***

Нет никакого способа избавиться от жалости к самому себе, освободиться от нее с пользой. Она занимает определенное место и имеет определенный характер в жизни обычного человека — определенный фасад, который видно издалека. Поэтому каждый раз, когда предоставляется случай, жалость к самому себе становится активной. Такова ее история. Если человек меняет фасад жалости к самому себе, то он убирает и ее выдающееся положение. Фасады изменяют, изменяя использование элементов самого фасада. Жалость к себе полезна для того, кто ею пользуется, потому что он чувствует свою важность и считает, что заслуживает лучших условий, лучшего обращения. Она еще и потому имеет значение, что человек не хочет принимать ответственность за поступки, которые побуждают его жалеть самого себя.

***

Изменение фасадов жалости к себе означает только то, что воин переносит прежде важные составляющие на второй план. Жалость к самому себе по-прежнему остается чертой его характера, однако теперь она занимает место на заднем плане — подобно тому, как представления о надвигающейся смерти, о смирении воина или об ответственности за свои поступки когда-то тоже существовали на заднем плане и никак не использовались до тех пор, пока воин не стал воином.

***

Воин признает свою боль, но не индульгирует в ней. Поэтому настроение воина, который входит в неизвестность, — это не печаль. Напротив, он весел, потому что он чувствует смирение перед своей удачей, уверенность в том, что его дух неуязвим, и, превыше всего, полное осознание своей эффективности. Радость воина исходит из его признания своей судьбы и его правдивой оценки того, что лежит перед ним.

КОММЕНТАРИИ

«Сказки о силе» отмечают мой полный провал. В то время, когда происходили описанные в этой книге события, я страдал от тяжелого эмоционального сдвига, переломного момента воина. Дон Хуан Матус покинул этот мир, оставив в нем четырех своих учеников. Дон Хуан использовал ко всем личный подход и поставил перед каждым свою задачу. Я считал эту задачу неким плацебо, не имеющим никакого значения в сравнении с тяжестью нашей потери.

Никакие надуманные задачи не могли смягчить горечь от ощущения того, что нам никогда уже не увидеть дона Хуана. Моей первой просьбой к дону Хуану, разумеется, стали слова о том, что я хотел бы отправиться вместе с ним.

— Ты еще не готов, — сказал он. — Будь реалистичен.

— Но я мог бы приготовиться в мановение ока, — заверил его я.

— Не сомневаюсь. Если ты и будешь готов, то только не для меня. Мне требуется совершенная действенность. Мне нужны безупречная воля, безупречная дисциплинированность. Этого у тебя еще нет. Они появятся, ты движешься к ним, но сейчас их у тебя еще нет.

— Но ведь ты смог бы забрать меня с собой, дон Хуан — даже если я еще не готов и не совершенен.

— Думаю, да, но я не стану этого делать. Это оказалось бы для тебя постыдным расточительством. Поверь мне, ты потерял бы все. Не настаивай. Назойливость не относится к миру воинов.

Этого заявления было достаточно, чтобы я прекратил свои просьбы. Однако внутренне я с тоской желал уйти вместе с ним, выйти за пределы всего, что я знал и считал нормальным и реальным.

Когда наступил тот миг, когда дон Хуан окончательно покидал этот мир, он превратился в какую-то разноцветную газообразную светимость. Он стал чистой энергией, свободно текущей во Вселенной. В тот момент мое ощущение потери стало таким нестерпимым, что мне захотелось умереть. Я позабыл обо всем, что говорил дон Хуан, и без малейших колебаний решил броситься в пропасть. Я рассчитывал, что если сделаю это, то в миг смерти дон Хуан обязан будет взять меня с собой и спасти хотя бы те крохи осознания, что во мне остались.

Однако по каким-то причинам, необъяснимым как с точки зрения убеждений моей обычной системы познания, так и с позиции системы познания мира шаманов, я не погиб. Я остался один в мире повседневной жизни, а три мои когорты рассеялись по всему миру. Я стал незнакомцем для самого себя, и это сделало мое одиночество еще более горьким.

Я считал себя неким провокатором, каким-то шпионом, которого дон Хуан по неясным соображениям оставил здесь после себя. Высказывания из книги «Сказки о силе» показывают неведомое качество этого мира — не мира шаманов, а мира обыденной жизни, которая, по словам дона Хуана, так же загадочна и богата, как и все остальное. Чтобы насладиться чудесами мира повседневной жизни, нужно только одно: достаточная отрешенность. Однако еще больше отрешенности нам необходимы достаточные страсть и отрешенность.

— Чтобы этот мир, который кажется таким банальным, смог распахнуться и явить нам свои чудеса, воин должен любить его, — предупреждал меня дон Хуан.

Когда он произнес эти слова, мы находились в пустыне Соноры.

— Быть в этой дивной пустыне и смотреть на эти изрезанные пики ненастоящих гор, которые на самом деле созданы потоками лавы давно исчезнувших вулканов, — это очень тонкое ощущение, — говорил он. — Замечать, что некоторые из кусков обсидиана возникли при таких высоких температурах, что на них еще сохранились признаки их происхождения, — это славное чувство. В них полно силы. Бесцельно бродить среди этих изрезанных вершин и находить те куски кварца, что способны ловить радиоволны, — вот что замечательно. Единственным недостатком этого величественного пейзажа является то, что переход к чудесам этого мира — к чудесам любого мира, — требует, чтобы человек был воином: молчаливым, собранным, отрешенным, закаленным под натиском непознанного. Ты еще недостаточно закален, и потому твой долг заключается в поиске полноты — только после этого ты можешь говорить о путешествии в Бесконечность.

Тридцать пять лет своей жизни я провел, добиваясь зрелости воина. В поисках этого ощущения закаленности под натиском непознанного я посетил места, не поддающиеся никаким описаниям. Я уходил туда незаметно и без приглашения, и точно так же возвращался назад. Воины действуют бесшумно и одиноко, и, когда воины уходят или возвращаются, они делают это так незаметно, что никто об этом не знает. Добиваться зрелости воина иным путем означало бы действовать напоказ, и потому это недопустимо.

Изречения из «Сказок о силе» стали для меня самым острым напоминанием о том, что намерение тех шаманов, которые жили в Мексике в древности, по-прежнему безупречно в своем проявлении. Колесо времени неуклонно движется вокруг меня, заставляя всматриваться в те бороздки, которые остаются логически связанными, хотя в их отношении любые слова бессильны.

— Достаточно сказать, — говорил однажды дон Хуан, — что беспредельность этого мира, будь то мир шаманов или обычных людей, настолько очевидна, что только заблуждение не позволяет нам этого заметить. Попытка объяснить заблуждающимся существам, что значит затеряться в бороздках колеса времени, — самое бессмысленное, что только может делать воин. Таким образом, он полностью убеждается, что эти путешествия представляют собой единственную принадлежность его состояния воина.

ВАЖНЕЙШИЕ ПОНЯТИЯ ИЗ «ВТОРОГО КОЛЬЦА СИЛЫ»

***

Человек становится мужественным, когда ему нечего терять. Мы малодушны только тогда, когда есть еще что-то, за что мы можем цепляться.

***

У воина нет возможности отдавать что бы то ни было на волю случая. Воин реально влияет на результаты событий силой своего осознания и своего несгибаемого намерения.