Спешившись, он вышел за переднюю линию готовых к атаке мечников, тяжелый меховой налатник делал высокую фигуру еще более массивной; в руках его поблескивал темной древней сталью Маар Кириайн, хранительское Копье Смерти. Это страшное оружие походило больше на двухклинковый шинковочный нож на длинном древке черного дерева. На металле мертвенным голубовато-зеленым сиянием проступали вемпарийские письмена. За кхаэлем тянулся еле видимый глазу серый дымный шлейф, но эта легкая дымка казалась светлым летним туманом по сравнению с той мутью, что тащилась за лязгающей ордой одушевленных железяк.

Странное это было зрелище, странное и страшное: ясный зимний день, слепящий белый снег, брошенные жителями дома, обсыпанные инеем, как сахарной пудрой — и эта вот мерзость, которая перла на нас, обдавая холодом куда более жутким, чем природный.

Рейдан медленно и уверенно отошел на сотню шагов от своих. Остановился. С треском и шелестом распахнул крылья. Поднял над головой копье. И начал раскручивать его, со свистом взрезая стылый воздух. Послышалось жуткое низкое пение на одной ноте. Даже не пение — вой, беспрерывный и режущий уши. Серая дымка поползла к его ногам, начала собираться в плотный ком, наползать на тело, перебираться на оружие. У меня по спине поползли мурашки, хоть я и не видел лица Хранителя.

Копье вращалось. Быстрее, еще быстрее. Клинки слились в один сверкающий гудящий круг зачарованной стали. Дымка окончательно сползлась в кучу. Зашевелилась. Зашипела. Начала вытягиваться в серую воронку.

Ее дергающийся хобот уперся прямо князю в руки. С неимоверным напряжением кхаэль опустил оружие перед собой. Он уже не держал его, лишь направляя бешеное вращение кончиками пальцев. Вой почти не прерывался, как будто Рейдану вовсе не требовалось дышать. Воронка хищно изгибалась и тянула зев к бряцающему железу. Крылья Хранителя напряглись и задрожали.

Вот муть некромантского заклинания соприкоснулась с силой кхаэля, попыталась ее сожрать. Слышный только магам рев чуть не взорвал мне голову, Рейдан отшатнулся под напором полчища теней, но удержал воронку. Она дрогнула, вытянулась еще сильнее и начала пожирать теневые щупальца одно за другим, перекинулась на сгустки покрупнее.

Первый пустой доспех обрушился с лязгом, не дойдя до Хранителя трех шагов. Второй. Третий. Пятый Скоро они стали осыпаться дюжинами. Воронка сделалась тугой и маслянисто блестящей. Гул разбуженной Силы сделался невыносим.

Рухнул последний доспех. Рейдан метнулся куда-то в сторону и назад. Взмахнул рукой, будто за шнур дернул. Воронка почти тотчас всосалась сама в себя, копье упало в снег. Кхаэль, залившись кашлем, осел поодаль. Горлом хлынула кровь.

Вот же хильденов хвост! Ругнувшись, я пнул под ребра своего ашигха, подскакал, кое как втянул тяжеленную кхаэльскую тушу на круп. Кто ж его, болезного, еще дотащит, кроме меня?

— Заклятье у нее оказалось с подарочком… — прохрипел крылатый, пока мы пробирались сквозь строй к его амиранам. Онемевшее от впечатлений войско так и не двигалось с места — ручаюсь, кому-то после боя придется менять штаны. — Там «нож» был в плетение засунут…

— Тварь… — прошипел я, сдавая его на руки подоспевшим кхаэлям.

На этом мое терпение лопнуло. И уступило место боевой ярости. Несмотря на желание оставить Тореадрим целым и невредимым, я отдал приказ о начале штурма.

Честно говоря, не хочу вспоминать тот день, когда пришлось предавать огню собственный город. Кровь лилась — хоть кубками пей, начались погромы, поджоги, грабеж. Обещал ли я себе, что казню зачинщиков? Не помню. И даже не помню, пил ли я кого-то по пути ко дворцу…

Зато помню лицо некромантки, когда я открылся ей после того, как силой взял где-то в дальних покоях, грубо и почти извращенно. Она смотрела на меня с такой ненавистью, словно собралась убить на месте. Она скандалила и вопила, как резаная. А я отвернулся к окну и молча глядел на реку и дымящийся город. Ярость и горячка боя схлынули, осталось отвращение к самому себе и к женщине за спиной.

