«Гориллы любить Эми».

«Да. Что Эми делать?».

«Эми спать Эми кушать Эми жить гориллы гориллы хорошие гориллы Эми любить».

Итак, Эми приняла образ жизни диких горилл. Но приняли ли ее гориллы?

«Эми любить гориллы?».

«Гориллы глупые».

«Почему глупые?».

«Гориллы не говорить».

«Не говорят на языке жестов?».

«Гориллы не говорить».

Очевидно, Эми разочаровалась в диких гориллах, потому что они не понимали ее языка жестов. (Это было обычным явлением: владеющие языком приматы, как правило, разочаровывались и раздражались, оказавшись среди животных, не понимающих язык жестов.) «Гориллы добры к Эми?».

«Гориллы любить Эми Эми любить гориллы любить Эми любить гориллы».

«Почему Эми вернулась?».

«Хочу молочное печенье».

— Эми, — сказал Эллиот, — ты отлично знаешь, что у нас нет ни молока, ни этого проклятого печенья.

Неожиданный переход на звуковую речь застал людей врасплох, и все вопросительно уставились на Эми.

Горилла долго не отвечала.

«Эми любить Питер Эми плохо без Питер».

У Эллиота слезы навернулись на глаза.

«Питер хороший человек», — продолжала горилла.

Несколько раз моргнув, Питер знаками предложил:

«Питер щекотать Эми».

Эми прыгнула ему на руки.

Позднее Питер Эллиот не раз пытался подробнее расспросить Эми. Но сделать это оказалось не просто, и главным образом потому, что Эми всегда испытывала затруднения, когда требовалось разделить события во времени.

Эми различала прошлое, настоящее и будущее — она помнила предыдущие события и ждала исполнения обещаний в будущем, — но сотрудникам «Проекта Эми» никогда не удавалось научить ее точнее дифференцировать события во времени. Например, она никак не могла понять, чем отличается «вчера» от «позавчера». Ученые так и не выяснили, является ли это следствием каких-то упущений в методах обучения или неотъемлемой деталью собственных представлений Эми о мире. (Некоторые факты говорили в пользу последнего объяснения. Эми особенно сбивали с толку метафоры, в которых время выражалось категориями пространства, например «такое-то событие ждет нас впереди» или «такое-то событие осталось позади». Учителя Эми представляли себе прошлое и будущее как нечто, располагавшееся за ними и перед ними соответственно. Напротив, поведение Эми говорило о том, что она воспринимает прошлое как нечто, находящееся впереди нее, потому что она могла видеть или по крайней мере представить его, а предстоящие события находились за спиной Эми, потому что пока что были невидимыми. Если Эми с нетерпением ждала обещанного появления друга, она часто бросала взгляды через плечо, даже если стояла лицом к двери.) Как бы то ни было, проблема определения последовательности событий теперь стала главным препятствием, и Эллиот очень тщательно строил вопросы. Он спросил:

«Эми, что случилось ночью с гориллами?».

Эми бросила на него взгляд, который был хорошо знаком Эллиоту. Так она смотрела в тех случаях, когда, по ее мнению, ответ был очевиден:

«Эми ночью спать».

«А другие гориллы?».

«Гориллы ночью спать».

«Все гориллы?».

На этот глупый вопрос Эми решила даже не отвечать.

«Эми, — показал Эллиот, — ночью гориллы пришли в наш лагерь».

«Пришли это место?».

«Да, на это место. Гориллы пришли ночью».

Эми задумалась, потом решительно возразила:

«Нет».

— Что она сказала? — переспросил Мунро.

— Она сказала «нет», — пояснил Эллиот.

«Да, Эми. Они приходили».

Эми подумала еще с минуту, потом жестами сказала:

«Существа приходили».

Мунро опять попросил перевести ответ Эми.

— Она сказала: «Существа приходили». — С этого момента Эллиот переводил ответы гориллы без напоминаний.

— Какие существа, Эми? — спросила Росс.

«Плохие существа».

— Это были гориллы, Эми? — попытался уточнить Мунро.

«Не гориллы плохие существа много плохих существ приходить из леса приходить говорить вздохами приходить ночью приходить».

