— А зачем нам Директория?

— Номинально Директория наследует всенародно избранному, а впоследствии разогнанному большевиками Учредительному собранию; по крайней мере в большей степени, чем любое другое правительство в стране — а их расплодилось великое множество, в каждом втором уезде свое. Директория может консолидировать разные политические силы, вернее, давать им благовидный предлог к консолидации. Но есть еще одна причина, возможно, более важная… Пока военные правят из-за спины Директории, не встает вопрос о личности правителя — Диктатора, каким планировалось поставить покойного Колчака. Не то чтоб кто-то рвался к единоличной власти — но ты же знаешь, как народ в России нуждается в сильном правителе… Пока, впрочем, есть и более насущные дела.

— А ходили слухи, будто Алмазов сам из монархистов…

— Это так. Но чтоб привести Россию к тому историческому моменту, где возможна, хотя бы гипотетически, реставрация монархии, нам придется идти на политические компромиссы.

— Представь же меня своим новым соратникам!

— А вот, на ловца и зверь бежит.

— Вы не имеете права единолично наслаждаться обществом такой красавицы, полковник, — белозубо улыбнулся подошедший Михайлов. Щербатов представил его. Михайлов поцеловал Вере руку — причем в самом деле прильнул губами, а не коснулся воздуха в паре дюймов от запястья, как велел этикет. То ли сын политкаторжанина не знал тонкостей светского обращения, то ли пренебрег ими осознанно. Вера лишь улыбнулась, лазурит в ее ушах блеснул.

— А вот и наш герой дня! — Алмазов подошел в окружении группы офицеров. — Господа, хочу, чтоб вы первыми узнали о грядущем преобразовании в правительстве. Законопроект пока не утвержден Директорией, но по существу вопрос можно считать решенным. Мы создаем департамент охраны государственного порядка в составе моего министерства. Полковник Щербатов любезно согласился его возглавить, а заодно принять должность товарища министра МВД.

— Но разве вопросы охраны порядка не в ведении контрразведки? — спросил кто-то из офицеров.

— Контрразведка занимается вопросами тактического значения, — пояснил Алмазов. — Ловит шпионов, допрашивает военнопленных и так далее. Это необходимо, но нам надо решать и более масштабные задачи.

— Что-то вроде большевистской чрезвычайки, в таком случае?

— Само название “чрезвычайная комиссия“ указывает на временный характер работы учреждения, — сказал Щербатов. — Как и многие большевистские затеи, чистая непродуманная авантюра. Охрана государственного порядка же должна осуществляться на постоянной основе. Большевики провозгласили классовую войну; наша же цель — классовый мир. Классовый мир может быть выстроен только в условиях четкого, ясного, рационального порядка, при котором каждому отведено его место.

Оркестр заиграл “Дунайские волны”.

— Ах, это мой любимый вальс! — вздохнула Вера. Михайлов, ослепительно улыбнувшись, подхватил ее за талию и увлек в круг танцующих.

— Но разве возможно в нынешних условиях избежать террора? — спросил другой офицер.

— Разумеется, в первое время террор неизбежен, — ответил Щербатов. — Пока не закончена война, и в послевоенный период. Надо смотреть правде в глаза: будут расстрелы, тюрьмы, концентрационные и фильтрационные лагеря. Невозможно вывести истерзанную междоусобной войной страну к стабильности и процветанию, не отсекая гнилые и безнадежно испорченные части общества без всякой жалости. Но если большевики не могут предложить обществу ничего, кроме непрерывного и нарастающего террора, то для нас эти меры будут лишь временными. Суть нашей деятельности — в умиротворении мятежной страны. Если установление государственного порядка неизбежно потребует насилия, то его поддержание должно стать бескровным.

Госпожа Алмазова, лучезарно улыбаясь, вступила в круг беседующих мужчин.

— Давайте же оставим беседы о политике для суровых будней, господа, — поспешно сказал генерал. — Сегодня праздник. Нам должно быть стыдно, что дамы скучают! Не так уж много балов мы могли им предложить в последнее время.