Илленн, маленькое солнышко, разве я тебя достоин?.. Зиерра — вот все, что я заслуживаю, думалось мне. Что взять с дурака рогатого? 

Пожалуй, виновником всей этой истории можно считать меня, Рейдана Дрейпада, Опору Столпов Смерти в обоих мирах. Это я, позволив себе душевную слабость, едва не поставил на грань гибели собственный род и мир.

Ну не удивляйтесь, не надо. Когда одуревший от собственного могущества Смертоносец сходит с ума от женщины, еще и не такое может произойти. Почему? Да все очень просто.

Те, кто так или иначе служит Смерти — Хранители, некроманты, прочие маги, способные заглядывать за Грань между явным миром и призрачным, — никогда не испытывают привязанности ни к кому из живущих. Ибо рано или поздно каждый из них отправится на встречу с Хозяином Колеса. А я, дурак, нарушил это священнейшее табу. Ребенок, выросший у меня на руках во взрослую девушку, стал не просто членом моей семьи, не просто существом, которое должно любить и оберегать. Илленн, к несчастью, превратилась в мой воздух, в навязчивый бред. Как смел я, чешуйчатое недоразумение дрейгской ветрености, возмечтать, что некровное родство с Отцом Отцов дает мне право на надежду заполучить ее как жену? Думалось мне: я всего лишь приемыш, взятый отцом под опеку из блажи, в угоду давнему предсказанию, и греха в моем союзе с его дочерью не будет…

Хуже, чем идиот. Кретин конченый.

Люто невзлюбил я законного ее жениха, выбранного сообразно положению, чувствам, необходимости. Все мне казалось, что не подходит он ей, пуще отца следил, глаз не спуская… а получилось, что куда страшнее оказался я сам. Я, Жнец, посмевший возомнить, что могу жить как человек. А с другой стороны, именно человечность помогла мне так долго сохранять рассудок…

Впрочем, я слишком забегаю вперед. Рассказу следует идти своим чередом.

Петли времени порой настолько причудливы, что разобраться в них бывает возможно, лишь взглянув на события спустя не один десяток лет. Явившись по настоянию отца на Десмод — подчистить развесистые «хвосты», оставшиеся от прежнего Хранителя Смерти, Юфуса Кассина, — я знать не знал, что у меня когда-нибудь родится сестра, и что зеленоватая физиономия ифенху со временем заменит для всех нас отцову на посту главы Оси… А вот он помнил и мою неприязнь, и вспышки ревности. И ни словом, ни жестом не показал этого, не выдал себя. Хотя ему наверняка хотелось меня придушить. Снова воцарившись на десмодском престоле, он начал наводить порядок с утроенной жесткостью, заработав себе репутацию кровавого тирана. А я взялся разъезжать по землям Кланов и за их пределами, призывая к ответу всех тамошних расшалившихся мертвецов и зарвавшихся некромантов.

Работенка оказалась грязнее некуда. Десмод задыхался под тяжестью лишней энергии Смерти, Колонны, насколько я чувствовал, почти не пропускали нужный ее поток, и лишнее разливалось по земле, порождая таких тварей, что даже у меня порой чешуя вставала дыбом. Вылезая из очередного склепа в пыли, грязи и ошметках плоти, я на чем свет стоит костерил местных за нежелание сжигать покойников и упорную манию их закапывать или просто складывать в подземельях. Жнецы летали за мной стаями, их присутствие ужасно раздражало и вызывало злость, тени сползались к моим ногам, умоляя отвести их на Колесо. Я рычал на ни в чем не повинные души, но все же исполнял свои обязанности, появляясь в мире живых лишь затем, чтобы иногда поесть и выкроить для себя пару часов обычного сна.

Страшно представить, на что я стал похож в те годы. Смерть, как грязь, въелась в душу и тело, превратив меня в мрачное серое чудовище, от которого с воем разбегалась четвероногая живность а люди спешили отвести глаза. Даже под мороком, придававшим мне человеческий вид, они чуяли Смертоносца и боялись. Я ходил среди них, наполовину обернувшись дрейгом, чтобы было хоть немного легче откачивать из мира живых лишнюю Смерть, перегоняя ее за Грань. Крылья, хвост и лапы зверски мерзли и порой я начинал путать живых с умершими, переставая понимать, где нахожусь. Настоящий облик я демонстрировал только некромантам, делившимся на две неравные половины: та, что меньше, после знакомства со мной соглашалась договариваться мирно, все прочие — пополняли ряды моих Жнецов. Принудительно прощаясь с «веригами бренной плоти».