– В эту ночь я не спал, – откликнулся Курт. – В эту ночь я был в твоем замке. Я искал – подтверждения либо же опровержения твоей вины; и, Маргарет, клянусь, я был бы рад, узнав, что ошибся. Но я увидел то, что показало мне: я прав, а ты – виновна.

– Ты ошибся. Ты ошибся, Курт, пойми это прежде, чем станет поздно! Ты сможешь это принять, сможешь жить с осознанием того, что осудил невиновного? – Маргарет снова взяла его за руку, стиснув запястье до боли, заглянула в глаза, глядя взыскательно и умоляюще. – Не позволь себе этого сделать. Я не верю в то, что ты сможешь… Не потому, что у меня есть покровители, которые могут помешать; я просто не могу поверить в то, что язык твой повернется отдать приказ исполнителю поднять на меня руку. Я не верю.

– Чего ты хочешь добиться? – вздохнул Курт, накрыв ее руку ладонью, и Маргарет вздрогнула, стиснув пальцы сильнее. – Чтобы я вспомнил, как любил тебя? Я помню это. Чтобы мне стало скверно при мысли о том, что происходит? Это и без того так. Чтобы твои слова ранили мне душу? Это происходит – и твое, и мое каждое слово, произнесенное в этих стенах, словно вбивает в меня гвоздь, режет, как нож. Но это ничего, Маргарет, ничего!.. не изменит.

– Ты всем это говоришь? – спросила она едва различимо. – При каждом допросе?

– Да, – кивнул Курт просто. – Я говорю это всем. Просто потому что это правда. Маргарет, ведь ты меня знаешь. Ты успела меня узнать за этот месяц; а теперь подумай и попытайся убедить саму себя в том, что, невзирая на все, я не смогу пойти до конца.

– Ты сможешь, – отозвалась она обреченно, ни на миг не замявшись. – Я знаю, что ты – сможешь. Ты сильный. Ты сможешь перебороть себя, сможешь… Но я все равно не верю. Я не желаю верить в это. Не могу верить.

– Поверь.

Маргарет не ответила, и в каменных стенах повисла тишина – такая же каменная, холодная, тяжелая; оба остались сидеть, не шелохнувшись, по?прежнему держа руки вместе. Райзе, замерший на пороге, тоже стоял молча, почти не дыша и стараясь даже смотреть в сторону, словно взгляд его мог нарушить что?то…

– Сейчас я ничего тебе не скажу, – наконец, разомкнула губы Маргарет, слагая слова через силу, неохотно, напряженно; Курт чуть склонился вперед, ближе к ее лицу, замерши снова на расстоянии дыхания, и осторожно уточнил:

– «Сейчас»?

– Сейчас, – повторила она, не глядя ему в глаза. – Уходите. Ни о чем сейчас меня не спрашивай, я все равно не скажу более ничего, уходи. Или иди до конца, как собирался, веди меня в допросную, делай, что хочешь, или… или просто дай мне время подумать.

– Хорошо, – кивнул Курт. – Я уйду. Но я вскоре возвращусь, чтобы услышать то, что ты не сказала сейчас.

– Это не признание, – предупредила Маргарет, с заметным усилием отняв от него руки и сложив их на коленях; голос звучал неуверенно и тускло. – Мои слова сейчас – не признание.

– Конечно, – согласился он тихо.

– Это не признание, – отвернувшись, повторила она уже нетвердо, потерянно, и Курт, мгновение помедлив, вышел, не оборачиваясь и не говоря больше ни слова.

Наверх он не поднялся; слыша за спиною лязг запираемой решетки, прошагал вдоль рядов камер, остановился на повороте, привалясь к стене и ожидая, пока Райзе догонит его. Тот приблизился настороженный, хмурый, и остановился рядом, глядя в лицо.

– Ты сорвался, – произнес он укоризненно, и Курт улыбнулся, качнув головой.

– Нет, Густав. Я вполне отдавал себе отчет в том, что делал. Заметь, она почти сдалась.

– Да. Вынужден признать, хоть я и не понимаю, почему, не понимаю, что такого ты смог сказать ей.

– Не забывай, я все же неплохо ее знаю, – тихо ответил Курт, отвернувшись. – И еще – дело в том, что говорил это именно я; ты ведь для того меня и позвал. Чтобы на нее давил я. Чтобы вызвать у нее чувство безысходности; так?

– И тем не менее, она сдалась «почти», – заметил Райзе. – У нас нет времени долго ждать, пока она надумает сознаться; если надумает. И, что бы там ты ей ни говорил, чем бы ни устрашал, ты ведь понимаешь, что никаких более тяжелых мер мы к ней применить не можем.

