Затем он внезапно снова сунул его в карман, облокотился о бочонок и прошептал:

– К сожалению, у меня такое предчувствие, что единственным укрытием для нас будет чистое поле... если мы до него доберемся! Смотрите, похоже, что кареты больше не движутся вперед.

Действительно, когда коляске удалось занять место в бесконечной веренице, она была осажена группой всадников и карет, которые, вырвавшись из боковой улицы, буквально бросились в драку.

– Костоломы короля Неаполя, – проворчал Бейль. – Только этого нам не хватало! Куда же направляется великий Мюрат? Остановись, Франсуа, – крикнул он кучеру. – Я пойду посмотрю.

Он спрыгнул с коляски и побежал к месту столкновения. Марианна видела, как он препирался с тремя мужчинами в раззолоченных ливреях, которые, по всей видимости, удерживали всех, освобождая место для фургонов их хозяина. Вернулся он, побагровев от ярости.

– Вот так, милая дама, я боюсь, что мы тут изжаримся заживо, чтобы позволить Мюрату спасти его гардероб. Оглянитесь вокруг: пожар разрастается и окружает нас. Скоро и дорога на Тверь окажется под угрозой. Сам Император тоже проедет здесь.

Марианна с трудом проглотила слюну.

– Император? Вы уверены?

Он удивленно взглянул на нее.

– Ну да, Император! Не думаете же вы, что он решил погибнуть в Кремле? Должен признаться, судя по тому, что вы мне сказали, это было не так просто, но Его Величество покинул наконец этот проклятый дворец через потайной ход возле берега реки. Он решил расположиться в одном замке за городом... Петровском... или что-то в этом роде! Так что мы подождем, когда будет проезжать Император, и присоединимся к нему... Позвольте, куда же вы?

А Марианна в это время перешагнула через бочонок и соскользнула на землю.

– Большое спасибо за вашу любезность и помощь, которую вы мне оказали, господин аудитор, но здесь я покину вас.

– Здесь? Но отсюда далеко до Сен-Луи-де-Франс. И разве вы не сказали, что не знаете, куда идти? Княгиня, я заклинаю вас, – добавил он, внезапно став очень серьезным, – не совершайте безумство. Город обречен, а мы в нем и, быть может, не увидим завтрашний день! Не заставляйте меня мучиться угрызениями совести за то, что оставил вас в опасности. Я не знаю, из-за чего вы изменили свое намерение, но вы личный друг Императора, и я не хочу...

Она посмотрела прямо в глаза своему собеседнику.

– Вы ошибаетесь, господин де Бейль. Я больше не друг Императора. Я не могу сказать вам, что произошло, но вы рискуете скомпрометировать себя, помогая мне дальше. Присоединитесь к Его Величеству, это ваше право и даже ваш долг... Но позвольте мне идти своей дорогой!

Она уже повернулась, чтобы уйти, но он удержал ее, крепко взяв за руку.

– Сударыня, – сказал он, – я никогда не колеблюсь в выборе между доводами женщины и политики, так же, как и между службой женщине и Империи. До сих пор я не имел чести быть среди ваших друзей. Позвольте мне использовать этот дарованный судьбой случай. Если вы не хотите видеть Императора, вы не увидите его...

– Этого недостаточно, сударь, – сказала она с полуулыбкой. – Я еще меньше хочу, чтобы Император увидел меня...

– Я постараюсь, чтобы было так, но заклинаю вас, княгиня, не отталкивайте руку, которую я вам предлагаю... не отказывайте мне в радости быть, хоть ненадолго, вашим покровителем.

На мгновение их взгляды встретились, и у Марианны вдруг появилась твердая убежденность, что она может полностью довериться этому незнакомцу. Было в нем что-то основательное, крепкое, как горы его родного Дофинэ. Непроизвольно она протянула ему руку, скорее чтобы скрепить их своеобразный договор, чем с его помощью забраться в коляску.

– Решено! – сказала она. – Я доверяюсь вам. Будем друзьями...

– Чудесно! Тогда это надо отпраздновать. Лучший способ провести время, когда нечего делать, это хорошо выпить. И у нас тут есть несколько внушительных бутылок... Эй, мой дорогой Боннэр, не пейте все, – вскричал он, заметив, что его пассажир с невозмутимым видом опорожняет бутылку, судя по пыли, старинного вина.

