Впервые Сергей побывал в этой комнате восемь лет назад. Стех пор здесь ничего не изменилось, разве что пыли на гобеленах стало побольше. Авот дьюла Такшонь постарел: лицо как печеное яблоко, волосы белые. Власть быстро старит, если не для себя живешь, а для державы.

   Такшонь постарел, а сын его возмужал. Когда Духарев видел его в последний раз, Тотош был юношей, не старше Артема. Теперь перед Сергеем муж. Вождь.

   Сидели втроем: дьюла, сын его и Сергей. Без толмача. Духарев кое-как понимал по-угорски. Если что не понимал, так Тотош подсказывал. Молодой княжич на языке русов говорил даже лучше, чем его сестра, княгиня киевская.

   – На ромеев я сам ходил, – сказал Тотош. – Дважды. Иснова пойду. Через булгарские земли.

   – Как это? – удивился Сергей. – А что кесарь булгарский? Унего же с Константинополем договор!

   – Да кто его спросит, этого святошу! – засмеялся Тотош. – Не пропустил бы – я б его самого ощипал. Вполе его рать против моих мадьяр – ничто.

   – А на стенах?

   – А зачем нам на стены лезть? Нам и того, что снаружи, хватит!

   – А нам – нет! – сказал Духарев.

   – А вам, варягам, сколько ни дай – все мало, – проворчал Такшонь.

   Даже породнившись со Святославом, он все еще не мог простить русам отнятых уличей. Но парсуны внуков своих – Ярополка и Олега – держал в покоях на видном месте.

   – Значит, Святослав хочет на ромеев идти? – спросил Тотош.

   – Есть такая мысль, – кивнул Духарев.

   – Мало вас ромеи на море огнем жгли, – проворчал Такшонь.

   – Жгли, – согласился Духарев. – Поэтому морем мы не пойдем, а пойдем, как сын твой хочет, через горные перевалы. Нужно только, чтобы кесарь Петр нам союзником стал. Как думаешь, станет?

   – Может, и станет, – отозвался Такшонь. – Вы с ним на одном языке говорите. Ты, воевода, сам на булгарке женат. Исын твой с лица – истинный булгарин, на тебя вовсе не похож.

   Хитрит дьюла. Что-то ему не нравится в предложении русов. Что – непонятно. Очевидно ведь, что вместе с киевским князем угры могут взять несоизмеримо большую добычу, чем в одиночку. Тотош это понимает. АТакшонь… Тоже должен понимать, чай, не дурак. Так в чем же дело? Опасается печенегов, которые могут наехать на него в отсутствие войска?

   – Печенеги вот тоже с нами пойдут, – сказал он.

   – Цапон? – спросил Тотош.

   – Нет, гила. Уцапон сейчас большого хана нет. Куркутэ умер, не указав наследника, так они друг с другом за власть режутся.

   – Наследником Куркутэ своего внука Кутэя назначил, – сказал дьюла. – Кутэй с вами на хузар ходил – и не вернулся.

   «Он что, боится, что Тотоша убьют в походе?»—подумал Духарев.

   Причина для опасений у старика была. Тотош – единственный сын. Если погибнет, земли дьюлы Такшоня теоретически должен унаследовать Святослав, муж его дочери. Но только теоретически. Дьюла не великий князь, а старший воевода. Это звание не наследуется. Сдругой стороны, у Такшоня личных данников побольше, чем у Свенельда или Роговолта Полоцкого. Так что стать наследником дьюлы – заманчиво. Духарев не мог бы поклясться, что у Святослава не возникало подобной мысли. Киевский князь, «аки пардус», действовал внезапно и стремительно. Послав Духарева предлагать уграм и булгарам союз против ромеев, он главой союза видел не царя Петра и уж точно не дьюлу Такшоня. Только себя. Главнокомандующий могучего войска, он станет главой всех придунайских земель. Погибнет Тотош, останется дьюла Такшонь без прямого наследника, кто тогда помешает Святославу прийти сюда с войском и объявить внука Такшоня и своего сына Ярополка новым угорским властелином? Икто помешает Святославу править именем сына, как правил в Киеве Олег именем Игоря?..

