Пользы от них сейчас никакой.

— Без команды не стрелять! — велел я. — Бить короткими очередями!

Но тут же стало ясно, что бриан нас видят — застрекотали очереди, над головами засвистели пули. Я деловито упер автомат в плечо, красная точка прицела скользнула туда, где вылез на открытое место один из бриан. Двинул пальцем, отдача сотрясла плечо, абориген упал, а браслет-классификатор негромко звякнул, подтверждая, что попал именно я.

Обычная работа солдата.

— Справа обходят! — прозвучал внутри шлема голос Дю-Жхе.

— Возьми Ррагата и встретьте их! — велел я, и едва не заорал, поскольку голову мою буквально расплющило болью.

Переводчик решил взбрыкнуть прямо посреди боя!

Я ожидал, что сознание мое распадется, что я окажусь сразу в нескольких местах и временах одновременно.

Но внезапно обнаружил себя на огромной кровати-аэродроме в гостиничном номере класса люкс, какие я видел только в кино: через огромное распахнутое окно врывались солнечные лучи, шум прибоя и пахнущий солью ветер, на столике рядом с кроватью стояла початая бутылка коньяка и два стакана, а по белоснежной простыне, мурлыкая, ко мне ползла порнозвезда Саша Грей, я видел ее наглую ухмылочку на пухлых губах, огромные, налитые силиконом груди, изгиб бедра.

— Сейчас я сделаю тебе хорошо, — сказала Грей на чистом русском.

Глюк? Но ярче и живее, чем сама жизнь!

Я не успел пикнуть, как он схватила меня, с неженской силой перевернула и начала облизывать и целовать. Язык и руки ее непонятно как очутились сразу во многих местах, точно порнозвезда раздвоилась, растроилась, горячая истома потекла по телу, я судорожно напрягся, собираясь ее схватить, прижать к себе покрепче.

Все исчезло, осталась только судорога, вернулась боль в башке, я понял, что лежу.

— Что с тобой? Егор! — склонившийся надо мной Макс тряс меня за плечо, и еще я слышал какое-то бормотание из наушников шлема, слышал, но абсолютно ничего не понимал.

— Пе… переводчик… — выдавил я. — Командуй от моего имени…

Мгновение бывший московский хипстер смотрел на меня растерянно и испуганно, а потом кивнул.

— Десятник ранен! — услышал я его голос. — Слушай меня!

Я снова провалился в иллюзию, где очутился уже позади вставшей на четвереньки Саши Грей и приступил к делу. Она вскрикнула и изогнула спину, когда я вошел в нее, я одной рукой схватил ее за шелковистые волосы и дернул назад, а другой зашарил по ее потной спине, скользнул по округлому боку, стиснул твердую грудь.

Галлюцинация была настолько яркой, что я даже ощущал запах ее пота!

Я корчился и содрогался, напрягался и пыхтел, хотя понимал, что все это просто глюк, сбой в приборе, который вставлен мне в череп, и что нет никакого гостиничного номера, теплого моря за окном и порнозвезды в моих объятиях. Но вот удовольствие выглядело настоящим, огонь в чреслах полыхал истинный, и голова мутилась тоже вполне реально.

Вспышка… и я вновь в темном лесу, катаюсь по земле, и боль разрывает мне голову…

Вспышка… я на огромном ложе, плющу собой сладко стонущую красотку…

Вспышка… теперь боли нет, и я могу перевести дух, хоть как-то сообразить, что творится вокруг. Стрельба рядом вроде прекратилась, выстрелы вдалеке продолжают греметь, сразу в нескольких местах, но это уже не какофония активного боя, а всхлипы перед затишьем.

Начало светать, и фильтр ночного зрения отключился, я мог видеть ветки дерева надо мной, бегущие по небу облака.

— Тла бел? — спросила наклонившаяся надо мной женщина в шлеме: огромные сиреневые глаза, правильное лицо.

Пира… Пиароани! Я помнил ее имя, но не понимал, что она говорит.

— Погоди, — рядом с ней объявился Макс. — Он не совсем в себе, ха-ха. Слышишь меня?

Я кивнул.

— Меня понимаешь?

Новый кивок.

— Остальных?

Я помотал головой.

— Вот жопа, вапще, — пробормотал он. — Может тебя по уху ударить, да посильнее? Встанет все на место?

Пира что-то спросила, уже у него.

