— Это образная метафора, Константин Борисович! Поэтический оборот…

— Это не оборот, а элементарная халтура! Я недоволен тем, как ты выполнил порученное тебе задание.

— Мне переделывать?

— Нет. Я поручу это кому-нибудь другому. Ты у нас отдохнул. Повеселился в кварталах Стамбула. Теперь пора и за дело браться. Не все же в гаремах прохлаждаться. — И Константин Борисович рассмеялся, довольный своей остротой. Как и большинство руководителей, он считал, что обладает тонким чувством юмора. — Вот тебе новый материал. Новое задание. Фирма «Нежный аист» производит детские товары самого различного назначения. Им нужна хорошая реклама, — сделал шеф ударение на слове «хорошая», — для продвижения своего брэнда на рынке. Необходимые материалы тебе передаст Бартков. У тебя, Ворсилов, есть возможность исправить свой промах с рекламой «Малиновского». Все, разговор окончен. Иди работай.

Паша покинул кабинет шефа с чувством досады на себя. Вместо того чтобы красиво и достойно ответить начальнику, он стоял и мекал, как баран в загоне. Неудивительно, что ему поручают самые отстойные задания и вытирают об него ноги при каждом удобном случае. Он не может держать удар, вот в чем проблема.

Взяв у Барткова материалы, Паша вернулся на свое рабочее место. Развернул переданную ему папку. На него смотрели розовощекие младенцы, пускающие слюни и бессмысленно таращившие глаза, пеленальные столики, влаговпитывающие матрацы, ночные горшки с музыкальной подсветкой. Паше захотелось взять папку и швырнуть ее на пол или еще лучше: подкинуть ее в воздух, и пусть себе эти листы плавно опускаются на плечи и головы сотрудников. Что за материалы ему постоянно подсовывают! Неужели он так всю жизнь и прогорбатится в этой конторе на третьих ролях? Пашу охватила злость, которую надо было срочно на ком-то выместить. И жертвой его паршивого настроения пали ни в чем не повинные младенцы. Паша взял ручку и стал старательно подрисовывать младенцам усы, бороды, рожки, покрывать их головы буйной растительностью. Он вошел в азарт и рисовал, рисовал, ничего не видя и не слыша вокруг. Очнулся он от звенящей тишины. Паша мгновенно понял: тут что-то не так. Он повернул голову вправо и увидел рядом с собой Константина Борисовича, смотревшего на его художества. Пашу бросило в жар.

— Да… Ворсилов, — только и сказал шеф. — Это на вас так Стамбул повлиял, восточные наложницы или что-то другое? Например, неурядицы в личной жизни?

— Извините, — буркнул Паша. Ему было невыносимо стыдно.

— До конца рабочего дня, между прочим, пятнадцать минут. А вы используете служебное время явно не по назначению. Вы считаете, что я должен платить вам зарплату за красивые глаза?

Паше хотелось сказать, как маленькому, что он больше не будет, но шеф снисходительно бросил:

— На этот раз я вас прощаю. Но если такое повторится, считайте, что вы уволены. Вы поняли, Ворсилов?

— Да.

— Думаю, вы сделаете из нашего разговора определенные выводы.

Домой Паша пришел в крайне растрепанных чувствах. Вместо похвалы ему устроили выволочку — раз. Подсунули идиотское задание — рекламировать детские товары — два!

Вон Артем Лебедев занимается любимым делом. Оформляет сайты, посвященные «мистической» тематике. «Заказов хватает?» — поинтересовался однажды Паша. «Не так чтобы много, но есть. Главное — я делаю то, что мне нравится», — ответил Артем.

А он, Павел Ворсилов, занимается черт-те чем. А чем? «Чем мне тогда заниматься, — подумал Паша. — Чего бы я хотел? Никакой мечты у меня никогда не было. Всю жизнь я плыл по течению. Окончил школу. Поступил в коммерческий вуз на отделение рекламы. И ни разу я не задал себе вопрос: это действительно то, что я хочу? Это мне надо? Я всегда был примерным мальчиком и старался не огорчать мать и бабушку. А жить своей жизнью у меня не хватило смелости».

