– С ними и буду казнью лютую казнить лиходеев, – Ваню же «несло» все сильнее и сильнее. – А к метле еще бы и песьи головы приставить, что, мол, люди государевы как псы служить мне обещаются... По всей земле русской клич дадим, что потребны Государю на службишку верные люди. Оружием и припасом их добрым наделю, углом обеспечу, милостью не обделю. Самолично станем грады наши объезжать и лиходеев и мздоимцев наказывать... Монасей с нами возьмем, чтобы вера православная не угасла....

Царь раскраснелся, все сильнее стал размахивать руками. Глаза его заблестели. «Черт, да у него температура, похоже! Поэтому и несет. Бредит... ».

Тут он пошатнулся и едва не свалился кулем на пол. Хорошо, я успел поддержать его. «Слаб ты еще, Ваня, таким макаром носиться. После отравления тебе еще валяться и валяться». Конечно, вслух этого я говорить не стал. Однако, про отдых и пищу ему напомнил.

– Сил тебе, Государь, набраться надо для таких дел. Лучше немного подождать, а потом и дать под гузно такого пинка, что вражина в небо взлетит, – вновь укрытый одеялом царь улыбнулся. – Лежи, Государь, лежи. Поспи, а я пока по поводу пищи распоряжусь... Смотри-ка, и правда, устал.

Иван Васильевич через какие-то мгновения уже негромко посапывал носом. Уставший организм, видимо, всячески пытался добрать свое.

– Да-уж, что-то я совсем разболтался, – прошептал я, настороженно оглядевшись. – Не дай Бог кто услышит и нас прямо здесь удавят... Б...ь, это еще кого несет?!

Звук открывшейся двери отвлек меня. В царскую опочивальню, где я охранял сон царя, вошел слуга с большим блюдом, на котором исходило божественным ароматом поджаристое жаркое.

– Ты, черт бородатый, что принес? Вы что там, совсем его угробить хотите? – прошипел я, едва сдерживаясь чтобы не заорать во весь голос. – Что ты там бормочешь?! Какое, к черту лепшее блюдо? Он может вино ведрами пил, что теперь вина ему тащить? Мать вашу, а это еще что такое?

В опочивальню уже входил другой, задом толкая дверь вперед. У этого на подносе возвышалась гора румяных пирогов, одним своим видом уже выбивавших слюну.

– Ну-ка, оба, пошли прочь! – на цыпочках я подскочил к первому слуге и, схватив за шиворот, потащил его к двери. – Тихо, черти, а то Государя разбудите!

И только плотно прикрыв дверь опочивальни, я дал себе волю.

– Ты что тащишь? Какое жареное мясо? Какие пироги?! Ему дня три один бульон хлестать, а о мясе вообще лучше забыть! Б…ь…, диета! Загнется, ведь от несварения желудка!

Однако ответом мне были лишь недоуменные мины на лицах, да невнятное и жалостливое бормотание.

– … Да, что ты, милостивец? Якого такого варения? Вот, Великому Государю, медвежатенки его любимой сготовили! В гишпанском вине вымоченная, с луком и чесноком жареная. Любит уж больно он ее, родимый. Завсегда отведает, – с совершенно искреннем недоумением на лице вылупился на меня бородатый мужичок. – Да и господин дохтур говорил, что красное мяско для болезного завсегда полезно, – видит Бог, лучше бы он этго коновала вообще не упоминал. – Пироги вона с грибами тож есть, – второй, что как раз и держал поднос с пирогами, тут же закивал. – Ты, княже, не сумлевайся, грибочки самолично сбирал в лесу.

Мысленно застонав, я хлопнул по плечу одного из стоявших рядом с дверьми в царскую опочивальню рынд.

– Чтобы никто из этих придурков больше не появлялся! С тебя лично спрошу, – тот сразу же нахмурил брови на посеревших слуг. – А вы, кулинары хреновы, ведите в свое царство. Куды, куды, в кухарню, говорю, дорогу показывайте! Сейчас царю будем здоровую еду готовить...

Решил я питанием царя сам заняться. Раз я какое-то время буду рядом с ним находиться, значит, придется готовить самому. «Б...ь! Коновалы! Опять этот докторишка объявился! Нет, его точно сжечь на костре надо! И ведь, какой непотопляемый. Его раз в дерьмо рылом ткнули, потом еще раз, а он все равно плавает. Просто удивительный человек... А эти, мать их, кулинары. Медвежатинки, приготовили. Грибочков насобирали. Черти! Срочно нужно куриного бульончику сварить. Наваристого, с травкой. Куриной грудки можно еще вареной размять, чтобы пожевал немного. Сам же хочу... ролов! Черт, точно, ролов хочу! И борща! Черт, когда же мы на месте будем? Лабиринт, какой-то».

