«Вот гадство, – сказал про себя Бонифацкий. – ну, прямо стахановцы, честное слово. Так они мне, того и гляди, чего доброго, самого Витрякова с того света выкопают». Однако, поколебавшись, он все же распорядился продолжить поиски. Это распоряжение не вызвало у Завика энтузиазма, Боника такой настрой, по понятным причинам порадовал.

– Похоже, эту падлу киевскую взрывной волной из пещеры выбросило, – доложил с места событий Завик. – Он еще и Бомса успел замочить, гондон, перед тем, как мы его заломали.

– Значит, и Леонид мог выжить, – сказал Бонифацкий, не опасаясь, что радиоволны смогут передать охватившие его чувства.

– Сомневаюсь, – возразил Завик. – Если б он снаружи оказался, мы б его уже нашли. А если внутри…

Бонику показалось, Завик присвистнул.

– Пацаны с утра не пивши, не жравши, – развивал мысль Завик. – Промокли все, продрогли на х… Может, прервемся, Вацлав Збигневович, а с утра, с новыми силами…

– С едой и питьем проблем нет, – заверил Боник, отметив удовлетворенно, что Завик перешел на обращение по имени и отчеству. Это было приятно. – Отогреетесь и поедите, так и скажи ребятам. Ты же сам знаешь, сколько всякой всячины в обед привезли, Лене на день рождения… – Боник изобразил горестный вздох. – Но, надо еще немного поработать. Хотя бы до темноты. Понимаешь?

– Тут уже темно, как у негра в сраке. Ни видно ни х…

– Ну, тогда возвращайтесь, – наконец уступил Бонифацкий. Связь прервалась. Боник подумал, что люди Завика не станут корчить из себя ударников коммунистического труда, соискателей переходящего красного знамени, а, свернув спасательные работы, отправятся в усадьбу, пить и жрать. Это предположение оказалось правильным.

Вернувшись в Ястребиное, Боник узнал, что остававшиеся там головорезы едва ни линчевали Бандуру, которого спасло лишь вмешательство Дока.

– Как с цепи сорвались, – сообщил Бонифацкому Жора. – Я уж думал – конец парню, да Док – молодец.

Боник, у которого зуб не попадал на зуб, отчего он практически потерял способность долго задерживать мысли на чем-то, кроме еды, коньяка и баньки, безразлично отмахнулся:

– Уцелел?

– Уцелеть-то уцелел, Вацлав Збигневович, но… плох. Была остановка дыхания, Док ему прямо в сердце что-то вколол. Молоток, правда? Док говорит, парня надо в стационар везти, а то… ноги протянет, короче. Вы с ним сами поговорите, с Доком, он подробнее все расскажет…

– Вот что, Жора, – перебил Бонифацкий, – найди-ка ты Тамару, пускай мне обед подает. В кабинет, – он судорожно потер окоченевшие ладони. – Мяса пусть принесет, по-французски, с сыром, и горячего чего-нибудь. Супа там, или чего-то такого, ну ты понял. Перченого. Салатов не надо. И это… лимонов путь нарежет. Штук пять.

– А с парнем что делать? – осведомился Жорж.

– Нечего не делать! – отрезал Бонифацкий. – Пускай себе лежит. – Он уже собирался идти дальше, но Жорик сказал еще не все.

– Вацлав Збигневович?

– Ну, что еще?!

– Эти ребята, – Жора понизил голос, – Леонида Львовича бойцы, они на кухне водку взяли. Которую Леониду Львовичу на день рождения привезли. А потом все и началось…

– Это понятно, – сказал Бонифацкий.

– Там, на кухне, – продолжал Жорик, – водки еще осталось – ящиков пятнадцать, наверное. Может – даже больше. Мы с доком подумали, может, увезти ее, что ли, по-добру, по-здорову, от греха подальше. Или спрятать. Чтобы хуже не было.

Боник призадумался. Опасения, высказанные Жориком, в общих чертах совпадали с его собственными. С другой стороны, он видел хмурые рожи бойцов Огнемета, которые, как он полагал, еще бродили по руинам пещерного города, мокрые, голодные и злые. Лишить их честно заработанной выпивки было, заманчиво, спору нет, но это было все равно, что забрать у ребенка любимую игрушку. У ребенка, который, разобидевшись, может натворить немало дел. Кроме того, вместо дня рождения дорогого шефа получились его же поминки, в финале скоростных похорон, а такого рода мероприятия не проводятся всухомятку даже у трезвенников. Призрак черной метки, которую некогда, на страницах романа Стивенсона заработал одноногий боцман Джон Сильвер, мелькнул перед Боником, и он принял решение, хоть оно ему и не нравилось.

