Страсть его была похожа на одержимость. Наконец он сам оторвался от ее груди и простонал:

— Все, Мэйрин. Пора приступать к главному. — Он крепко охватил ее за плечи одной рукой, чтобы она перестала сопротивляться, а вторую руку просунул между ее бедер. — Тебе понравится, Мэйрин! Всем девчонкам нравится иметь со мной дело.

Она почувствовала, что его жадные настойчивые пальцы проникли в ее тело.

— Меня называют Эрик Длинный Меч по двум причинам, — прошептал он, обдавая ее зловонным дыханием. — Знаешь, почему, Мэйрин? Можешь догадаться? — Пальцы его быстро двигались взад-вперед. — Ах-хх, моя сладкая, как же это хорошо! Как долго я ждал этого момента! Как давно мне хотелось проникнуть в твое прелестное тело! — Пальцы продолжали ритмично погружаться в нес. — Скажи, что тебе это нравится, Мэйрин!

Мэйрин была в ужасе. Ведь это всего лишь пальцы! Может быть, это какая-то жестокая шутка? Может быть, он только выжидает время, чтобы наброситься на нее и изнасиловать по-настоящему? Но тут Эрик Длинный Меч внезапно замер, напрягся и, запрокинув голову, издал боевой клич викингов, после чего обессиленно рухнул рядом с Мэйрин. Пальцы его выскользнули из ее тела;

Мэйрин замерла в полном недоумении. Она не знала, что и думать. Что делать? Услышав негромкий храп, она осторожно повернула голову и увидела, что Эрик Длинный Меч крепко заснул, точь-в-точь как засыпал Жосслен после бурной любовной игры.

Мэйрин была не в силах поверить, что на этом все кончилось. Неужели это все?! Эрик вел себя как мужчина, занимающийся любовью с женщиной, но в действительности ведь никакого любовного акта не произошло! Мэйрин понимала, что должна благодарить Бога за это чудесное избавление от насилия, но, с другой стороны, ее это пугало. Может быть, он просто чересчур много выпил? А когда проснется, то все вспомнит и исправит упущение? Мэйрин пребывала в замешательстве.

Она легла на шерстяной плащ, стараясь не потревожить все еще горевшие от порки ягодицы, и уставилась на стропила под кровлей сарая. Теперь она не сомневалась, что попала во власть безумца. Если Эрик спит достаточно крепко, возможно, ей удастся перерезать ему горло; в маленькой дамской сумочке, привешенной к ее поясу, был нож. Но если даже она убьет его, то как ей отсюда выбраться и куда идти? Снаружи бушевала метель. Мэйрин совершенно не представляла себе, где они находятся. Здравый смысл подсказал, что лучше остаться с Эриком и дождаться, пока буран утихнет и пока они доберутся до обжитых мест.

Она снова задумалась о том, что же произошло только что между ними. Неужели Эрик действительно верил в то, что занимается с ней любовью? Или все же это какая-то ужасная шутка и в следующий раз он на этом не остановится? Подумав о том, что другой мужчина может овладеть ею, как должно делать только Жосслену, Мэйрин впала в отчаяние. Одна мысль о том, чтобы заняться любовью со своим похитителем, вызывала у нее отвращение. И если он действительно в следующий раз пойдет дальше, то как не допустить надругательства? Этого вопроса было достаточно, чтобы поколебать все доводы здравого смысла.

Мэйрин вздрогнула и вернулась к действительности, обнаружив, что чертовски замерзла в этом сарае, где во все щели дул сквозняк. Она села, повернула голову и взглянула на Эрика. Тот спал с открытым ртом, заливисто похрапывая. Мэйрин осторожно поднялась, подобрала свою сорочку и быстро накинула на себя. Затем натянула юбки и дрожащими пальцами застегнула пуговицы. Стараясь не шуметь, она надела тунику и завязала пояс. Бившая ее дрожь начала утихать, тело стало понемногу согреваться. Зарывшись в солому, она легла и прикрылась уголком плаща.

