Искусство умерло, и теперь нет ничего проще, чем спрятать шпика под личиной художника или артиста. СМИ так и трубят о мнимом величии пошлых, не пойми откуда взявшихся клонов нео-дадаизма, которые уже принялись создавать целые замки и дворцы из мусора. При таком процессе вполне понятно, почему шпионы и прочие агенты государственных сетей принуждения с такой лёгкостью выдают себя за артистов. Как грибы после дождя возникают абсолютно пустые псевдомузеи и псевдоисследовательские центры, посвящённые творчеству никогда не живших личностей, с тем же успехом создаются репутации журналистов-стукачей, историков-стукачей и писателей-стукачей. Несомненно, Артюр Краван обладал даром предвидения, когда написал в своём «Maintenant»: "Скоро на улицах нам будут встречаться исключительно художники и артисты, и придётся немало постараться, чтобы отыскать в толпе простого человека". В своё время парижские бедняки любили язвить: "Здравствуйте, добрые артисты! Надеюсь, вы и вправду добрые". Конечно, они говорили не совсем так, но в такой форме их острота ещё более актуальна.

Мы вынуждены принимать мир таким, какой он есть. Сегодня мы становимся свидетелями того, как коллективное авторство начинает практиковаться почти во всех крупных издательствах, точнее в тех, что приносят своим владельцам наибольший доход. Всё равно, только газеты имеют право удостоверять псевдонимы, а потому они с радостью ими жонглируют, сочетают, меняют местами, а то и вовсе подменяют искусственными мозгами. Задача современных авторов — выражать идею и стиль жизни эпохи, но не потому, что они действительно хотят их выразить, а потому что им это приказали. Вот и получается, что поистине независимыми сейчас являются лишь литературные антрепренёры, которые с умным видом рассказывают нам о том, что Дюкасс ссорился с Графом Лотреамоном, настаивают, что Дюма и Маке — два разных человека, подмечают, что не стоит путать Эркманна и Чатриана, и что Ценсье и Даубентон — совершенно разные вещи.[13] Можно смело сказать, что все современные авторы — последователи Рембо, особенно что касается утверждения: "Я — это не я, а кто-то другой".

Вся история общества спектакля вела к тому, чтобы секретные службы начали играть в нём главную роль; так и получилось, чуть только власть и сила этого общества достигли должной концентрации. И хотя они скромно именуют себя «службами», на самом деле именно они определяют главные интересы общества. Они не знают коррупции — они могут лишь верой и правдой служить обществу спектакля. Так ревностно служат, пожалуй, только вперёд смотрящие на корабле посреди бескрайнего океана. Спектакль привёл всё тайное к триумфу, и теперь вынужден нанимать для собственного управления всё больше и больше специалистов в области тайного. Эти специалисты не обязательно должны быть бюрократами, — это индивиды, которые в разной степени освободили себя от контроля государства и бюрократии.

Главное рабочее правило для интегрированного спектакля, ну или, по крайней мере, для тех, кто заведует его делами, состоит в том, чтобы сделать всё возможное для поддержания его строя. Это означает, что для нужд спектакля следует привлекать любой новый инструмент, сколько бы он ни стоил. Разработка новых механизмов воздействия становится самоцелью и единственной движущей силой системы, способной хоть как-то подстегнуть её развитие, поэтому эти механизмы навязываются обществу без каких-либо раздумий. Хозяева спектакля, несомненно, любой ценой желают сохранить существующую "систему общественных отношений между людьми", но они также обязаны следить за техническими инновациями, чтобы и их наследникам было чем руководить. Это касается также и спецслужб, которые своей грудью защищают господствующий режим. Если какое-то орудие труда было усовершенствовано, то оно в любом случае должно быть использовано, пускай даже ради этого придётся изменить условия окружающей среды. Поэтому чрезвычайные меры всюду становятся делом привычным и обыденным.

В некотором смысле, сплочённость общества спектакля доказывает правоту революционеров, которые настаивали на том, что даже ничтожнейшую деталь системы нельзя изменить, не изменив всю систему. Однако эта сплочённость также подавила любые революционные настроения в современном обществе, выбив у них из-под ног любую социальную почву, где бы они могли найти выражение: от профсоюзов — до газет, от рабочих кварталов — до книг. Достаточно было мановения руки, чтобы высветить всю безрассудность и беспомощность этой тенденции. Да и на индивидуальном уровне сплочённость общества спектакля способна подавить или, ещё лучше, подкупить любые возможные формы протеста.

Спецслужбы могли бы быть куда опасней, но, по счастью, они слишком увлекаются амбициозными замыслами по всеобщему абсолютному контролю над обществом и оттого закономерно сталкиваются с трудностями. Существует следующее противоречие: спецслужбы кропотливо, день за днём собирают информацию о различных индивидах, причём собрали уже какие-то непомерные, гигантские горы досье, однако времени на анализ и выявление их действительной ценности у них просто не остаётся. Количество разведданных постоянно приходится сокращать, при этом много важной информации попросту теряется, а то, что остаётся — всё равно недоступно для прочтения из-за своего объёма. Разведкой и иными службами по манипуляции населением никто не руководит, они не координированы. Между ними кипит ожесточённая борьба, один потенциал современного общества желает задавить другой, однако не стоит обольщаться — все они одним дёгтем мазаны.

Эта борьба также является состязанием. Каждый её участник переоценивает способности как своих агентов, так и агентов противников. Любая страна, не говоря уже о транснациональных альянсах, на текущий момент обладает каким-то невероятным числом полицейских и разведывательных служб. Причём эти спецслужбы могут быть не только государственными, но и даже надгосударственными. Также не счесть мелких частных компаний, которые предлагают свои услуги в области надзора, безопасности и разведки. Вполне естественно, что у транснациональных корпораций есть собственные спецслужбы; но куда интереснее то, что они есть и у менее крупных национальных компаний, которые до сих пор преследуют собственные цели на национальном и, реже, международном уровне. Ядерно-энергетическая группа будет отчаянно сражаться против нефтяной группы, несмотря даже на то, что они принадлежат одному и тому же государству и, в каком-то смысле, диалектически объединены желанием поддерживать высокий уровень цен на нефть на мировом рынке. У каждого предприятия есть собственные спецслужбы, которые призваны бороться с саботажем и, в случае надобности, организовывать акты саботажа против конкурентов. Так, например, компании, строящие подводные туннели, кровно заинтересованы в том, чтобы морские паромы тонули чаще — для этого они не брезгуют подкупом газет, чтобы те без промедления, но и без особых подробностей, рассказывали о подобных катастрофах. Одновременно с тем, компания соперничающая с Sandoz[14] может запросто отравить источники подземных вод в долине Рейна, нимало не заботясь при этом об экологических последствиях. Тайным разведывательным службам не привыкать — забота у них такая. Все эти организации плотно теснятся вокруг тех, кто в ответе за государственный разум, Raison d'Etat, причём каждый хочет добиться своей гегемонии над смыслом. Поэтому смысл и теряет сегодня всякий осязаемый центр.

Одерживая победу за победой, вплоть до 1968 года современное общество свято верило в то, что его все любят. Однако с тех пор оно было вынуждено расстаться с этим заблуждением — теперь оно предпочитает, чтобы его боялись. Уж оно-то знает, что его "атмосфера невинности исчезла навсегда".