– Интерсно, как вы с доктором себе это видите, а, Жора? Вы, вообще, думали о последствиях?

– Думали, – протянул бывший лесничий, делая кислую мину.

– Думали, – передразнил Боник. – Вот что. Пускай Тома, после того, как мне ужин принесет, естественно, распорядится, чтоб накрывали столы. В большом зале. Через час, полтора, ребята Юры Завика подтянутся. Из пещерного города. Надо, чтобы их покормили хорошенько. Пускай люди выпьют, расслабятся. Без торжественных речей сегодня, думаю, обойдемся, а вот выпить и закусить парням надо. Заслужили.

– Это они умеют, расслабляться, – недовольно протянул Жора.

– В общем, проследишь, чтобы все было путем. Доку скажи, чтобы позже ко мне зашел.

– Будет сделано, Вацлав Збигневович.

– И вот что, еще, – добавил Боник, щелкая пальцами. – После того, как столы организуешь, для ребят, протопи-ка ты мне баньку.

Сделав, таким образом, все необходимые распоряжения, какие только пришли на ум, Бонифацкий поднялся на второй этаж, к себе в кабинет. Повесил дождевик на вешалку, стащил через голову свитер.

– Отметим?

Вацлав Збигневович чуть не подпрыгнул от неожиданности. Резко обернувшись, он увидел Юлию. Девушка развалилась в его любимом кресле, с длинной темно-коричневой сигаретой в одной руке и бокалом в другой. Платье, надетое Юлией по случаю трагической гибели дорогого Лени немного напоминало полотенце, обернутое вокруг тела после душа. Боник подумал, что платье мало походит на траурное одеяние, хоть оно и черного цвета.

– Ты меня напугала, детка, – сказал Бонифацкий, переводя дух.

– Трусишка зайка серенький, – пропела Юлия. Ее глаза блестели не совсем здоровым огнем, Боник сообразил, что девушка навеселе. Очень мягко выражаясь. Если выражаться точнее, то она основательно набралась, пока они с Витряковым отсутствовали. Причин такому поведению могло быть несколько, они мигом проплыли у Боника в голове, пока он на нее смотрел. Юля могла загрузиться, все еще переживая вчерашнюю безобразную выходку Витрякова, когда сам Боник тихо умыл руки. Могла провожать Леню в последний путь, или, наконец, просто нализаться безо всяких причин, такое тоже случалось не редко.

– Я просто вымотался, – сказал Боник, пока не зная, чего ему ожидать от любовницы, Юлия, в подпитии, была способна на многое.

– Так отметим? – повторила она, с некоторым трудом покидая кресло. Платье, задравшееся гораздо выше колен, так и осталось висеть на бедрах.

– Э… – с сомнением начал Бонифацкий, подумав, что их отношениям, пожалуй, не помешает непродолжительный такой таймаут. До тех пор, пока все не успокоится. Пока не придет в норму, и люди не свыкнутся с мыслью: Огнемет мертв, окончательно и бесповоротно, а его партнер и друг Вацлав Збигневович жив и процветает. Делает, что хочет с наследством Леонида Львовича, в том числе – с Юлией, которая, по большому счету, мало чем отличается от какой-нибудь античной амфоры из коллекции или пригнанного из Германии лимузина.

– Опять сцышь? – поинтересовалась девушка. В голосе сквозила пьяная бравада. Боник решил, что глупо отрицать очевидное.

– Опасаюсь, – он кивнул, занимая освобожденное ей кресло. В камине трещали полешки, распространяя тепло по всему обширному кабинету. – Опасаюсь, и правильно делаю. Ты же не хочешь, детка, чтобы подонки, которых набрал себе Огнемет, сообразив про нас, что к чему, начали говорить: не успел Огнемет остыть, как его друг Вацик залез на его жену? По-моему, нам обоим это не нужно. Это, если хочешь знать, чревато…

А мне до жопы, что они там будут думать, своими рогатыми башками! – с вызовом заявила Юля и опорожнила бокал. Пепел с сигареты упал, она растоптала его ножкой, обутой в элегантную черную туфельку от «Pettinari»,[65] за которую покойный Витряков на прошлой неделе вывалил без малого три сотни баксов. – Это мурло поганое, дружок твой конченый, козел, мне вчера всю задницу порвал! Сидеть, б-дь, больно! И ходить – тоже. Что они будут болтать, подумать только?! А что они вчера обо мне болтали, когда меня Винтарь как хотел, имел?! А что ты себе думал, Вацик?!