Но в настоящий момент техническая сторона вопроса представляла проблему. Он сидел в тесной палатке, его спина повторяла наклон стенки, ноги он подобрал, потому что их некуда было вытянуть. Эми сидела между его ног, спиной к нему.

В обычном случае делу помогло бы грациозное вращение, но здесь не было места ни для какого вращения, а еще сверху свисал этот дурацкий фонарь, до сих пор покачивавшийся после того, как он треснулся о него головой.

И как скоро она начнет замерзать? Надо всегда прикинуть, в какой момент может начать замерзать полураздетая женщина… хотя она фигуристка; фигуристы, должно быть, привычны к прохладе.

Спасибо Богу хотя бы за это.

Эми снова повернула голову, пытаясь заглянуть ему в лицо.

— Почему ты смеешься?

— Ты не заметила, что мы застряли на этой позе?

— Нет, — ответила она и снова прижалась к нему, закрывая глаза. — Продолжай. Я скажу, когда замечу.

Он продел указательные пальцы в шлевки ее джинсов, приподнял ее и переместил в угол палатки. Затем встал на колени и потянул ее за ноги, укладывая во весь рост и только дважды ударившись о фонарь.

Ее черный купальник торчал над поясом джинсов. Он расстегнул ее джинсы и сильно дернул за них. Мгновение спустя она лежала перед ним обнаженная.

Ее тело было стройным и ладным, бедра у нее были уже плеч. Темно-золотистых волос на лобке оказалось на удивление мало, только узенький треугольник. Он никогда ни у кого не видел так мало волос на лобке.

— Ты что-нибудь с ними делаешь? — спросил он.

— Конечно. Костюмы фигуристок не слишком-то прикрывают тело.

— Бреешь?

Она покачала головой:

— Снимаю воском. — Должно быть, он выглядел озадаченным, потому что она продолжила: — Намазываешь горячим воском кожу, а когда он остывает, отрываешь вместе с волосами.

Ох! Горячим воском на лобковые волосы? Джек содрогнулся от этой мысли.

Эми провела ладонями по лобку.

— Я уже какое-то время это не делала. Немножко колюсь. Хочешь потрогать? — Она с готовностью распласталась на спальном мешке и приподняла таз. — Очень короткие лобковые волосы как кинжалы, они могут даже проткнуть колготки.

— Моя сестра сказала, что ты совершенно не смущаешься своего тела.

Она болтала, лежа совершенно обнаженной, тогда как он был полностью одет. Большинство женщин вело бы себя иначе.

— Видимо, да. Мое тело — это мой инструмент. Обычно я не думаю о его сексуальности.

— Это не создает никаких трудностей?

— Ни малейших. Учитывая, что у меня нет сексуальной жизни, это, вероятно, преимущество.

— Но ведь кто-то у тебя был, разве нет?

— Иногда, но получалось как-то нескладно. Ты же можешь себе представить — спишь с кем-то, а он думает, что это дает ему право контролировать твое паблисити или быть продюсером твоих шоу.

— Думаю, я могу пообещать, что со мной этого не произойдет.

— Знаю. Это одно из твоих достоинств.

Они разговаривали уже долго. Джек был не против, ему нравилось с ней болтать. С большинством людей это казалось пустой тратой времени, но не с ней.

Но не избегают ли они чего-нибудь с помощью всех этих разговоров?

— Расскажи мне про себя — когда ты все-таки ведешь сексуальную жизнь, что ты любишь?

— На самом деле я очень отзывчивая. Немножко здесь, — она показала на свои груди, — немножко тут, — она махнула рукой в сторону лобка, — и я готова.

Это его удивило. Он ожидал, что с ней ему придется трудно. Как с большинством женщин.

— Почему ты удивляешься? — спросила она, хотя он ничего не сказал. — Я могу сосредоточиться, вся отдаться какому-то моменту, у меня великолепная мышечная память. Это же всего лишь физиология, не так ли? А у меня все в порядке с физиологией.

Всего лишь физиология! Какое суровое определение секса. Но может быть, ее опыт и был таким суровым: женский оргазм, проникновение, мужской оргазм, а дальше — приятные вопросы, связанные с продюсерством ее шоу. Неудивительно, что они сейчас так болтают, — это ее способ продлить то, что она считает очень кратким.

Внезапно он почувствовал себя… Неужели это так? Она была похожа на Спящую красавицу, одну из тех сказочных дев, запертых в замке. Ее профессия сделала ее очень прозаичной в отношении своего тела и окружила мужчинами, которых не интересовала ее сексуальность.

Это казалось неправильным. Секс не должен быть техничным. Он должен длиться, он должен быть процессом, частью того пути, по которому идешь. Он должен стать тем, что соединяет твое тело с твоей душой. Несмотря на всю внешнюю красоту ее жизни, великолепную одежду, блеск и телекамеры, она была такой же, как он, — физическим существом, человеком, выражающим себя с помощью своего тела, познающим мир через ощущения и действия.

Она не должна быть техничной в постели.

Нежность… вот что он ощущал. Желание и нежность — он не знал, что они могут сочетаться, но они соединялись в единое целое. Он хотел помочь ей выбраться из замка, ., не потому, что это был вызов, достойный мужчины, — высоченные стены, красивая девушка, — а потому, что она не должна там оставаться, особенно если ее тело так живо во всех других своих проявлениях.

Он жалел, что не может обставить это красиво. У него не было возможности: ни музыки, ни приглушенного света, ни даже матрасов под спальниками. Палатка была настолько маленькой, что в конце концов ему придется быть сверху, в самой старомодной позиции, а поскольку ни один из них к этому не готовился, все окажется не совсем таким, как бы ему хотелось.

Да, до красоты далеко. Но может, это будет чуть лучше того, что у нее уже было.