— Чтоб я сдох, — пробормотал я, опускаясь на корточки. — А ты не кусаешься?

Очень довольный собой Котик уселся и принялся намывать лапой морду совсем по-кошачьи. Я же аккуратно погладил кожаный переплет, и тот отозвался приятным поеживанием, а на белой до сего момента бумаге начали проступать, точно всплывая из глубины, буквы.

«Мир и приветствие тому, кто владеет, — прочитал я. — Корми меня, и будет знание. Говори вопросы, и получишь ответы».

Писала энциклопедия на чистом русском, так что прочитать неправильно я не мог. Только вот что значит «корми»? Убивай врагов и поливай их кровью скромную книжечку? Интересный поворот!

— Э, хм… Мир и приветствие, — сказал я. — Хочется узнать…

И о чем бы спросить энциклопедию, которая, если верить продавцу, содержит «Гегемонию знаний»? Про Гегемонию и спросить, вот только про что… хотя, есть же тайна, которая мучает меня давно, с того дня, когда я второй раз увидел татуировку в виде птичьей лапы с тремя когтями.

— Что значит такая вот татуировка, — и я описал то, что видел на запястье у «дядюшки» Ивана, на шее у врача-шаввана и на плече Лирганы.

Энциклопедия некоторое время лежала неподвижно, потом ее страницы затрепетали. Новые буквы проступили на белом, текст побежал слева направо строчка за строчкой, будто кто-то лупил по невидимой клавиатуре.

«Общество Трех Сил создано на планете Кайтер в 45 году от Первой Жертвы. Аристократический тайный орден, объединяющий тех, кто посвятил себя развитию сокрытых способностей организма, но истинные цели его оставались не вполне понятными. Декларировал поддержку трона, но чем занимался на самом деле — знала только верхушка ордена. Обладал значительным могуществом при последнем Гегемоне Первой династии и первом — Второй.

Официально запрещено и уничтожено в 227 году по приказу Седьмого Гегемона. Верхушка общества казнена, многие члены попали в тюрьму, где и умерли. Не существует».

— Дело темное… — пробормотал я. — То есть как «не существует»?

А почему тогда Иван и Лиргана щеголяют символикой этих самых Трех Сил? Использует ее кто-то другой, маскирующийся под древних масонов Гегемонии, или они вовсе не истреблены, а вполне себе процветают втайне? И чего хотят эти непонятные персонажи?

Ну вот, ответ получил, но тот привел за собой десяток новых вопросов!

На риторический вопрос энциклопедия отвечать не стала, зато Котик насторожился, поднял уши. Из пасти его вырвалось недовольное шипение, и в следующий миг он рванулся вверх по стене и исчез.

Дверь камеры с клацаньем открылась, и в волне прохладного чистого воздуха явился трибун Геррат.

— Конкретно паршивое местечко, — сказал он, осматриваясь. — Ты не находишь?

Я поднялся, собираясь отдать честь, но контрразведчик махнул рукой.

— Две недели, как ты вернулся, и уже второй инцидент с твоим участием, ведь так? — Геррат заметил и лежащую на полу книгу, и пингвинчика, но внимания на них не обратил. — Честно говоря, я не думаю, что это случайно.

— Я… — начал я.

— Молчать! — в руках трибуна появилось нечто похожее на перочинный нож, со щелчком вылетело не лезвие, а длинная трубка, вытянулась и закачалась, точно ус насекомого. — Ты скажешь все… Ты мне все расскажешь… Но сначала я тебя подготовлю. Конкретно.

Я дернулся назад, но оказалось поздно — Геррат коснулся меня усиком, и мускулы отказались повиноваться. Я упал на пол, точно мешок с картошкой, а трибун выщелкнул из ножа новый инструмент — двузубую вилку из черного металла, между зубцами которой посверкивали синие искорки.

— В данных обстоятельствах у меня нет иного выбора, — проговорил он. — Увы-увы.

Присев на корточки, он прикоснулся к моему предплечью, и меня заколотило от боли. Словно тысячи молний ударили одновременно, заставляя мускулы сокращаться, а нервы дрожать и рваться.

— Очень простой инструмент, — голос Геррата звучал спокойно, без эмоций, он явно не получал удовольствия, он просто делал свою работу. — Но очень, очень действенный. Говори. Ты можешь.