Но сон все никак не шел. Мэйрин была чересчур взволнована. Куда они едут? Шотландия — такая же большая страна, как Англия. Ей надо добыть у своего похитителя больше сведений, а это означает, что придется продолжать эту отвратительную игру. Эрик хотел, чтобы она превратилась в покорную, бессловесную женщину, и Мэйрин решила, что будет вести себя так до тех пор, пока это поможет ей. Она знала, что в Шотландии у Эрика нет родных, а это значило, что он принес присягу кому-то из тамошних могущественных лордов. Он вернется к своему сеньору, и тогда Мэйрин обратится к этому сеньору с просьбой о помощи. Но сколько времени это займет? Когда они доберутся до цели? Сколько ночей придется сносить его мерзкие ласки? И перейдет ли он когда-нибудь к настоящей близости? «О Боже! — подумала Мэйрин. — Я сплю и вижу страшный сон. Дай-то Бог, чтобы я дожила до пробуждения!»

Когда они проснулись, на дворе уже распогодилось. В ярко-голубом небе сияло холодное желтое солнце, заливая светом заснеженные поля. Мэйрин, скромно потупив глаза, вошла вслед за Эриком в главный зал. Увидев, что на ее скуле красуется свежий синяк и что она сделалась тихоней, шотландцы переглянулись с ухмылками и одобрительно уставились на Эрика.

— Когда она визжала громче: когда ты бил ее или когда завалил на солому? — спросил Фергус, по-видимому, никогда не знавший, что такое хорошие манеры.

— А ты как думаешь? — с ухмылкой отозвался Эрик. Он обхватил Мэйрин рукой и, не стесняясь, принялся поглаживать ее грудь.

Мэйрин залилась краской смущения, но продолжала молча стоять и терпеть.

— Теперь она будет моей ручной собачкой. Верно я говорю, крошка?

— Да, милорд, — прошептала она.

— Сорча сварил овсяную похлебку. Подкрепитесь, да поживее. Скоро отправляться.

Мэйрин удалось незаметно высвободиться из объятий Эрика. Подойдя к камину, где сидели, скорчившись, три шотландки, она увидела, что одна буханка хлеба осталась нетронутой. Мэйрин вопросительно взглянула на женщин, и старшая из них кивнула ей.

— Возьми, девочка, — сказала она почти дружелюбно. — Это последний хлеб, который мы захватили из Йорка. Потом придется довольствоваться овсяными лепешками да сушеной говядиной до самого Эдинбурга.

— Спасибо. — Мэйрин разрезала хлеб ножом, который ей протянула собеседница. Лучше не показывать им, что у нее есть свое оружие. Вынув мякиш из одной половинки хлеба, она наполнила корочку густой похлебкой и передала ее Эрику. Тот, ни слова не говоря, ваял хлеб и принялся зачерпывать пальцами овсянку и отправлять ее себе в рот. Мэйрин отвернулась к камину, налила немного похлебки в свою половинку хлеба и стала торопливо есть. Она уже поняла, что здесь с ней никто не будет церемониться и что лучше управиться с завтраком раньше Эрика, потому как тот не станет ждать.

Итак, они едут в Эдинбург, столицу Шотландии. Мэйрин, конечно, не могла знать наверняка, но почти не сомневалась, что Эрик присягнул королю Малькольму. А это значит, что он возьмет ее с собой ко двору, если она и впредь будет покорной. Она достаточно хорошо знала мужчин и не сомневалась, что он захочет похвастаться ее красотой. Ведь ему станут завидовать, поздравлять с таким ценным приобретением, как жена-красавица.

— Сколько дней пути до Эдинбурга? — тихо спросила она говорившую с ней женщину. Голос ее был лишен всякого выражения и заинтересованности.

— В это время года? Дней пять — семь, — ответила женщина. — Нам придется ехать по бездорожью: все дороги занесло снегом. А летом на это ушло бы не больше трех дней. — Женщина протянула руку и потрогала синяк на скуле Мэйрин. Та поморщилась. — Да, он грубиян, — проговорила женщина. — Но синяк пройдет прежде, чем мы доберемся до города.

Мужчины покончили с завтраком. Мэйрин, сообразив, что до самой ночи больше поесть не придется, поторопилась запихнуть в рот остатки хлеба с овсянкой и запила все это водой из кружки, предложенной доброй собеседницей. Путники оседлали коней и снова двинулись на север. Как и вчера, Мэйрин ехала на одной лошади с Эриком. Сегодня он не стал держать ее за поводок; видимо, больше не опасался, что его добыча сбежит. Но вместо этого Эрик обнял ее свободной рукой, нащупал сквозь тунику ее грудь и всю дорогу сжимал и разжимал на ней пальцы с таким постоянством, что Мэйрин еще раз подумала, что имеет дело с сумасшедшим. Она почти чувствовала синяки, которые он оставляет ей на коже.