Паустовский не относился к тем писателям, что старались вести дневники регулярно и обстоятельно. В первую половину жизни он делал записи от случая к случаю, за что часто корил себя. Лишь с возрастом начал заполнять дневники более регулярно. Однако случались периоды, когда такие личные записи в них становились насущной потребностью. Так было, например во второй половине 1920-х годов. Об этом говорит даже сам их внешний вид. Если под рукой не оказывалось тетрадей и блокнотов, он мастерил их сам или писал на отдельных листках. Их сохранилось множество.

Вернувшись в Москву из Тифлиса в 1923 году, он, наконец, приступает к занятиям литературой как к главному делу своей жизни.

За плечами остался опыт Первой мировой и гражданской войн, трудных лет в жизни страны, породивших много сомнений, оставшихся с ним неясными до конца жизни. Его не перестают мучить сомнения, относящиеся как к событиям общественной жизни, так и личным. Эти мотивы занимают свое немалое место в записях.

Он уже несколько лет женат, в 1925 году в семье появится маленький сын Вадим, то есть я. После непродолжительного обитания в подвале старого особняка в Обыденском переулке семья получает две небольшие комнаты в коммунальной квартире кооперативного дома РОСТА на Большой Дмитровке. Именно Российское телеграфное агентство (позже ТАСС) становится для него на несколько лет постоянным местом работы.

И сам РОСТА, и отношения с его сотрудниками отражены в предлагаемых дневниках, составляя их своеобразный «жизненный фон». Обращает внимание сам стиль записей. Если письма писались для родных и знакомых, то есть для собеседников, то дневники – рабочие записи, прежде всего для самого себя. Часто это были «вехи для собственной памяти», по которым только автор мог восстанавливать всю цепь событий. Отсюда «телеграфная» манера записей, сведение описаний к 12 словам, не всегда ясных для других.

В дневниках немало имен, причем автор часто повторяет их, записывая по большей части сокращенно, иногда инициалами. К тому же в разных вариантах. Потому особую необходимость приобретают пояснения.

Итак – кто есть кто?

Как уже говорилось, Крол, Катя, она же Хатидже – первая жена Паустовского, Екатерина Степановна Загорская-Паустовская.

Дима, Дим, даже Димушка – это я в возрасте от двух с половиной до семи лет.

Лабутин, Ломакин, А. С. Люлина, Сапарин, Гик, К. Гофман, Фивейский, Вельский, Новогрудский (в дальнейшем писатель), Каргачевский, Рыковский, Мазо, Володя Герцик, Тамара Герцель, Гил, Давид Гельман (по прозвищу Зюзя), и др. – все это работники РОСТА, сослуживцы Паустовского. Ответственным руководителем РОСТА в те годы был А. А. Яблонский, а ответственным секретарем – Валентина Сергеевна, в замужестве Фраерман.

M, МК, Маринье – Марья Константиновна Лемаринье также работала вместе с ним, но пользовалась особым дружеским доверием (расположением).

Мроз и СВ – Мрозовские Владимир Семенович и его жена Софья Владимировна – близкие друзья К. Г. Паустовского с кавказских времен, также работали в РОСТА.

Фраер, Фраергон, Ф – Фраерман Рувим Исаевич, один из ближайших друзей отца на протяжении всей жизни.

В. – Валерия Владимировна Навашина (Валишевская), с 1936 года стала женой К Г. Паустовского.

Бума – давняя мамина подруга, младшая сестра известной писательницы и переводчицы театральных пьес Татьяны Львовны Щепки-ной-Куперник Знакомство Бумы (в замужестве Крашенинникова) с моей мамой произошло еще во время I мировой войны, когда они обе работали сестрами милосердия вместе с моим отцом на военно-санитарном поезде Союза городов России. Знакомство это продолжилось и в последующие годы. Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Бумы. Отец мне о ней не рассказывал, хотя в его рабочих записях о своих друзьях и знакомых, в которых он как бы кратко характеризует многих из них, о Буме отец пишет как о «прекрасном человеке» и о том, что она работает и учится на архитектора.

Часто упоминается имя Коля. Это Николай Иванович Харджиев, литературовед и писатель, знакомство с которым у моих родителей началось также еще в одесский период их жизни в 1920—1922 годы. В РОСТА он не работал, но к нам заходил часто в те годы, старался «воздействовать» на отца в области «левого» искусства, горячим поборником которого Николай Иванович искренне являлся. Правда, у отца обо всем было свое мнение.

Оля (Молчанова) – наша домработница, из деревни Ловцы под Белоомутом на Оке.

Заглавная буква А (часто без кавычек) – также полноценный персонаж записей. Это популярный в те времена трамвай «А», ходивший по бульварному кольцу. На нем отец и другие сотрудники часто возвращались домой, направлялись в кино и театры (ведь им по службе часто выдавались бесплатные билеты).

«Нужно:

1) Писать, читать, жить очень спокойной, продуманной жизнью, не торопиться.

2) Очень доброжелательно относиться к людям, но не пускать их в свою интимную жизнь.

3) Не делать из пустяков трагедий, не скандалить.

4) Жить совершенно свободно, уважать свободу чужих чувств, не судить о людях «из третьих рук» и не приписывать людям из личной неприязни всех смертных грехов.

5) Работать над любимым делом.

6) Не увлекаться модными вещами в литературе и искусстве.

7) Чаще отдыхать, уничтожить в жизни суету. Вот, в общем, все».

Из дневниковых записей 1923 года

Вокзал. Именины у Балашовых. Бокал. Письмо.

Отъезд в Рязань. – Пароход. – Коломна. Ока. Закат в Белоомуте. Туман. Утро. На паперти Архиерейского дома. Павлов. Крол – припадок. Нашли. Больная. «Хулио Хуренито». В Екимовку. Станция. Обливание в саду. Золотая осень. Уехали…

Москва. Высочанские. Глупые дни с Надей. Письмо В.[алерии] – разрыв. Страшно. Коньки. Свадьба Глеба. Порвал с Настей. Отъезд Крола. Одно утро – серое, папильотки – гадость. Ушел совсем.

Пушкино. Дача Клейменова.

Снова в Рязань. «Лунная сырость»… Чудесные дни. Читал «Пыль»… Легенды. Купался в Павловке. Отъезд.

Пушкино. Слезы Крола. Ели, темнота. Глухая жизнь. Бабель у нас, сироп. Самойленко.