– Она ведь этого не знает, верно? – криво усмехнулся Курт, потирая глаза; сон навалился вдруг, неотвязно – то ли попросту подступил предел усталости, то ли этот разговор, взгляды, слова вымотали его.

Райзе вздохнул.

– Пусть так; выбора у нас нет. Подождем. Можешь вздремнуть час?другой; в тебе ни кровинки.

– Нет. Хочу поговорить с Ренатой; может, проведя ночь у нас в гостях, она станет разговорчивее?

Тот хмуро ковырнул носком сапога плиту пола, скосившись в сторону камеры, где была заперта горничная, и вздохнул.

– Сомневаюсь.

***

Райзе сомневался не зря – Рената продолжала безмолвствовать. Она просто сидела на полу, зажав ладони меж коленей, не убирая таких же золотистых, как у ее хозяйки, волос, падающих на лицо, не шелохнувшись, не поднимая взгляда к стоящим напротив следователям. Курт подумал бы, что она впала в оцепенение, что попросту не слышит и не видит никого вокруг, однако взгляд, пусть и рассеянный, оставался осмысленным, ясным и твердым…

«Ты ведь любишь свою хозяйку? – наконец, спросил он, уже готовясь уйти. – Ты можешь помочь ей. Если все то, что тебе известно, ты расскажешь мне, я найду, как спасти Маргарет от костра. Ты ведь не хочешь, чтобы ей грозило такое будущее, верно?»; лишь тогда чуть дрогнули веки, и взгляд со стены сместился к допросчикам; но ни слова по?прежнему не было сказано, а взгляд этот так и замер на уровне их сапог. «Спаси ее», – повторил Курт тихо, однако более он не добился ничего – Рената так и осталась сидеть в каменной недвижимости, безмолвии и равнодушии.

Время, когда они вышли из подвала, близилось уже к полудню; глаза слипались у обоих – Райзе в эту ночь тоже не случилось поспать, а составление письменного отчета добило обоих. Бруно, оставшийся в одной из пустующих рабочих комнат, обнаружился по их возвращении мирно сопящим, и, поколебавшись, они решили последовать его примеру – без хотя бы двух часов сна дальнейшая работа была попросту невозможна.

Проснувшись, Курт обнаружил, что Райзе нет – как пояснил объявившийся через полчаса Ланц, тот сменил его на обыске замка.

– Лучший отдых – смена работы, – пожал плечами Дитрих на предложение передохнуть. – С моей бессонницей, абориген, у меня сейчас просто золотое время. Как наша красавица?

Курт лишь отмахнулся.

Под надзором лично Керна он, пробудившись, спустился в камеру Маргарет снова и вновь наткнулся на непробиваемую стену – та опять замкнулась, требуя защиты, свидетелей, расследования, грозя покровительством герцога и князь?епископа, перемежая угрозы мольбами и призывами защитить ее доброе имя и не отягощать совесть неправедным обвинением…

– Она довольно убедительна, – заметил Курт со вздохом, и Ланц нахмурился.

– Абориген, неужто ты поддаешься на ее слезы? Помни, улики говорят о ее виновности, и ты сам их видел, ты сам…

– Я знаю, – оборвал он; Бруно кашлянул, вмешиваясь в разговор, нерешительно присовокупив:

– И нельзя сказать, что твои приятели это подбросили: pro minimum[213] книжку без листов отыскали в твоем присутствии. Может, майстер Керн прав? Тебе не сто ит этим заниматься?

– Я все знаю и все помню, – отрезал Курт хмуро. – Я в своем уме и памяти. И при следующем вопросе на эту тему я начну просто бить; это – понятно?

– Пойду?ка я, – усмехнулся Ланц, направляясь к двери, – покуда меня бить не начали… Переговорю со стариком, узнаю, как обстановка. А ты бы сходил подзакусить – на эти дни Керн, благослови Господь его предусмотрительность, повара взял. Это ты, может, с голодухи бесишься.

На сослуживца Курт бросил уничтожающий взгляд, однако же пообедать все?таки зашел – рацион следователей в последние сутки и в самом деле был довольно скудным и нерегулярным. Бруно, сидя за столом напротив, косился, и при мысли о том, как внезапно искренне стал принимать участие в деле человек, еще недавно готовый выть при мысли о своей службе Конгрегации, становилось смешно и зло разом. Обед прошел в безмолвии; зная, что угрозы Курта не всегда остаются на словах, подопечный молчал и после, идя следом за ним по коридору к рабочей комнате начальника.