– О, я пью не ради удовольствия, – икнул тот, опуская сосуд. – Просто хорошее вино – лучшее средство от дизентерии...

– Черт побери! – возмутился Бейль. – Если вы путаете шамбертен с настойкой опия, мы будем драться на дуэли. Передайте мне бутылку и найдите, из чего пить.

Но Марианна согласилась только на стакан вина, оставив своему новому другу закончить бутылку. Впрочем, он не был одинок в части утоления жажды. Повсюду вокруг нее опешившая молодая женщина видела только людей, осушавших бутылки, некоторые даже на бегу. Бейлю пришлось прервать свое занятие, чтобы обрушить град ругательств на головы едва держащихся на ногах нескольких лакеев, которые стали карабкаться на коляску. Кнут был пущен в ход с тем большей яростью, что эти лакеи находились на службе аудитора.

Внезапно показался кортеж Императора, пронесшийся как молния. На мгновение его черная шляпа возникла из дыма и проплыла в полутьме, прежде чем исчезнуть среди волн белых перьев в улице, где горевшие дома уже начали рушиться.

– Наша очередь! – объявил Бейль. – Поехали!

Но поскольку его кучер тоже не тратил время даром и не отрывал от рта бутылку, он схватил поводья и, ругаясь, как тамплиер, направил коляску на Тверскую улицу. Ветер снова повернул и дул теперь с юго-запада, но с той же дикой яростью. Вскоре беженцы, оглушенные ураганом, ослепленные пеплом, прилипавшим к коже и одежде, только с большим трудом продвигались вперед. Растущая с каждой минутой жара подгоняла лошадей, и стоило большого труда удерживать их. С грохотом обрушивались дома, от других остались только дымящиеся обломки. Когда проезжали мимо большой строившейся гостиницы, Марианна испустила крик ужаса. Подвешенные в будущих окнах этого дома, который никогда не закончат, потому что он уже начал гореть, около десятка людей в рубахах и с босыми ногами ожидали последнего суда. Их расстреляли до того, как укрепили кровоточащими гроздьями. Ветер трепал на их изрешеченных пулями телах таблички: «Поджигатель Москвы».

– Это ужасно! – простонала она, готовая разрыдаться. – Ужасно! Неужели мы все обезумели?

– Может быть, – прошептал Бейль. – Кто более безумен: тот, кто в поисках смерти пришел сюда, или тот, кто, желая сгладить впечатление от поражения, окунается в ванну с кровью? В любом случае все мы причастны к этому. Вслушайтесь! Оглянитесь вокруг! Это же карнавал безумцев!

И действительно, словно безумие охватило эту вереницу груженных добычей карет, на каждом шагу образовывавшую пробки. Слышались вопли ездовых, которые, пытаясь спастись от беспощадного жара, могли только изощряться в ругани. Повсюду вооруженные солдаты выбивали двери еще уцелевших домов, грабя все ценное, и затем шли, пошатываясь под тяжестью добычи. Одни были задрапированы в тисненные золотом ткани, другие, несмотря на адскую жару, тащили на себе лисьи и соболиные шубы. Некоторые носили даже женские одеяния, закутывались в драгоценные кашемировые шали, которые они обматывали вокруг себя, словно пояса. Падавший погибал, потому что сейчас же к нему тянулись жадные руки, но не для того, чтобы помочь, а чтобы забрать его ношу. Повсюду в багровом свете пожаров виднелись только искаженные страхом, алчностью или похотью лица. Император проехал, он оставил Москву, и ничто больше не сдерживало эти тысячи людей, которым на всем протяжении бесконечного пути великий русский город представлялся некой землей обетованной, рогом изобилия, из которого они будут черпать богатство.

Чтобы ничего не видеть, Марианна спрятала лицо в руках. Она не знала больше, что берет в ней верх: страх или стыд, но хорошо знала, что сейчас попала в ад.

Когда наконец оставили за собой стены Москвы, была уже ночь, и большая бледная луна поднялась над горизонтом. Густая вереница сразу рассеялась, словно вырвавшееся из открытой бутылки шампанское. Через поле пролег тракт и несколько проселочных дорог.

Бейль, который, похоже, дошел до изнеможения, остановил коляску на небольшой возвышенности и вытер лоб рукой.