— Вас можно поздравить, — сказал Алмазову Щербатов, когда офицеры разошлись. — Сегодня вы отстояли наше демократическое правительство.

— Социалисты это, никакие не демократы, — лицо Алмазова скривилось. — От большевиков отличаются разве что тем, что упустили власть в стране. А так одним миром мазаны, и болтаться бы им на соседних виселицах. Полагаете, мне приятно было прерывать гимн Империи в угоду этому сброду? Я ведь по глубокому своему убеждению монархист, Щербатов.

— Как же вы относитесь к последнему русскому императору?

— Как и любой монарх, Николай был послан России Богом. Полагаю, в наказание за грехи, которые нам только предстоит еще искупить. Император ввел страну в мировую войну, разрушившую миллионы семей — а сам радел прежде всего об интересах семьи собственной. Романовы утратили как юридическое, так и нравственное право на престол. Однажды, возможно, Бог смилуется над Россией и пошлет ей новую династию. Пока же, к великому моему сожалению, нам не обойтись без союза с этими пустобрехами.

— В чем вы видите первоочередную цель этого союза?

— Без правительства, издающего законы и контролирующего их соблюдение, мы не сможем покончить с таким уродливым явлением, как атаманщина. Постоянно поступают донесенья о бессудных, жестоких и, главное, бессмысленным расправах, чинимых над населением казаками Семенова, Анненкова и других атаманов. Они грабят, насильничают, мучают и убивают без разбора, и тем возбуждают такую ненависть к представляемой ими власти, что большевики могут только порадоваться наличию таких ценных и благодетельных для них сотрудников. Население должно видеть в нас избавителей от тяжкого комиссарского плена, а не худших мучителей, чем комиссары.

— Проблема с атаманами в том, что ими невозможно управлять, — ответил Щербатов. — Я полностью с вами согласен, атаманщина должна быть искоренена самым решительным образом. Хоть и не тотчас же, а когда в войне с большевиками будет достигнут перелом и мы получим преимущество. А пока мы подготовим для этого почву, изыскав Новому порядку союзников во всех слоях населения. Лучшие люди страны могут и даже должны оказывать ОГП содействие в выявлении и уничтожении вредоносных элементов. Общество в тесном сотрудничестве с властью станет очищать само себя.

— То, о чем вы говорите, в народе называют “чужими руками жар загребать”, — нахмурился Алмазов. — Впрочем, на войне хороши все средства. Сейчас, однако же, неподходящее место и время для обсуждения этих вопросов. Смотрите, моя дражайшая супруга ведет к вам свою очередную протеже. Будьте предельно осторожны, полковник, более двух танцев с одной барышней — и вы уже жених. Женихов теперь остро не хватает, а ваша карьера на взлете, потому невесты откроют на вас сезон охоты. Вам, вне всякого сомнения, следует жениться, но я бы рекомендовал не спешить с этим. По-настоящему хорошую партию вы сможете составить через год-другой.

— Я приму это во внимание, — ответил Щербатов и обернулся к госпоже Алмазовой и ее протеже с самой любезной улыбкой.

Протанцевав с разными барышнями четыре перемены, Щербатов нашел Веру в обществе Михайлова.

— Вот, Андрей не даст соврать, — говорила Вера, — я всегда ненавидела войну. Свою жизненную миссию я вижу в том, чтоб исцелять нанесенные войной раны.

— Вы говорите о благородном труде сестры милосердия? — улыбаясь, спросил Михайлов.

Как и многие дамы, Вера в патриотическом 1914 году окончила сестринские курсы.

— В том числе и о нем. Но мои амбиции простираются дальше того, чтоб перевязывать раны нашим доблестным воинам. Я говорю об исцелении общества.

— Вот как! И какими же, позвольте полюбопытствовать, методами вы намерены исцелять общество? — Михайлов, кажется, все еще считал разговор шуточным.

— Методики исправления и усмирения человеческой природы известны с древнейших времен, — серьезно ответила Вера. — Если мы изучим и модифицируем их с помощью достижений современной науки, они смогут стать по-настоящему эффективными, а в перспективе даже и массовыми.