— Нет, беспокоиться не надо, — Макс вытер потное лицо, совсем не такое пухлое, как больше года назад по моему счету, когда мы только познакомились: он выжил во время первой кампании на Бриа, повзрослел, похудел, окреп, но остался тем же беспечным раздолбаем. — Это небольшая контузия, сейчас Егор придет в себя… Возвращайся на место.

— Хорошо. Бедненький, — Пира бросила на меня сочувственный взгляд и исчезла.

А я от радости покрылся холодным потом — я понял ее, понял!

— Все заработало, — сказал я, со страхом думая, что в какой-то момент, может быть даже в следующий раз переводчик может и не включиться обратно, а отремонтировать его, забраться в собственную голову, я не смогу, какой бы я ни был Оружейник.

— Уфф… — Макс снял шлем, обжив редкие черные волосы, слипшиеся от пота. — Пронесло! А то бы еще пять минут, и меня бы пронесло, уже по-настоящему…

— Доложить обстановку! — прохрипел мне в уши Гага, и я нетерпеливо отмахнулся.

Но ответить центуриону я не успел, стрельба началась сразу со всех сторон, и очень плотная. Нарастающий свист известил, что по нам открыли стрельбу из минометов, громыхнул один разрыв, второй.

Я прижался к земле и завертел головой, пытаясь понять, откуда по нам лупят.

— Отходим! Отходим! — Гага буквально визжал. — Немедленно отх…

Голосцентуриона оборвался, сменился неприятным бульканием, ну а то заглушил треск помех.

Из ложбинки, где мы оказались, под таким огнем я бы не вылез и за большие деньги. Рявкнул на своих, чтобы держали головы пониже — немного подождем, а там посмотрим, что делать.

Минут через пять стрельба начала стихать, мины перестали лететь, остались только одиночные — точно последние капли после ливня. Связь не восстановилась, на новую попытку переговорить хоть с кем-то наушники отозвались новым взрывом статики, и я решил, что самое время отходить.

— Давай за мной, — велел я, и первым выбрался из ложбинки, пополз к тропе, по которой мы сюда пришли.

Оглянулся, чтобы проверить, как выполняется приказ, и с радостью увидел, что все живы, даже раненых пока нет. Одолел полосу похожих на папоротники растений и буквально уткнулся носом в ботинки центуриона.

Гага лежал на спине, раскинув руки, и таращился в облачное утреннее небо. Валявшийся в стороне автомат выглядел так, словно из него сегодня не стреляли, а из переносицы нашего командира торчал аккуратный маленький осколок, от которого по носу текла тоненькая-тоненькая струйка крови.

Прячься в тылу не прячься, а твоя пуля — ну или осколок — тебя все равно найдет.

— Дело швах, — пробормотал я, соображая, кто теперь старший в нашей центурии: согласно уставу командование должен принять десятник с самым большим опытом, то есть с высшим классом, и это, насколько я помнил, был Дарсег, немногословный вилидаро в возрасте, обладатель двенадцатого класса, если я ничего не путаю.

Вот только где он?

— Кто меня слышит? Отзовитесь! Это Егор! — позвал я, но если кто и принял мой сигнал и ответил, я этого не услышал: пощелкивание, треск, то ли причуды атмосферы, то ли глушилки бриан.

— Что делать будем? — спросил подползший ко мне Дю-Жхе.

Они все смотрели на меня с надеждой и ожиданием, даже суровый ферини, и я с дрожью вдруг осознал, что внутри я могу сколько угодно сомневаться и колебаться, не верить в то, что я умею командовать, для остальных бойцов я — десятник, и мое дело принимать решения и отвечать за всех.

— Отходить, — сказал я. — Я впереди, ты последним. Тут недалеко должно быть… Километров десять? Не так далеко мы ушли.

И тут до меня дошло, что с той стороны, где остался лагерь, доносится канонада. Похоже, там тоже вспыхнул бой, и это значит, что мы влезли не в мелкую стычку, а в полноценную масштабную операцию, только начала ее, похоже, не «великая Гегемония», а «примитивные дикари».

Дю-Жхе внезапно напрягся, серо-желтое лицо его отвердело, глаза расширились.

— Кто двинется — умрет! — прозвучал суровый голос над нашими головами, и вокруг оказалось очень много бриан: в своих традиционных безрукавках и мешковатых штанах, с длинными черно-красными волосами, совсем не похожих на воинов, но с автоматами и ружьями в руках.