Ида взглянула на Мэйрин; глаза ее были полны слез. Она прикрыла рот ладонью, чтобы сдержать возглас радости. Взяв себя в руки, она проговорила:

— Я буду оплакивать твоего отца и Брэнда до конца своих дней, но Господь милосерден: он подарил мне прекрасную дочь — тебя, Мэйрин!

Мать и дочь крепко обнялись и утерли друг другу слезы. Затем умылись и стали одеваться. Платья пришлось надеть те же самые, что и вчера: не идти же на коронацию в запыленных дорожных одеждах! Впрочем, никто не заметит, что они не сменили наряды. Ведь их почти никто не знает при дворе! Да и король будет далеко. А после церемонии они сразу же вернутся домой, переоденутся и отправятся в путь.

На пир после коронации их не пригласили: женщин на этом пиру вообще не ожидали, поскольку в Англии жило мало высокородных нормандских дам. Считалось, что привозить их сюда пока небезопасно: в провинции до сих пор продолжались волнения. Нормандцы считали своих жен средством продолжения рода и заключения союзов. Даже королева еще не ступила своей изящной ножкой на английскую землю.

Рождественский день выдался холодным и пасмурным, казалось, вот-вот повалит снег. Но улицы Лондона были празднично убраны и заполнены нормандцами и саксонцами, торопящимися к Вестминстерскому собору. Этот собор, построенный покойным королем Эдуардом и освященный всего год назад, Вильгельм счел наиболее подходящим местом для своей коронации. Большинство гостей шли пешком, но попадались и всадники; маленький отряд из Эльфлиа тоже был конный. Охрана, которую они захватили с собой из Эльфлиа, расположилась лагерем за Лондонским мостом:

Жосслен не взял охранников с собой в город, опасаясь, что они начнут буянить и причинят ему лишние хлопоты.

Чем ближе они подъезжали к собору, тем медленнее им приходилось двигаться, поскольку толпа становилась все гуще. Шум стоял ужасающий. Оставив лошадей с Дагдой, Жосслен, Мэйрин и Ида пешком прошли в здание собора. Жосслен не видел ни одного знакомого лица, но ему удалось самому подыскать удобное местечко для своей жены и Иды у дальней стены собора, откуда они прекрасно увидят Вильгельма и всю церемонию.

Вильгельм Нормандский твердой поступью вошел в Вестминстерское аббатство. Ему предстояло пройти старинный британский ритуал и стать королем Англии. Обряд коронации и помазания совершил Олдред, архиепископ Йоркский. Партия Годвинсона вынудила покойного короля Эдуарда сместить вестминстерского прелата и заменить его священником по имени Стиганд, что встретило резкое осуждение папы римского.

Церемония оказалась короткой. Завершив обряд, архиепископ Олдред представил народу Вильгельма I, короля Англии. Он говорил по-английски, и это было необычно. Затем Годфруа, епископ Кутанса, на своем родном нормандском языке тоже представил короля его подданным.

Случилось так, что сторожевые отряды, охранявшие Вестминстер, услышав радостные возгласы, раздавшиеся в честь короля, решили, что начинается бунт. И тут же подожгли несколько близлежащих домов. Им быстро разъяснили ошибку, но два здания успели сгореть дотла, а еще добрая дюжина домов серьезно пострадала. Испуганный король велел оплатить убытки владельцам домов. Затем, опустившись на колени перед алтарем, он возблагодарил Господа за то, что никто не пострадал от этого недоразумения.

Разрываясь между необходимостью заботиться о женщинах и долгом перед своим сеньором, Жосслен несколько секунд не находил себе места, когда поднялся переполох. Но Мэйрин быстро заметила это и шепнула:

— Ступай к королю! Мы здесь в безопасности. И Жосслен поторопился к королю, даже не оглянувшись. Когда все прояснилось, Вильгельм заметил своего бретонского рыцаря и одарил его мимолетной улыбкой.

— Все в порядке, Жосслен. Возвращайся к своей прелестной жене и своим землям. Позаботься о безопасности границы. С этого дня я — настоящий король. Но чтобы удержать корону, мне нужно укрепить страну. Благодаря таким бракам, в какой ты вступил вчера, и благодаря таким людям, как ты, я сделаю Англию сильной и единой. — Вильгельм протянул руку, и Жосслен, опустившись на одно колено, поцеловал ее. Поднявшись, он отошел в сторону и затерялся в толпе. Вильгельм снова улыбнулся ему вслед и, повернувшись к своему брату Одо, сказал:

— Поедем в Баркинг, брат, и примем присягу у моих добрых, верных подданных.

