Дверь в каморку не подавалась. Бухер дергал и дергал за ручку, но ураган плотно прижимал дверь к косяку. Старик знал, что стоит ему сейчас обернуться, как перед его взором мгновенно возникнет какое-нибудь дьявольское видение. Со всех сторон Бухера атаковали силы Ада, уничтожившие уже стольких людей. Юнец забавлялся, играя с Бухером в кошки-мышки и наслаждаясь своей чудовищной затеей.

Наконец, старик ворвался в комнатенку, и дверь с грохотом захлопнулась за ним. Бухер поплелся к кровати. Он сгреб лежавшие на столе таблетки и пододвинул к себе бутылку коньяку. Пора. Слишком уж он задержался на этом свете. Удивительно и то, что плоть его оказалась куда крепче, чем дух.

Здесь же, на столе, лежала ручка с бумагой, а также стояла старенькая чернильница. Бухер обмакнул перо в чернильницу и начал писать. Подводя черту под своей жизнью, он набросал одно-единственное предложение:

«И что человеку с того, что, овладев всем миром, он потерял собственную душу».

Выронив самописку, Бухер дотронулся до крошечного бугорка на пальце правой руки. Знак не исчез. Глубоко вздохнув, старик потянулся за коньяком.

«Аминь», – только и вымолвил он, пригубив бокал.

Сообщение о смерти Поля Бухера заняло первую полосу «Нью-Йорк Таймс», а на развороте газета поместила подробнейший некролог. Его автор оголтело и беспощадно клеймил Бухера, называя того безжалостным дельцом, который без зазрения совести шел буквально по головам, лишь бы достичь вершины социальной лестницы.

Автор, однако, признавал – хоть и со скрипом, – что именно проницательность Бухера превратила «Торн Корпорейшн» в крупнейший промышленный гигант. Благодаря настойчивости Бухера компания занялась производством сои и сельскохозяйственных удобрений. Ибо тот сумел вовремя сориентироваться, предвидя, что лидерство в пищевой промышленности обеспечит не только огромные финансовые прибыли, но и определенный политический капитал.

Все знали, что Бухер частенько повторял: «Мы ставим на голод».

В некрологе язвительно прошлись и по тому факту, что Бухер, как и все Торны, никогда не давал интервью. Так что о его личной жизни известно не слишком-то много.

С особым удовольствием муссировались слухи о самой кончине Бухера, почившего в полной нищете, в грязной богадельне. И это всего год спустя после ухода из богатейшей компании западного мира. Автор не преминул подчеркнуть, что смерть Бухера странным образом совпала с недавним сообщением о вступлении семнадцатилетнего Дэмьена Торна-младшего в должность президента «Торн Корпорейшн».

Именно эта последняя фраза запечатлелась в голове у Джека Мейсона. Пробежав глазами некролог, он отложил газету в сторону. Мейсон жил на тридцатом этаже одного из небоскребов, построенного в самом сердце Манхэттена. Подобная роскошь обходилась ему ежемесячно в десять тысяч долларов. За эту кругленькую сумму Мейсон приобрел редчайшую возможность лицезреть из окна своих умопомрачительных апартаментов никогда не рассеивающийся туман. Вообще-то при продаже сей грандиозной квартиры к ее несомненным достоинствам относили в первую очередь вид на реку вплоть до самого Лонг-Айленда, Война спутала все карты, и Мейсон то и дело поминал недобрым словом тех военных воротил, по вине которых планета день за днем превращалась в пустыню.

Мейсон снова развернул газету и уткнулся в некролог, отмечая про себя, что публикация задела его за живое. Кроме того, некролог словно подстегивал его – Мейсона – к работе над очередной книгой.

Засунув газету под мышку, Мейсон прошел в кабинет, одна стена которого была сплошь увешана обложками его пятнадцати книг. На противоположной стене не было ничего, кроме большого пробкового щита. Мейсон вырезал некролог, прицепил его к щиту и отступил на шаг, размышляя о том, что вскоре вся стена покроется газетными вырезками. Он собирался нацеплять их сюда по мере того, как будет вызревать идея книги о семействе Торнов. Хлопнув в ладоши, Мейсон набрал номер телефона.

