Храм подпрыгнул, и я с ужасом почувствовал, как поднимаюсь вверх. Как вздымается к небу лед и тащит за собой меня и корабль Сканди. Покачнувшись, я упал на колени, вцепился пальцами в пористый лед, сдирая кожу с левой руки. Меня развернуло лицом к деревне.

Россыпь домов впереди меня вспучилась, поднявшись. Словно огромный чирей, покрытый гремящими и лязгающими платформами, вздулся на поверхности и норовил вот-вот лопнуть.

Небо позеленело, и от пляски ядовитых огней зарябило в глазах, а в мертвенном свете, непонятно откуда опустившемся на землю, – Кассин-Онг все вспучивался и вспучивался. Визжали рвущиеся тросы и лестницы, а сквозь жуткий грохот льда слышался звук бьющегося стекла и крики.

Не в силах отвести взгляда от гибели моей деревни, я так и стоял на четвереньках, разинув рот, не чувствуя пожирающего мою руку холода и не веря в происходящее. Вспыхнула миллионами осколков теплица, обрушилась крыша трактира Пухлого Боба, провалившись внутрь. Медленно свалился с платформы дом старосты.

Мне показалось, что я вижу, как меж мусора и обломков, отлетающих от домов, и кренящихся платформ в небо взлетают фигуры людей. Но они же должны быть на представлении! Должны быть севернее от места Пролома.

Грохот стал еще громче, а льдина, за которую я держался, накренилась. Пальцы заныли от напряжения. Позади меня со скрипом гусениц покатился вниз корабль шамана. Брошенный бидон звякнул о массивные траки, и я плашмя упал на лед, вбив носки сапог в углубления. Рука, лишившаяся теплой перчатки, скрючилась, хваткой мертвеца вцепившись в лед, и нещадно болела от пожирающего ее холода. Мне показалось, что сейчас она просто раскрошится.

В зеленом свечении, льющемся с неба, вдруг возникла огромная черная фигура. Она словно выросла из океана, разбрасывая в стороны ледяные валуны, металлические конструкции платформ и обломки домов, и тянулась теперь к окрашенным в изумрудный цвет облакам. Я смотрел на нее во все глаза, забыв обо всем. Забыв о сведенной от лютого холода кисти, забыв о гибели Одноглазого и цели своего путешествия сюда.

Темный Бог пробился наружу, уничтожая мою родную деревню, и теперь вызывал на бой Светлого Бога, который на ночь ушел на покой, за горизонт. А вокруг косматого, мокрого чудовища ярко вспыхивали, плюясь искрами, и навсегда гасли разбивающиеся фонари. Льдины, отброшенные силой подводного владыки, взмывали к небу и скрывали от меня гигантский цирковой корабль, до того цитаделью возвышавшийся над деревней. Цирк был далеко от места Пролома, и те, кто пришел на представление, должны были благодарить судьбу за приехавшую ярмарку. Если бы не труппа Аниджи, то все бы сейчас мирно спали по домам, и проснулись бы от…

Я похолодел, вспомнив об охотниках у дома Одноглазого. Успели ли они спрыгнуть? Успели ли сбежать? Рука напомнила о себе дикой болью, и я с шипением втянул ее в рукав, проклиная себя за слабость.

Черная фигура с ужасным низким ревом, перекрывшим даже грохот льдов, подняла в воздух четыре огромные и оглушительно клацающие клешни. В них, в каждой, было ярдов двести длины. А может, больше? Я не мог этого понять, потому что наша деревня по сравнению с Темным Богом казалась мне игрушечной, нереальной, а ведь существо, продравшееся из глубин промерзшего океана, даже наполовину не высунулось наружу. Уродливая, похожая на медвежью голова, усеянная десятками извивающихся ростков, была запрокинута к небу, и я видел, как Бог разевает длинную, заостренную пасть с рядами огромных загнутых зубов. Плеч у него не было. Длинное, скользкое туловище плавно переходило в шею, и из него торчали вразнобой уродливые шипастые лапы, заканчивающиеся неровными клешнями.

Конечности Бога ненадолго застыли, а затем обрушились на деревню, ломая то, что уцелело после взрыва пакового покрова. Рядом со мной просвистел огромный кусок льда, об обшивку кренящегося ледохода-храма забарабанили обломки. Что-то больно ударило меня по уцелевшей руке, и я едва не разжал пальцы, но удержался. Однако спустя пару вдохов получил еще один удар.

И еще.