Епископ усмехнулся и ответил:

— Да, поедем в Баркинг, Вильгельм. Сегодня холодный день, а в Баркинге нас ждет обед и подогретое вино. А может быть, и теплая девочка, которая окажется хоть вполовину такой же прекрасной, как эта огненноволосая красотка, которую ты столь предусмотрительно отдал де Комбуру. Ах, как я завидую этому парню! Если она окажется в постели такой же пламенной, как ее волосы, то считай, что тебе повезет, если пограничную крепость когда-нибудь доведут до ума. Она так заездит его по ночам, что днем он будет только зевать и клевать носом! Пожалуй, если бы ты дал ему жену поуродливее, он больше времени проводил бы на стройке! — Епископ разразился громоподобным смехом.

— Одо, ты слишком много для епископа говоришь о мирском, — заметил король, постаравшись, чтобы его голос звучал укоризненно.

— Но, Вильгельм, — рассудительно заявил Одо, — тебе ведь необходим епископ среди близких родственников.

На губах Вильгельма Нормандского появилась холодная мимолетная улыбка. Он воскликнул:

— В Баркинг! — И, повернувшись, вышел из дверей собора. Одо из Байе, понимающе кивнув, поспешил следом за братом.

Жосслен вывел жену и тещу из толчеи собора на улицу. Он знал, что с отбытием короля зрители тоже начнут расходиться по домам и на улицах снова станет тесно. Он надеялся, что они успеют проскользнуть в числе первых и быстро доберутся до дома, переоденутся и двинутся в обратный путь, в Эльфлиа. Несмотря на недоразумение со стражей, Дагда оказался на том же месте, где они с ним расстались.

Мэйрин улыбнулась.

— Ты думал, его что-нибудь может заставить сдвинуться с места? — спросила она Жосслена.

— Что произошло? — расспрашивал ирландец. — У меня чуть сердце не ушло в пятки, когда я увидел, как эти охранники принялись поджигать дома!

Жосслен все ему объяснил, и Дагда кивнул.

— Вот так олухи! — пробормотал он, садясь на лошадь. Вернувшись домой, Мэйрин и Ида быстро переменили наряды на более практичную дорожную одежду. Несмотря на вооруженный эскорт, Жосслен не хотел привлекать лишнего внимания. Он намеревался добраться до Эльфлиа как можно быстрее и без всяких приключений. Загасив угли в камине, Дагда собрал остатки припасов и запер двери дома. Они проехали через Лондонский мост и разыскали своих охранников.

Было очень холодно; время от времени падал легкий снег. Сырость пробиралась даже сквозь подбитые мехом плащи. Мэйрин закутала голову капюшоном, но щеки все равно мерзли. Она вспоминала, что год назад на Рождество был тихий, но радостный праздник с Идой и Брэндом, а дня года назад в этот же день она была в Византии, с Василием. Горячая слеза покатилась по ее щеке.

«Почему я плачу о нем? — удивилась Мэйрин. — Ведь он предал меня! И даже не ради другой женщины, а ради мужчины-любовника! Он не любил меня вопреки всем своим сладким речам!» Но тут Мэйрин вспомнила о том, как нежно Василий знакомил ее с восхитительным миром любовной страсти, о том, как обучал волшебному искусству наслаждения. Нет, все же он любил ее! Интересно, понравятся ли Жосслену эти чудесные ласки, которым научил ее Василий? Мэйрин очень хотелось заняться любовью с Жоссленом. Уж он-то не оставит ее девственной!

Они ехали до наступления темноты, а потом были вынуждены обратиться с просьбой о ночлеге к незнакомому саксонскому тану. Этот тан не участвовал в битве при Гастингсе по причине болезни, а его сыновья были еще слишком молоды для войны. И теперь он и его супруга благодарили Господа за эту удачу: ведь несколько соседних дворян погибло в сражении с нормандцами, а их жены и дети вынуждены были покинуть свои дома и пуститься в скитания по ненастным зимним дорогам. По меньшей мере полдюжины девушек из благородных семейств пострадали от развратных нормандцев. Такие трагедии происходили по всей Англии. В общем-то король был милосерден, но находились англичане, дерзко противившиеся ему даже после его победы над Гарольдом Годвинооном. И король не собирался щадить таких людей.