Когда гости отошли, прозвучала команда, и спусковой механизм был приведен в действие.

От силы взрыва содрогнулась земля, и, хотя зрители крепко зажали уши ладонями, грохот оглушил их. Жерло орудия изрыгнуло грандиозный сноп пламени, и Линкольн, стоявший позади пушки, увидел, как черный снаряд, смахивающий на огрызок карандаша, понесся за реку и мгновение спустя разорвался среди деревьев полигона на другом берегу. К небу взмыл столб черного дыма, во все стороны полетели ветви и щепки, а через несколько секунд до слуха докатился грохот взрыва.

– Впечатляющее зрелище, мистер Пэррот, – заметил Линкольн, – мне никогда его не забыть. А теперь расскажите о своей работе более досконально, но только в тепле литейного цеха, если позволите.

После короткой поездки с полигона они торопливо устремились навстречу манящему теплу, разливающемуся от ревущих горнов. Там их ждал лейтенант армии, при их приближении отдавший честь.

– Генерал Рипли послал меня вперед, господин президент. Он сожалеет, что обязанности в Вест-Пойнте помешали ему присоединиться к вам раньше. Однако он уже выехал.

Линкольн кивнул. Бригадный генерал Джеймс У. Рипли, возглавляющий департамент материального снабжения, отвечал не только за производство орудий, но и за разработку новых конструкций. По настоянию президента он неохотно согласился покинуть свою бумажную работу и принять участие в посещении производства.

Под предводительством Пэррота инспекционная комиссия обошла завод. Работа не останавливалась ни на минуту; литейщики, имеющие дело с расплавленным железом, не могли терять время даже на то, чтобы взглянуть на своих сановных гостей. Два десятка зданий были заполнены орудиями всех калибров, находившимися на различных стадиях производства – от черновой отливки до окончательной сборки. На каждом из них стояло клеймо с инициалами «МУП» и «РПП» – «Мастерские Вест-Пойнт» и «Роберт Паркер Пэррот». Линкольн шлепнул ладонью по казенной части тридцатифунтовой пушки.

– Мои инженеры докладывают, что своими успехами ваши пушки обязаны бандажам казенной части. Это правда?

– В каком-то смысле да, но это чисто технический аспект, господин президент.

– Не стесняйтесь посвятить меня в детали, мистер Пэррот. Вам следует помнить, что, перед тем как податься в политику, я был землемером и весьма силен в математике. Как я понимаю, источником нынешних проблем служит нарезка орудийного ствола.

– Вы совершенно правы, сэр. Гладкоствольные пушки ушли в прошлое. Винтовая нарезка закручивает снаряд во время его движения в стволе, обеспечивая большую точность и дальность стрельбы. Но она же порождает проблемы. Благодаря нарезке снаряд сдерживает напор пороховых газов куда эффективнее, что и обеспечивает увеличение дальности полета. Увы, это же более высокое давление приводит к разрыву орудия. Потому-то и делаются бандажи на казенной части, чтобы погасить возросшее давление. Использование для этого колец отнюдь не в новинку. Однако мое изобретение заключается в создании более прочного кольца, как я вам сейчас продемонстрирую. Будьте любезны, сэр, вот сюда.

Только что выкованный, нарезанный ствол двадцатифунтовой пушки покоился на металлических валах, с выставленной в сторону казенной частью. По сигналу Пэррота двое дюжих кузнецов взялись за клещи, вытащили из ревущего горна раскаленный добела железный бандаж и с привычной сноровкой насадили его на казенник ожидающего орудия. Бандаж оказался лишь самую малость больше пушки, так что они кряхтели от напряжения, натягивая его и молотами вгоняя на место.

– Готово, начинайте вертеть!

Едва заново опоясанная бандажом пушка начала вращаться, как в ствол сунули трубу и начали закачивать в нее воду, чтобы охладить ствол изнутри.

– При нагревании металл расширяется, – пояснил Пэррот, – и сейчас диаметр бандажа больше, чем перед нагреванием. Как видите, вода охлаждает казенник, а за ним и бандаж. Как только бандаж остынет, он равномерно сократится, плотно охватив ствол по всей окружности. Прежние способы обвязки пушек бандажами не обеспечивали подобной крепости и надежности. Ствол обжимался неравномерно, всего в нескольких местах. Стволы, изготовленные подобным способом, могли выдержать гораздо меньший заряд, иначе их разрывало.

