Госпожа Бартолотти поднялась, обошла сверток, ища адрес отправителя. Но не нашла. Не нашла она его и тогда, когда, поднатужившись, перевернула посылку, чтобы посмотреть на неё снизу.
— Деточка моя, — сурово обратилась госпожа Бартолотти сама к себе, — деточка моя, проверь свою совесть!
Дело в том, что у госпожи Бартолотти был пунктик: страшно она любила разные купоны, бланки заказов, бесплатные и дешевые предложения. Когда ей попадался на глаза в газете, в книжке или в журнале такой купон или бланк, она вырезала или отрывала его, заполняла и посылала заказ. В эти минуты ее так увлекал сам бланк или купон, что она не задумывалась, а нужна ли ей заказанная вещь. Из-за этой своей любви к заказам госпожа Бартолотти приобрела уже много всяческих диковинок: энциклопедию животных в семнадцати томах, набор серых мужских носков, пластмассовый сервиз на двадцать четыре персоны, подписку на газету рыболовов и газету нудистов. Кроме того, еще турецкую кофемолку для кофе (не такую, чтобы молоть кофе, а светильник в форме кофемолки), десять пар чересчур больших штанов из ангорской шерсти и девять буддистских молитвенных барабанчиков. Но, несомненно, самым удивительным из того, что госпожа Бартолотти заказала и получила, оказался ковер. Когда доставщик посылок привез ей этот безбожно дорогой, отвратительно пестрый ковер, госпожа Бартолотти даже заплакала, рассердившись на себя, и поклялась, что больше никогда ничего не закажет. Но, как бывает у людей, у которых есть настоящий пунктик, на следующий день она снова заполнила бланк:
«И сим подтверждаю: с доставкой на дом за счет фирмы 144 (буквами: СТО СОРОК ЧЕТЫРЕ) посеребренные чайные ложки».
Госпожа Бартолотти проверила свою совесть. Она была почти чиста. Кроме заказа бесплатной упаковки звездчатой лапши и пробной баночки новой разновидности пюре, она вспомнила только дешевый набор хромированных кнопок с щипчиками и пробойником. Но этот набор не мог весить двадцать килограммов. Да и бесплатные образцы, как ей было известно, весили самое большое сто граммов.
«Наверно, это посылка от моего любимого дяди Алоиза, — подумала госпожа Бартолотти. — Наверно, он прислал мне что-то на день рождения. Он, сердешный, не посылал мне подарков уже тридцать лет. И если теперь захотел наверстать упущенное, то может и набраться двадцать килограммов».
Госпожа Бартолотти взяла ножницы и перерезала веревку. Потом сорвала с посылки белую оберточную бумагу и открыла картонную коробку. Под крышкой она увидела голубую стружку, а на ней голубой конверт. На конверте было написано:
«Госпоже Берти Бартолотти»
Надпись была ровная, аккуратная, напечатанная на электрической машинке со свежей лентой. Любимый дядя Алоиз не имел печатной машинки. А, кроме того, он, вместо «Берте» всегда писал «Бертке».
Госпожа Бартолотти распечатала конверт, вытащила сложенный вчетверо листок бумаги и прочитала:
«Многоуважаемая госпожа Бартолотти!
Посылаем Вам заказанный товар. Очень сожалеем, что посылаем с таким опозданием, но, в связи с преобразованием нашего предприятия, у нас неожиданно возникли трудности, которые мы только теперь смогли преодолеть. Если вам, — хотя мы этого не думаем, — уже не нужен наш товар, то вы, конечно, можете возвратить его нам почтой за свой счет; но мы вынуждены предупредить вас, что из соображений гигиены принимаем, естественно, только не вскрытые банки».
Снизу стояла надпись: «Гунберт», или «Гонберт», или «Монберт».
А ниже было дописано:
«ТОВАР В БЕЗУПРЕЧНОМ СОСТОЯНИИ. НАШЕ ПРЕДПРИЯТИЕ НЕСКОЛЬКО РАЗ ПРОВЕРЯЛО ЕГО, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВЫСЛАТЬ ЗАКАЗЧИКУ».