Мотая головой, круша лапами оказавшиеся у Пролома платформы, Темный Бог отчаянно ревел, и от этого звука мое сердце норовило остановиться. Никогда прежде и никогда после я не слышал ничего подобного.

Льдина остановила свой подъем, и я, вцепившись в нее, задрал голову, глядя, как из зеленого неба вырастают черные точки. От силы удара глубинного владыки даже досюда долетели обломки домов из Кассин-Онга. Мне вдруг стало так тоскливо, так пусто, словно из меня выдернули душу. Хотелось заплакать и громко-громко закричать, что я так не играю, что пусть все вернется к тому, что было.

Но небеса все зеленели, искажая ночь, а вокруг сыпались обломки моего детства.

Что-то сильно ударило меня по голове, лязгнули зубы, из глаз посыпались искры вперемешку с черными пятнами. Руки сами собой разжались, и я заскользил вниз, к накренившемуся ледоходу Сканди.

А затем на меня накинулась темнота.

Глава четвертая

Начало долгого пути

Я очнулся. И в первый момент почувствовал сказочное облегчение на душе, понимая, что весь этот ужас мне попросту привиделся. Что пора вставать, что нужно откинуть в сторону тяжелое нагретое одеяло, спустить ноги на расстеленную на полу шкуру, ежась от идущей от стен морозной свежести, потянуться к стулу за сложенными вещами. А затем выскользнуть на пропахшую ароматами теплую кухню, поприветствовать гремящую кастрюлями Эйду, кивнуть брату, если он уже проснется к тому времени, торопливо позавтракать и поспешить в таверну Пухлого Боба, чтобы до блеска натереть полы, прежде чем появятся первые посетители…

– Ты как? – тихо спросил меня Сканди. Он сидел рядом с моей кроватью, на неудобном прикрученном к полу стуле. Жиденькая поросль на голове старика спуталась, всклокочилась. Плечи его были опущены, как и крючковатый нос. В светлых, почти прозрачных глазах зияла жуткая пустота. Над верхней губой у шамана росла некрасивая бородавка. Я никогда раньше ее не замечал.

Потолок над его седой головой был окрашен в рыжий цвет. В углах седела плесень – неприятная, как затаившаяся болезнь. Над кроватью висел фонарь и тепло освещал комнату, в которой мы оказались. Матрас подо мной дрожал, и откуда-то снизу доносилось равномерное глухое гудение двигателей. На столике у кровати тихонько дребезжала ложка в кружке с горячим напитком.

Я понял, что нахожусь на храмовом ледоходе. Понял, что Темный Бог, разрушающий Кассин-Онг, мне не приснился. Беспомощно посмотрел на старика, почувствовал жгущую его изнутри тоску…

И заплакал. Слезы сами брызнули у меня из глаз. Я пытался унять их, но любая мысль о моей деревне, о моей семье причиняла невыносимую муку. Пришлось сцепить зубы, но постыдные рыдания все равно рвались из груди, а перед глазами стояла картина взлетающих в небо платформ, и в ушах царил стон ломающегося и гнущегося железа. Что, если Лумена, моего брата, больше нет? И его жены, заменившей мне мать, тоже? И Пухлого Боба? И Сансы? И добродушного Занза ан Эфтала, и его смешливой дочки Инни?

Что, если никого больше нет?!

Сканди отвел от меня глаза, сжал тонкие бледные губы и тяжело вздохнул. Смотрел он будто в пустоту.

– Не плачь, – наконец сказал он и положил теплую и шершавую руку мне на щеку, чуть погладил. Ласково потрепал по волосам. – Не плачь… Все уже позади. Темный Бог ушел.

Он опять вздохнул. И тут я сквозь собственную боль и горе почувствовал, как сжигают шамана страх и чувство вины…

– Почему вы не сказали, что идет Темный Бог? – Слезы мгновенно пересохли, уступив место закипающей ярости. – Почему вы не сказали?!

Шаман ничего не ответил. В нем всплеснулось болезненное сожаление, но мне этого было мало. Он должен был предупредить нас. Это его обязанность, его предназначение. Обитатели храмовых ледоходов ни в чем себе не отказывали и могли попросить чего угодно у опекаемых жителей, но взамен от них требовалось всего лишь предупредить нас, если пробудится Темный Бог и направится прямо к деревне. Неужели все эти годы Сканди лгал, что обладает даром предвидения? Неужели он никогда не чувствовал того, что таится подо льдами?