– Знаем, – отозвались все хором, – существуют.
Обращаясь ко мне, Герцогиня пояснила:
– На ночь здесь никто не остается. Это слишком опасно.
– Я скажу ему, – кивнула Лил Оса. – Еще раз.
– Спасибо, дорогая. А он упрямец, твой Бертис?
– Да, – согласилась Лил Оса, прощаясь, – характер у него твердый, но, на счастье, не только характер.
Когда Лил Оса ушла, заговорила Эжени.
– Pardon?[89] – начала она по-французски.
– Oui, ma chere?[90] – отозвалась Герцогиня.
– Я хотела бы, Герцогиня, провести вечер toute seule. Да, в одиночестве, с одной только Сарой, когда она закончит свою работу. Мне понадобится ее помощь в ателье.
– Займешься Ремеслом? – спросила Герцогиня.
– Oui.
– Tres bien[91] . Но Сара, как тебе известно, очень нужна в гостиной. Может, обойдешься Эли?
– Non, madame[92] . Спасибо, но тут требуется ведьма.
– Ах! Ну тогда наша новенькая, Генриетта? (Таким образом я получила новое имя.) Одна весьма уважаемая сестра из Франции сообщает, что она очень сильна, tres forte. – Герцогиня согнула руку, напрягая бицепс.
Эжени с улыбкой посмотрела на свои руки, ласкавшие ладони Сары. Уважительно мне кивнув, она снова обратилась к Герцогине.
– Новая ведьма – это, конечно, хорошо, mais, je vous en prie[93] , мне нужна Сара, если она хоть ненадолго сможет освободиться.
– D'accord, – кивнула Герцогиня. – Пусть будет Сара. – Вернувшись к календарю, Герцогиня добавила: – Но, Эжени, тут, вижу, запрос от мистера Ливи… сторонника межрасового объединения, так следует выразиться? Мистер Ливи, как тебе известно, дружен с нашим мэром, и он предлагает хорошую плату за вечер – в особенности за вечер в твоем обществе.
– Знаю, о ком вы говорите. Он плантатор, так ведь? Меня с ним познакомили в Парк-театре, и даже там, на публике, он не счел нужным отказаться от своих южных повадок.
– Он с тобой плохо обошелся, дорогая? Что же ты молчала? Мэр очень многим мне обязан… очень. Не сделать ли мне так, чтобы нашего мистера Ливи попросили прочь из этого города?
– Нет нужды, madame. Но предложение его я отвергаю.
– Да уж, – одобрила Герцогиня и, как лезвием, полоснула карандашом по странице, вычеркивая фамилию Ливи. – В моем доме ему не место. Прощайте, мистер Ливи!
Эжени встала и вышла. Сара и Эли унесли тарелки тех, кто уже удалился. Остались трое: Лидия Смэш, Синдерелла и Адалин.
Первая, Лидия, предвидела своего претендента.
– Фрэнк, так ведь?
Герцогиня кивнула.
– В девять, – сказала она. – Но, Ларусс, не могла бы ты прежде принять мальчика, которому исполняется шестнадцать? Не сомневаюсь, он хорошо воспитан. Я близко знаю отца… Предлагается пять долларов.
Лидия согласилась.
– По доллару за минуту, – подмигнула она мне.
Синдерелле была назначена парочка, хорошо известная в Киприан-хаусе:
– Но, Герцогиня, – сказала она, услышав это известие, – вы ведь знаете, мальчишки на самом деле хотят друг друга. Я тут всего лишь буфер, живой заслон между ними и их страхами.
– Плата двойная, душечка, как всегда.
– Так ведь и докука двойная. – Предстоящий вечер совсем не радовал Синди.
– Потрудись, дорогая. Возьми на себя эту заботу. И если ты догадываешься, чего они хотят – пусть даже они сами не понимают или не признаются себе, – то дай им это. Организуй поцелуйчики на троих. Притуши лампу и сведи их петушки, пусть касаются один другого. Затей игру в сравнения между ними. Ну, ступай, ты знаешь все и без науки.
Синдерелла явственно воодушевилась; отправляясь готовиться к встрече с мужским тандемом, она рассыпалась в благодарностях и поцеловала Герцогиню в грудь.
В комнате остались только мы с Адалин. К ней Герцогиня и обратилась:
– Адалин, дорогая?
Лилейно-белое личико Адалин порозовело.
– Наверное, нет, Герцогиня. Пока нет. Вы на меня сердитесь?
– Ничуть, душечка. Я ведь с самого начала тебе об этом говорила. Пока ты здесь, ты сама себе хозяйка. То же относится и к тебе, Генриетта, tu comprends?[94]
– Oui, – подтвердила я. Мне стало понятно.
– Участвовать или нет – решаешь ты. Но помни: можно заработать деньги и получить уроки. От первых ты вправе отказаться, от последних – нет.
Герцогиня отложила в сторону календарь и встала. Из соседней буфетной появился Эли, ему было поручено разнести записки. В разных концах Имперского города мужчины ждали вестей из Киприан-хауса.
Покончив с делами, Герцогиня принялась теребить свои рельефно выступавшие соски, щипала их и тянула. Делала она это рассеянно, как другие вертят большими пальцами. Ее зрачки обратились в жабьи, потом приняли прежнюю форму, она встряхнулась и заговорила:
– Ну вот, на вечерней прогулке я буду не одна, а с двумя спутницами, с моей Адалин и моей Генриеттой. Отлично.
Прошелестев шелками, она вышла из комнаты.
– Что за прогулка? – спросила я Адалин. – По улице?
– Нет-нет. – Ее было не отличить от фарфоровой куклы. – Мы гуляем по дому. Гуляем и наблюдаем. Пошли, – добавила она. – Я покажу.
Рука об руку мы проворно спустились в кухню, а оттуда, по другой лестнице, поднялись в сумрачное помещение – тайную комнату Киприан-хауса.
35
Гостиная: место, где расплачиваются
Киприан-хаус – посвященный, собственно говоря, острову Кипр, где правила Афродита, – был переделан для нужд Герцогини, а также для удобств его насельниц, ведьм, присланных, все как одна, старшими ведьмами – обычно их мистическими сестрами; ученичество имело целью завершить их образование – ведовское, светское и прочее.
Каждой ведьме (желательное общее число – семь) Герцогиня отводила по две комнаты; для прочих (таких, как автор настоящего дневника) имелось достаточно места в отдельном домике, построенном несколько лет назад. К 1824 году у Герцогини – чье высокое положение досталось ей как бы по изначальному праву, отсюда и ее прозвище, – скопилось достаточно средств, чтобы купить за три тысячи долларов этот дом. «Куча денег», – заметила Герцогиня, которая никогда не стеснялась разговоров о финансовых вопросах.