Паша отказался от ужина, несмотря на аппетитные запахи, плывшие из кухни. Пахло тушеным мясом и жареной картошкой. Матери дома еще не было. Паша включил ноутбук и полюбовался лицом Ларисы Марголиной. Он вдруг поймал себя на мысли, что это лицо стало для него спасательным кругом в водовороте мерзкой жизни, где правят бал Бартков и иже с ним. И вдруг Паша понял, что ему нужно делать. Найти Ларису! Для начала надо еще раз поговорить с Надин. Он набрал номер ее мобильника.

— Это я, Паша, — сказал он, когда она взяла трубку.

— Я это поняла.

— Ты занята?

— Да.

— Надолго?

Я тебе перезвоню, — сказала Надин.

— Я хотел только узнать: можно к тебе сегодня в гости?

— Сегодня? — Надин задумалась. — Хорошо. Приходи. Только не раньше девяти.

— Отлично! Красное или белое?

— Красное.

В трубке раздались частые гудки. Надин было некогда долго разговаривать.

— Ларочка, — прошептал Паша, — я тебя найду. Я обещаю тебе это!

Самое первое и неразрывно связанное с детством впечатление — река Клязьма. Ее темная вода, желтые кувшинки, обманчивое чувство покоя. Потому что там, на глубине, происходила своя таинственная жизнь, невидимая сверху. Там били ключи, затягивали воронки и цепляли коряги, которые были похожи на диковинных живых существ из другого мира. Она любила купаться в реке до посинения, до тех пор, пока бабушка не кричала: «Лариса, иди домой, вылезай из воды. Сколько можно там бултыхаться?» Но Лариса делала вид, что не слышит этих слов. Ей нравилось плыть по реке, лежа на спине и прищурив глаза. Летнее солнце пробивалось сквозь ресницы, и весь мир становился трепетно-золотистым, наполненным солнечными бликами, ласково скользившими по лицу, воде, склоненным деревьям…

Каждое лето она отдыхала у бабушки под Владимиром. В деревне. И с нетерпением ждала летних каникул весь год. Эти дни вырывали ее из привычной обстановки и были наполнены какой-то странной таинственностью.

Здесь ей нравилось все: ранние крики петухов, старые вишни за домом, вкус колодезной воды, хождение босиком по пыльной дороге… Но особенно — Клязьма. Купанье в реке. Однажды соседский мальчишка сказал ей, что очень здорово прыгать в воду с обрыва. «А где это?» — спросила Лариса. Сашка оттопырил нижнюю губу и почесал в затылке. «Надо немного пройти. За деревню, — пояснил он. — Минут двадцать. Там и будет обрыв». — «Я тоже хочу пойти с тобой», — сказала Лариса. «А тебя отпустят?» — засомневался сосед. «Я даже спрашивать не стану, пойду, и все». — «Смотри, как бы потом не выпороли». — «Не выпорют, я аккуратно», — пообещала Лариса. «Если что — я не виноват». — «По рукам», — согласилась она.

Сашка привел ее к обрыву, как они и договаривались. Когда Лариса глянула вниз, у нее захватило дух. Ей показалось, что река где-то далеко внизу. С непривычки кружилась голова и подкашивались ноги. Лариса сглотнула слюну. «Ну как, слабо?» — усмехнулся Сашка. Она посмотрела на него таким взглядом, как будто видела впервые. «Ничего подобного, — ответила она. — Не слабо». — «Ну тогда — прыгай!» Она снова посмотрела вниз. «Сейчас». Она сняла платье и аккуратно сложила его. Поставила рядом шлепанцы. Теперь она осталась в одном купальнике.

Она подошла к краю обрыва, сжала руки в кулачки и сложила их на груди. Крест-накрест. Зажмурила глаза. Было страшно. По-настоящему. Она открыла глаза и шагнула вперед. Когда она падала в воду, то раскинула руки, как крылья. И тут ее охватило чувство дикого восторга. Волшебного полета! Она что-то кричала от радости, а в следующее мгновение поняла, что она уже — в воде. Стремительно идет ко дну. Лариса изо всех сил спружинила вверх и, вынырнув на поверхность реки, тряхнула волосами. Темные волны волос разлетелись в Разные стороны. Она посмотрела наверх. Сашка смотрел на нее. Она помахала ему рукой. И подняла вверх большой палец. Она вдруг поняла, что самое ценное и трудное в жизни — победа над собственными страхами и трусостью. Но зато когда ты совершаешь поступок, то понимаешь: тебе подвластно все.

Ей было тогда десять лет, но ощущение победы и восторга осталось с ней навсегда.