— Где они сейчас, Эми? — спросил Мунро.

Эми повертела головой, осмотрела джунгли.

«Здесь это плохое старое место существа приходить».

— Какие существа, Эми? — повторила Росс. — Это животные?

Теперь пришлось вмешаться Эллиоту и объяснить, что Эми понимает категорию «животные» по-своему.

— Она считает, что люди тоже животные, — сказал он.

«Эми, плохие существа — люди? Они человеческие создания?».

«Нет».

— Обезьяны? — спросил Мунро.

«Нет, плохие существа ночью не спать».

— На ее слова можно положиться? — спросил Мунро.

«Что значит?».

— Да, — ответил Эллиот. — На все сто процентов.

— Она понимает, кто такие гориллы?

«Эми хорошая горилла», — прожестикулировала Эми.

«Конечно, хорошая», — согласился Эллиот и перевел:

— Эми говорит, что она хорошая горилла.

Мунро нахмурился:

— Значит, она говорит, что эти существа — не гориллы, и в то же время знает, кто такие гориллы.

— Именно так она и сказала.

Эллиот попросил Росс установить видеокамеру на границе города объективом в сторону лагеря. Когда видеокамеру включили, он повел Эми к выходу из лагеря, откуда она могла бы увидеть руины древних строений.

Эллиот хотел записать на пленку все нюансы реакции Эми в тот момент, когда она впервые столкнется лицом к лицу с потерянным городом, реальным воплощением ее ночных кошмаров. Результат эксперимента оказался совершенно неожиданным.

Эми вообще никак не прореагировала на руины.

Ее лицо оставалось равнодушным, мышцы — расслабленными, она не сделала ни одного жеста. Если какую реакцию и можно было заметить, то разве только скуку и страдание оттого, что она в очередной раз не может разделить с Эллиотом его энтузиазм. Ученый внимательно наблюдал за гориллой. Она не двигалась, не возражала, вообще ничего не делала, лишь невозмутимо смотрела на руины.

«Эми знает это место?».

«Да».

«Эми расскажи Питеру, что за место».

«Плохое место старое место».

«Картины во сне?».

«Это плохое место».

«Почему оно плохое, Эми?».

«Плохое место старое место».

«Да, но почему, Эми?».

«Эми бояться».

Впрочем, никаких внешних признаков страха Эллиот не замечал. Эми сидела на корточках и совершенно спокойно смотрела прямо перед собой.

«Почему Эми боится?».

«Эми хочет кушать».

«Почему Эми боится?».

Горилла не отвечала. Обычно она точно так же не удостаивала Эллиота ответом, если умирала от скуки. Как и в Сан-Франциско, когда ему никак не удавалось заставить ее рассказать о своих снах. Эллиот предложил Эми пойти в глубь развалин. Эми спокойно, но твердо отказалась. С другой стороны, ее вроде бы нисколько не беспокоило намерение Эллиота отправиться в город одному; на прощанье она весело помахала ему рукой и направилась к Кахеге, намереваясь выпросить чего-нибудь вкусного.

Лишь после завершения экспедиции и возвращения в Беркли Эллиот нашел объяснение странному поведению Эми. Оказалось, что эта загадка была давно решена Фрейдом в его книге «Толкование сновидений», впервые опубликованной в 1887 году. Вот что писал Фрейд:

«В редких случаях субъект может внезапно обнаружить, что за его сновидениями стоит некая реальность. Независимо от того, является ли такой реальностью физический объект, личность или кажущаяся до боли знакомой ситуация, субъективная реакция лица, видевшего соответствующие сны, всегда бывает одной и той же. При столкновении с реальностью у субъекта исчезает все эмоциональное содержание сна, каким бы оно ни было — пугающим, Приятным или таинственным… Можно быть уверенным, что кажущееся равнодушие субъекта совсем не доказывает, что суть сна неверна. Напротив, равнодушие сильнее всего ощущается в тех случаях, когда суть сна совершенно реальна. Субъект подсознательно понимает свою неспособность изменить переживаемую им ситуацию и поэтому невольно поддается усталости, апатии и равнодушию, чтобы скрыть от себя самое главное — полную беспомощность перед истинной проблемой, которая должна быть решена».