Тремя часами позже он сидел со своим литературным агентом в маленьком баре на Лоу-Истсайд. Здесь его не узнала бы ни одна живая душа. Мейсон хотел с глазу на глаз переговорить с Гарри. Без лишних свидетелей. Однако Гарри почему-то не прельстила идея написания подобной книги.

– По-моему, ты рехнулся, – без обиняков заявил он.

– Что-то в этом роде я и ожидал от тебя услышать.

– Что я еще могу сказать? Никто, никто, понимаешь, не приближался к Торнам и на пушечный выстрел. – Голос Гарри прямо-таки звенел от возбуждения. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что затея эта крайне нелепа и не осуществима ни при каких обстоятельствах. Гарри до глубины души поражался Мейсону.

– Послушай, Джек, – с трудом взяв в себя в руки, обратился он к Мейсону. – Ты же можешь не знать, что в прессу просачивается иногда тот или иной затейливый слушок о мафии, об английской королевской семье, о Ватикане в конце концов. Но только не о Торнах! Ведь из этой семейки никогда не удавалось ничего выудить. Никогда! – с жаром воскликнул он.

– Поэтому я и намерен заняться Торнами, – как можно спокойнее констатировал Мейсон.

Гарри пристально воззрился на своего клиента. Пожалуй, на Мейсона можно поставить. Это был очень неординарный человек, хорошо известный в Штатах. Ростом Мейсон был шести футов и трех дюймов, да и весил пару сотен фунтов. Достигнув зенита славы, он в свои пятьдесят лет вполне преуспевал. Склонные к клише журналисты сравнили однажды Мейсона с Хемингуэем, но даже заядлые критики не могли отрицать, что Мейсон действительно самый замечательный из современных писателей Америки.

Гарри налил себе минеральной воды. Пока еще он надеялся разубедить Мейсона.

– Джек, у тебя две Пулитцеровские премии, – умоляющим голосом прогундел Гарри.

– Точно… И вдобавок две бывшие жены с кучей неоплаченных счетов. – Ну, так накатай еще один толстенный роман. Мейсон протестующе взметнул свои огромные ручищи – Ты только послушай, Гарри, – не повышая голоса, возразил он. – Я тебе в сотый раз повторяю: сегодня утром я стал обладателем целой кипы газетных вырезок о Торнах. У меня не было времени, чтобы просмотреть их внимательно, но одна штука сразу бросается в глаза. Каждый, кто пытался приблизиться к этой династии…

– Знаю, знаю, – нетерпеливо перебил его Гарри. – Ты мне уже все уши прожужжал. Все эти люди плохо кончили.

– Вот именно, – выразительно подчеркнул Мейсон, подняв указательный палец и тыча им в лоб своему литературному агенту. – Вот именно, Гарри. Взять, к примеру, предпоследнего посла в Великобритании Филипа Бреннана. Куда он промчался в ту страшную, роковую ночь?

– Откуда мне знать?

– В Пирфорд. Загородное поместье Торнов в Англии А зачем он туда поехал? Какое он имел отношение k Торнам?

– А кто его знает?

– Правильно, никто. Так вот, десять дней спустя его находят заколотым. В горле кинжал, а на теле – многочисленные следы собачьих зубов. Во время кремации жена покойного бросается на гроб, уже почти целиком исчезнувший в печи, и получает ожоги второй степени.

– И что с того?

– Что?! – изумился Мейсон. – Да это уже сам по себе потрясающий сюжетец.

– Ну так и отдай его журналистам! – фыркнул Гарри.

– К черту журналистов! Я сам намерен разобраться с этими Торнами.

– Ты не опубликуешь ни строчки…

Гарри запнулся, не договорив. Похоже, на этот раз он хватил лишку. Однако предательские слова уже сорвались с губ, и Гарри вполне обоснованно заключил, что Мейсон его сейчас пристукнет. Но, к счастью, именитый писатель уже достаточно поднабрался и пребывал в том состоянии, когда на подобные мелочи уже не обращают внимания. Пробираясь между столиками к выходу, Мейсон от избытка переполнявшего его энтузиазма опрокинул по дороге пару стульев. Но иначе он не был бы Джеком Мейсоном.

Гарри наблюдал за этим здоровяком, внутренне подтрунивая над ним. Ибо ни на йоту не сомневался, что через месяц-другой Мейсон одумается.