Последние годы Конфуций провёл за чтением, редактированием и написанием комментариев к китайской классике, ряду трудов, датирующихся тем временем, когда Китай вошёл в античность. («Лунь-Юй» — «Суждения и беседы» Конфуция — не попали в этот список, начертанный на камне в середине III столетия до н. э.). Китайская классика начинается величественной Ши-Цзин («Поэмами», иногда называемыми «Книгой Песен», которые включают в себя легендарные сведения о не относящихся к определённому времени деталях раннего периода китайской жизни) и доходит до загадочной и зачастую не по назначению используемой И-Цзин («Книги Перемен»), интригующей смеси метафизического Мумбо-Юмбо и психологического озарения. Позже она начала свою жизнь в качестве книги предсказаний. Подобно вавилонской астрологии, датирующейся тем же периодом юности человечества, И-Цзин содержит построенную на шатких основаниях систему гномической мудрости.

И-Цзин, бесспорно, обладающая эзотерической природой, приводит в смущение исследователей Конфуция, которые справедливо утверждают, что учитель всегда придерживался строго практического подхода к философии. Хотя они и не отрицают, что Конфуций потратил многие годы, читая эту книгу, а в последний период своей жизни в Лу написал к ней пространный комментарий.

Далёкий от пренебрежительного отношения к порой фантастическому содержанию И-Цзин, этот комментарий даже содержит инструкции о том, как использовать книгу в гадательных целях, подбрасывая в воздух маленькие палочки и расшифровывая образованные ими рисунки. На первый взгляд это походит на то, как если бы Гегель тайком танцевал в балете, но даже философы могут иметь своё хобби, и подбрасывание в воздух маленьких палочек с целью узнать, кто выиграет гонки в Шанхае в 2.30 дня, кажется достаточно безобидным.

Последние годы жизни Конфуций также потратил на передачу основ своей философии ученикам. Сейчас ясно, что его учение не было философией в западном смысле этого слова. Оно содержит суждения об эпистемологии, логике, метафизике и эстетике — традиционных разделах философии, — но только в форме беглых заметок, а не системы. Наставления Конфуция содержат ещё и замечания о вкусе имбиря и длине ночных рубашек, не составляя теорию кулинарии или моды. Хотя судя по тому времени, когда он был министром внутренних дел, у него, похоже, была очень чёткая теория моды. Так что, возможно, он и формулировал внушительные кулинарные и философские системы, которые просто до нас не дошли.

Конфуцианское учение и духовные наставления должны были составить основу образования класса мандаринов, которые свыше двух тысячелетий управляли китайской администрацией. Как и все иерархии такого рода, она в конце концов закостенела. Конфуций предвидел необходимость адаптации управления к времени: «Не меняются только мудрецы и идиоты». Но предупреждение Конфуция не помогло. Возможно, судьба всех чиновничьих служб в том и состоит, что ими управляют мудрецы и идиоты.

В 479 году до н. э., в 72 года, Конфуций лёг на смертное ложе. Ученики присматривали за ним во время его последней болезни. Его последние слова были записаны любимым учеником Цзы-Лу:

Ученики похоронили Конфуция в городе Цюйфу на реке Ссу. Построенный на этом месте храм и прилегающие к нему территории оберегались как святыня. Свыше двух тысяч лет к этому месту устремлялся нескончаемый поток паломников. Краткий перерыв в этой традиции во время коммунистической эпохи, несомненно, закончился — наступил конец недолгого забвения древней китайской традиции, установленной задолго до рождения Сократа и Христа.

Судя по последним словам Конфуция, он знал о своём величии, но не был уверен в том, что его послание миру надолго переживёт его самого. Беспокоясь на этот счёт, Конфуций был совершенно прав. Конфуцианство прожило две с половиной тысячи лет, но иногда трудно определить его соответствие оригинальным учениям самого Конфуция (во многом столь же трудно, как связать инквизицию и сожжение еретиков с учением того, кто произнёс Нагорную проповедь). Однако наследие Конфуция не было искажено его последователями полностью. Всего два столетия спустя после его смерти династия Хань совершила в китайской культуре первую великую революцию. Эта династия в основном руководствовалась принципами Конфуция, доказав их действенность своим четырёхсотлетним процветанием, пережив большинство других китайских империй и дав культурный образец для всех последующих династий. На западе Конфуция признал Лейбниц и живший в то же время рационалист Вольтер, заявивший: «Я уважаю Конфуция. Он был первым человеком, не принявшим божественное вдохновение».

Незначительный отголосок учения Конфуция можно найти сегодня в боевом искусстве Кунгфу, которое названо по имени учителя (Кун Фу Цзы), хотя по сути своей оно также далеко от Конфуция, как Марс от Земли. Сходные отголоски жизни и дела Конфуция можно обнаружить и в новейшем заблуждении китайского мышления, вытеснившем наставления учителя. Личный культ Председателя Мао, паломничество коммунистов по Длинному Пути, почитание Маленькой Красной Книжки («Высказывания председателя Мао») — всё это обладает несомненным сходством с культом, выросшим вокруг Конфуция (портрет которого висел в любой классной комнате Китая), его продолжительным странствием в поисках политической работы и почитанием классической книги Конфуция «Суждения и беседы». Но, вероятно, всё это не сильно обеспокоило бы самого Конфуция. Он не раз замечал: «В отличие от других людей, я принимаю жизнь такой, какая она есть».

Как уже отмечалось, Запад никогда по-настоящему не понимал китайской философии. Разумеется, многие восточные мыслители объявили невозможным для западного менталитета усвоить тонкости, о которых оно не имело понятия.

Подобной точки зрения придерживаются и почти все западные философы, обычно ссылаясь на то, что западная цивилизация создала собственную философию. Мы тоже не станем отвергать утверждения о взаимном непонимании. Китайская философия отличается от западной философии просто потому, что китайцы отличаются от европейцев. Но все мы одинаково бесполезны или ценны sub specie aeterni (перед дыханием вечности). Мы все существуем в человеческом обличье, именно человеческая сущность — предмет исследования всякой философии. Китайская философия может с нашей точки зрения быть несуразной, также как наша — с их точки зрения, но обе они — рецепты от одной болезни — жизни.

Китайская философия как таковая возникла в VI столетии до н. э. В этот период была создана так называемая Сотня Школ, отличающихся друг от друга не только названиями, но и основными направлениями и принципами. Эти школы состояли по большей части из странствующих философов, путешествующих по разным государствам, составлявшим Китай. По прибытии на новое место философ «ставил палатку» и начинал давать философские советы по разным вопросам. Обычно советы предназначались двору правителя и часто представляли собой принципы, призванные помочь управлению государством. Понятно, что редкий правитель долго терпел такого советчика, и вскоре философ снова оказывался на дороге.

Философии, созданные Сотней Школ, зачастую не являются философиями в западном понимании этого слова. Нередко они чуть больше, чем просто «представление о жизни», выраженное рядом кратких или загадочных высказываний, В действительности эти философии редко обладали структурированным, представленным в какой-либо последовательности логическим методом и часто были близки, с одной стороны, к политическим рекомендациям, а с другой — к религиозным построениям.

Главными образцами наследия древних стали конфуцианство и поздний даосизм, два основных течения мысли в китайской философии. Позже оба они повлияли на формирование третьего направления китайской философии — буддизма.