— Что? Что говорить? — пропыхтел я, извиваясь на полу.

Язык и губы мне повиновались, а вот тело не слушалось.

— На кого работаешь. Кто отдает тебе приказы. Отвечай!

Мелькнула мысль сдать Лиргану, рассказать о том, что она шантажировала меня… Только к чему это приведет? Геррат возьмет ее в оборот, возможно докопается до ее хозяев. Но быстро поймет, что они не стоят за мной, и мы начнем с начала.

— Ни на кого, — выдавил я. — Честно.

Контрразведчик вздохнул, и боль снова затопила все мое тело от макушки до пяток. Багровая пелена заволкла все вокруг, а после третьего разряда я вовсе перестал соображать, где нахожусь.

Но всякий раз, слыша вопрос «На кого работаешь?», я отвечал «Ни на кого».

Потом наступило просветление, я обнаружил себя на полу все той же камеры: неподалеку сидел пингвинчик, рядом с ним лежала закрытая энциклопедия, внутренности мои болели, ныла каждая клеточка, но я был жив, и вроде бы ни в чем не признался, никого не сдал.

* * *

Когда дверь открылась в следующий раз, я не понял, может через час, а может через семь. После ухода Геррата я впал в забытье, отключился, и проснулся от шагов в своей камере.

— А ну-ка вставай, — произнесли сверху скрипучим голосом центуриона Гаги. — Разлегся тут.

Я пошевелил конечностями, и неожиданно обнаружил, что тело меня слушается. Боль сгинула без следа, будто и не было никакой пытки — создатели прибора, которым пользовался контрразведчик, свое дело знали.

— Теперь бегом за мной, — велел центурион, когда я поднялся. — Сейчас в бой. Тридцать минут до высадки на Бриа.

Твою мать! Так быстро? И мне вести за собой желторотых щенков?

— Есть, — ответил я, поскольку приказы не обсуждают, и следом за Гагой вышел из камеры.

Через десять минут я был в казарме: опытные бойцы снаряжались без спешки, новички суетились, в глазахтанцевали страх и неуверенность.

Пингвинчик занял место в тумбочке, рядом с ним легла на полку живая энциклопедия — еще пригодится. Бронезащита защелкнулась на мне, я проверил мускульные усилители, нахлобучил шлем, пояс отяготили набитые пулями и аккумуляторами подсумки.

— Десятник, разреши обратиться, — рядом бесшумно возник Янельм, и я посмотрел на него с неудовольствием: вот нашел момент, образина ушастая.

— Что тебе?

— Ты же знаешь, такая засада, что я слышу лучше других.

О да, я был в курсе, что своими мохнатыми ушами этот юри-юри, коллекционер необычных предметов-«послухов», частенько улавливает то, что для этих самых ушей не предназначено.

— Ну да, и что?

— А то, что я знаю, кто у нас стучит на Геррата, — Янельм произнес это шепотом, но мне его слова показались громовыми.

— И кто? Говори!

— Смиррно! — в казарму ворвался центурион, в полном снаряжении казавшийся воинственной жабой.

Я заскрежетал зубами — ну как не вовремя, хоть бы на пять минут позже!

— После боя, — шепнул Янельм и бросился на свое место.

— Бойцы! — завопил Гага. — Сейчас мы могущественной воинской силой дадим прикурить глупым примитивным уродам, которые называются бриан и смеют отвергать милосердие великого Гегемона, который предложил им мирно перейти под его благословенную руку, дабы наслаждаться цивилизацией!

Эту чудовищную нелепую фразу он выговорил на одном дыхании, и дальше я слушать не стал: никто, бывший на Бриа, не стал бы называть ее жителей «глупыми» или «примитивными»; они были опасным врагом и неоднократно нас удивляли. Несколько минут я продремал стоя, пока центурион сотрясал воздух глупостями, и проснулся лишь на команде «За мной!».

Мы добрались до зала высадки, и тут же ворота открылись, пошла вниз аппарель. Показалось небо в тучах, и знакомый до отвращения пейзаж — зеленые, сырые джунгли, перевитые лианами стволы, вьюнки и прочая мерзость.

— Спрей в дело! — скомандовал я, и полез в подсумок за баллончиком.

Если не обрызгать себя репеллентом, то проиграешь бой даже не бриан, а всякой мелкой живности, которой богаты эти места.