– Впечатляет. И сколько же этих новых пушек вы производите в настоящее время?

– На сегодня мы делаем десять тяжелых орудий еженедельно. А также две тысячи снарядов для них.

– В своем письме вы писали, что можете увеличить производительность?

– Могу. И увеличу. С новыми горнами и токарными станками я за три месяца смогу так расшириться, что буду еженедельно выпускать не менее двадцати пяти пушек и семи тысяч снарядов. – Он мгновение помялся, словно что-то его тревожило. – Все детально разработано и ждет вашей инспекции. Однако нельзя ли… переговорить с вами с глазу на глаз?

– Мистер Стэнтон и мои секретари пользуются моим всемерным доверием.

Пэррот уже взмок, – но отнюдь не из-за жары в цеху.

– Ничуть не сомневаюсь. Но это вопрос величайшей секретности, люди… – Голос его совсем стих и пресекся, изобретатель уставился в пол, пытаясь собраться с духом.

Задумчиво погладив бороду, Линкольн повернулся к Стэнтону и секретарям:

– С вашего позволения, джентльмены, мы удалимся на пару минут.

Испытавший громадное облегчение Пэррот провел президента в свой кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Пройдя в другой конец комнаты, Линкольн остановился перед оправленной в рамку картиной на стене.

– Мистер Пэррот, минуточку, если позволите. Что это за распроклятая машина?

– Это копия с рисунка, сопровождавшего одну заявку на патент. Я взял за правило просматривать все патентные заявки, имеющие касательство к моей работе. Эту я обнаружил во время своего визита в Лондон несколько лет назад. В 1855 году два джентльмена, Коуэн и Свитлонг, если память мне не изменяет, попытались запатентовать этот бронированный боевой экипаж.

– Он так ощетинился пушками и шипами, что выглядит довольно внушительно.

– Но крайне непрактичен, господин президент. При таком количестве пушек, да учитывая вес брони, для приведения его в движение понадобится паровой двигатель больше самого экипажа. Я пытался пересмотреть конструкцию, с единственной пушкой и более легкой броней, но все равно он слишком непрактичен.

– Благодарение Господу за это. Война и сейчас чересчур адская штука без дьявольских конструкций, подобных этой, которые усугубят ее еще более. Хотя если бы на поле боя появилось нечто эдакое, это могло бы привести к прекращению всех войн. Но вы сказали, что построить такой экипаж невозможно?

– В настоящее время – да. Но паровые двигатели становятся все миниатюрнее и в то же самое время мощнее, а еще я читал об успешных испытаниях керосиновых двигателей. Так что я бы не стал исключать возможность, что когда-нибудь бронеэкипаж наподобие этого будет построен.

– Да не настанет сей черный и пагубный день никогда. Но ведь вы пригласили меня не для того, чтобы обсуждать это диковинное сооружение?

На лице Пэррота снова появилось тревожное выражение. Как только оба уселись, он заговорил:

– Позвольте поинтересоваться, мистер Линкольн, знакомы ли вы с офицером флота Российской империи по фамилии Шварц?

– Странный вопрос. Почти столь же странный, вынужден заметить, как и не очень русская фамилия капитана.

Пэррот мучительно старался подобрать слова. Сняв свои очки в металлической оправе, он протер их и снова надел.

– Я человек чести, господин президент, и, хотя радуюсь своим успехам, я вовсе не желаю приписывать себе чужие заслуги.

– Не объяснитесь ли?

– Разумеется. В прошлом году этот господин посетил мой завод и спросил, не сделаю ли я пушку для русского правительства. Согласившись, я осведомился, каковы его требования. Он высказался крайне конкретно. Хотел, чтобы я воспроизвел британскую нарезную пушку системы Армстронга. Я счел эту просьбу весьма необычной, о чем и поведал ему. Сказал также, что не имею доступа к секретным планам бриттов. Ничуть этим не смутившись, он лишь кивнул в знак согласия – и передал мне полный комплект чертежей пушки Армстронга.