье носят весьма цветно и всяким слабостям покорны, а вольность имеют великую, паче всех земель.

Снабжал Андрей Иванович своего ученика книгами, из коих были: «Геометрия сиречь землемерие»; «География генеральная или повсюдная», и была «Книга мироздания».

В Москве в 1719 году вышла книга «Земноводного круга краткое описание из старые и новые географии по вопросам и ответам через Ягана Гибнера собранное и на немецком диалекте в Лейпцике напечатано, а ныне повелением великого Государя, Царя и Великого Князя Петра Первого, всероссийского Императора, при наследственном благороднейшем Государе Царевиче Петре Петровиче – на российском напечатано в Москве».

– Благороднейший и наследственный царевич в том же году младую свою душу богу отдал, – пояснил Остерман, – а сия книга от него.

Книга была на прекрасной плотной бумаге, напечатана красивым четким шрифтом, с пятью гравюрами на меди. Первая изображает Атланта, держащего на раменах своих мир, по борту ее надпись: «Несу всех носяща, стар сый толь тяжкое бремя, ее зрящ, всяк учися, не трать всуе время». Вторая, с надписью «Европы описание», изображает женщину в царском одеянии. По борту написано: «Сия трех частей и мудрости царица, в храбрости, в силе как в звездах денница». Гравюра «Описание Азии» изображает торговцев в восточном одеянии, окружена надписью: «Сия сияла в силе своей славна, но днесь при лучших не столь стала явна»; «Африки описание» – с изображением негров, слонов, львов – сопровождается надписью: «Аще и под солнцем, но черна есть телом, паче же грубым и гнустым своим делом». Наконец, последняя гравюра, с фигурой царя инков, бобрами, черепахами и змеями, предшествуя описанию Америки, повествует: «Что пользует сим множество богатства, егда не имут мудрости изрядства».