   Черт, как все запущено! Духарев почесал стриженый затылок. Поклясться, что Святослав ни при каких условиях не сделает из мадьяр своих данников? Может, старый Такшонь и поверит Сергею. Но Святослава клятва воеводы никак не свяжет. Ипридется Духареву в случае конфликта, чтобы сохранить честь, выступить против собственного князя. Вот уж чего он делать ни в коем случае не станет!

   Но угры-союзники Киеву нужны позарез!

   – Кутэй… – задумчиво произнес Духарев. – Я видел его перед смертью. То был настоящий воин. Он очень пригодился бы нам в будущих битвах.

   – Зато теперь цапон долго еще не смогут угрожать Киеву, – заметил Такшонь.

   Ага! Вот оно!

   Сергей некоторое время молча смотрел на главного мадьярского воеводу. Так долго, что его сын, не выдержав, пошевелился в своем прикрытом медвежьей шкурой кресле, звякнул золотым браслетом. Тогда Духарев расправил плечи, выпрямился, усмехнулся надменно.

   – Угрожать? – процедил он. – Ты шутишь, дьюла? Даже сам Куркутэ не мог угрожать Киеву, потому что волк не может угрожать пардусу. Разве что кусок мяса украдет.

   Старый дьюла невольно подался назад. Он давно знал воеводу. Но сейчас перед ним сидел не просто воевода Серегей, а посол великого князя киевского!

   – Ты ошибаешься, если думаешь, что Киев предпочтет волку стаю шакалов, – отчеканивая каждое слово, произнес Сергей.

   – Плохо, когда у правителя много наследников!

   Это сказал Тотош, желая разрядить напряжение, возникшее между отцом и киевским воеводой. Княжич и наследник дьюлы не обладал изощренной хитростью отца. Он был воин, а не политик. Ему в голову не могло прийти, что Сергей, в чьем доме он жил, и Святослав, с которым он охотился на туров и пил из одной чаши, могут желать его смерти.

   – Плохо, когда у правителя много наследников! – сказал Тотош с улыбкой.

   Пошутил, блин!

   – Еще хуже, когда наследника нет, – сурово заявил его отец.

   – А я думаю, когда у правителя много сыновей – это хорошо! – возразил Духарев.

   – Не всегда, – качнул головой дьюла. – Это может быть плохо, если правитель заранее не определит уделы своим детям.

   – Я передам твой совет великому князю, – кивнул Духарев.

   Старый хитрюга тоже искал выход. Он не мог сказать «нет» своему зятю. Разорвать союз с победителем хузар чревато большими неприятностями. Прошлым летом к Такшоню тайно приезжали византийцы. Предлагали пятьдесят кентинариев – больше, чем Тотош добыл во время набега на Фракию, – за нападение на Киев.

   «Твои внуки никогда не унаследуют Киев, – говорили посланцы. – Всё получит его первенец, сын киевлянки. Святослав воспитывает бастарда как законного сына. Дядька его, Добрыня, – знатный боярин и воевода. Акто заступится за твоих внуков?

   Святослав сейчас воюет с хузарами, – говорили посланцы. – Киев слаб. Ты возьмешь его, разобьешь дружину своего давнего недруга Свенельда и станешь править именем внуков».

   Византийцы убрались несолоно хлебавши. Но их слова запали в сознание дьюлы. Действительно, почему Святослав равно привечает и законных сыновей, и ублюдка рабыни? Пардус не только свиреп, он хитер и коварен…

   – Сын мой, – угорский князь обратился к Тотошу, – прикажи подать нам вина. Алучше спустись сам в погреба да выбери без спешки такое, чтоб воеводе Серегею на всю жизнь запомнилось.

   Княжич молча поднялся и вышел, никак не выразив недовольства тем, что папаша его выставил.

   – Великое и опасное дело задумал твой князь, воевода, – сказал дьюла, когда они остались вдвоем. – В таком деле всякое может случиться. Не сочти за труд передать ему мой совет. Хорошо, когда много сыновей, но плохо, когда у них на всех одна вотчина. Десять лет нет среди мадьяр никого выше меня. Но сын у меня – единственный, – Такшонь вздохнул. – Должно быть, не очень угоден я Богу. Может, зря я тогда прогнал легатов Константина. [24]Случись что с Тотошем, и власть отойдет Гезе, моему племяннику. Ты, воевода, однажды вернул мне сына! Отебе говорят: ты видишь будущее. Это так?