Добирались мы минут шесть какими-то переходами, спусками, коридорами. Перебирались из одной башенки в другую. Ей Богу, сам бы давно уже заблудился и сгинул, наверное, в этих темных коридорах. Наконец, я почувствовал многочисленные ароматы еды, а, значит, мы почти были на месте.

– Ого–го! Да, это не кухарня, а свинарня! – едва окинув глазом представшее мне царство ножа и поварешки – полуподвальное темно помещение с низкими потолками и грязью под ногами. – Кто здесь главный? Стоять! – от моего грозного окрика, а может и от не менее грозного вида, весь народ с кухни брызнул кто-куда. – Того вон ловите! Иса, лови этого хряка!

В углу, между бочкой с квашенной капустой и каким–то мешками, мелькнуло чье-то жирное тело, за которым сразу же бросились мои татары.

– Ну, и кто ты будешь мил человек? – и вот передо мной стоял неимоверной ширины наголо побритый мужичина, кутавшийся в засаленный кафтан и меховую безрукавку. – Чего же у тебя тут как в хлеву? Под ногами грязь с улицы. В углу вон кишки, вроде, бараньи смердят. А это что? – не удержавшись, я отвесил местному кулинару подзатыльник. – Какого черта здесь барбос блохастый делает? А? – от пинка грызущая кость псина тут же заскулила и убежала прочь. – Б...ь, неучи! Акым! – повернулся я молодому парню, что стоял у меня за плечом. – Видишь весь этот свинарник? – тот еще сильнее сузил глаза. – Бери всех этих бездарей и пусть они тут все вылижут до блеска. Чтоб было все чисто! Полы, столы, стены! Отмыть, оттереть все казаны, ложки, очаг. – я ткнул пальцем в огромную закопченную печь. – И рожи, руки пусть ототрут, а то натуральные черти. Чтобы все сверкало, как у кота … А самых нерадивых плетьми можешь угостить. Мы же на рынок сходим. Видит Бог, в этом бедламе ничего не приготовишь!

С этими словами я выскочил через одну из дверей на улицу, где несколько мгновений жадно дышал морозным свежим воздухом. Оказалось, кухня находилась почти в самом подвале одной из многочисленных пристроек к каменным царским палатам. Отсюда до царской опочивальни было идти и идти.

– А теперь на рынок. Ножками, ножками, Иса, а то с этими жеребцами совсем ходить разучимся, – ворчавший телохранитель поправил на поясе саблю и пошел первым; по бокам и позади меня шли остальные мои люди. – Мы мигом, а то Государь проснется и хай до небес поднимет.

С царского двора мы вышли через северные ворота, через которые, как раз, было ближе всего к городскому рынку. Шагать здесь было с полкилометра, не больше. Стрельцы на воротах при виде меня сразу же прекратили протирать спинами столбы, вытянувшись во весь рот. Что-то раньше такого почитания я перед своей особой особо не замечал. Скорее даже наоборот, кое-кто из дворни меня старательно игнорировал.

Правда позабавило меня другое. На дворе, когда я злой и с красным лицом вылетел на воздух, было полно праздно шатающегося народа – и парочка мордастых парней с кухни, «чесавших» лясы с молодухами; и кто-то из псарни, кормящий здоровенных псов; и какой-то коробейник, «толкавший» свой товар; и с пяток крестьян, разгружавших сани с сеном. В тот момент я еще «кипел» от негодования и вокруг особо ничего не замечал: ни мгновенно расползающегося по людям узнавания, ни массового оцепенения, ни последующего бегства. Когда же я обратил внимание на вытянувшихся во «весь фрунт» стрельцов у ворот, то несколько замешкался и недоуменно оглянулся по сторонам... Двор был пуст! На пяти-восьми сотках пространства вообще никого не было! Лишь валялись кем–то брошенные пустые ведра, деревянные вилы возле воза с сеном.

– Нормально, так..., – сразу выдать я смог лишь это. – Слышь, Иса! Давай сюда! – татарин, стоявший уже метрах в десяти, невозмутимо пошел обратно. – Что это такое? Чего все разбежались? Меня что-ли испугались? Б...ь!