Госпожа Бартолотти положила конверт и листок на кухонный стол, наклонилась над картонной коробкой и опустила руку в голубую стружку. Она нащупала под ней что-то гладенькое, твердое и прохладное. Вытащив из коробки стружку, госпожа Бартолотти увидела большую блестящую жестянку. Жестянка была высотою с мужской зонтик, а толщиной, как ствол тридцатилетнего бука. На ней не было никакой надписи, только голубой кружочек размером с монету в десять шиллингов. На одном донце было написано «ВЕРХ», на другом — «НИЗ», а сбоку — «Документы внутри».
Госпожа Бартолотти вытащила банку из коробки и поставила её так, чтобы надпись «ВЕРХ» была вверху, а надпись «НИЗ» — внизу. Потом постучала по ней: звук был глуховатый.
— Это не овощной салат, — пробормотала она. А через минуту добавила: — Может, кукурузные палочки?
Кукурузные палочки госпожа Бартолотти любила, однако, оглядев банку внимательнее, убедилась, что это не они. В банке вообще не могло быть ничего жидкого или сыпучего, потому что она была перетянута посредине жестяной лентой. Жестяной лентой с металлическим кольцом. Если потянуть за это кольцо, то можно сорвать ленту с банки, и та распадется на две части. Значит, в ней должно быть что-то твердое!
— Это говядина! — сказала госпожа Бартолотти и схватилась за кольцо.
Соленую говядину госпожа Бартолотти любила еще больше, чем кукурузные палочки. Двадцать килограмм соленой говядины — это огромный кусок, столько мяса, наверно, не влезет в холодильник. Но госпожа Бартолотти подумала: «Ничего, я дам килограмм Эгону, и килограмм старой госпоже Маер, и маленькому Михи дам два килограмма, и немедленно пошлю три килограмма любимому дяде Алоизу! Тогда он, по крайней мере, увидит, что я больше забочусь о нем, чем он обо мне. А кроме того, — подумала затем госпожа Бартолотти, — мне целую неделю не надо будет ничего покупать. Буду есть телятину на завтрак, на обед и на ужин». И она дернула за металлическое кольцо.
— Деточка моя, оставь, это может плохо кончиться, — шепнул ей тихий голос в левое ухо.
— Деточка моя, ну открывай уже наконец эту странную жестянку, — шепнул ей тихий голос в правое ухо.
Но поскольку это были её собственные голоса, госпожа Бартолотти не очень обращала на них внимание. К тому же было уже поздно. Ведь она успела оторвать от банки не меньше пяти сантиметров ленты. И она потянула её дальше. Что-то странно зашипело. Когда госпожа Бартолотти совсем оторвала ленту, и верхняя часть банки наискось повисла над нижней, шипеть перестало. Запахло карболкой, больницей и озоном.
— Говядина так не пахнет, разве что она испортилась к чертовой матери, — пробормотала госпожа Бартолотти, поднимая верхнюю часть банки.
Хорошо, что как раз сзади стояла скамеечка, ведь госпоже Бартолотти даже стало дурно, так она испугалась. Она вся задрожала, от кончиков отбеленных волос до выкрашенных в ярко-зеленый цвет ногтей на ногах, пошатнулась и упала на скамеечку. Ведь то, что сидело в банке, вдруг приветливо кивнуло ей и сказало:
— Добрый день, любимая матушка.
Когда госпожа Бартолотти очень пугалась, она не только дрожала, ей не только становилось дурно. Когда госпожа Бартолотти очень пугалась, то перед глазами у неё мигали золотые звездочки, а за ними была синяя дымка.
И теперь госпожа Бартолотти была страшно испугана. Она видела золотистые звездочки, а за ними — синевато-золотистую дымку, а за дымкой — нижнюю часть банки, а в банке — верхнюю часть сморщенного карлика. Видела его сморщенную, как сушеное яблоко, голову, сморщенные руки, сморщенную шею и сморщенную грудь. Потом увидела и сморщенный живот, потому что карлик, который, наверно, сидел в банке, теперь поднялся на ноги. И его сморщенный рот произнес:
— Дорогая матушка, питательный раствор под крышкой.
Глава вторая
Госпожа Бартолотти потрясла головой и захлопала глазами: она хотела, чтобы перед её глазами исчезли звездочки и синяя дымка. Звездочки исчезли, а сквозь синюю дымку она заметила под крышкой коробки бумажный пакетик. На нем было написано: «ПИТАТЕЛЬНЫЙ РАСТВОР». А ниже, мелкими буквами:
«Растворить содержимое пакетика в четырех литрах теплой воды и, открыв банку, немедленно вылить раствор на то, что в ней находится».
