Вдруг налетевший неизвестно откуда, хлопает ставнями и воет в ветвях облетевшего клена, на котором, возможно, завтра поутру он будет висеть как маятник остановившихся часов.

Старый Гильом Реньяр слышал шум во дворе своего дома. Но он никак не мог понять, что там происходит. До него долетали обрывки фраз, хохот, пьяные выкрики.

Он набрал полную грудь воздуха и позвал слугу. Но тот куда-то запропастился и долго не появлялся. Реньяр вновь закричал — и вновь никто не появился. Тогда старик схватил крючковатую палку и принялся колотить ею по столу. Посуда, стоящая на столе, дребезжала, подскакивала, чашка с отваром из трав опрокинулась, и старик смотрел, как ручеек стекает со стола и капли падают на пол.

— Дьявол! Куда эти все бездельники и мерзавцы подевались? Так можно умереть и никто не услышит.

И он бросил свою толстую крючковатую палку в дверь. Раздался грохот, дверь немного приоткрылась, и Гильом закричал из последних сил:

— Ко мне! Ко мне, мерзавцы! Всех накажу, головы поснимаю с плеч!

В дверном проеме появился заспанный слуга. Его лицо было перекошено от страха, а свеча в руке дрожала. Огонек колебался, отбрасывая причудливые тени на стены.

— Ты что, оглох, мерзавец?

Старик неистовствовал. В уголках рта появилась пена. Волосы старого Реньяра были всклокочены, седые пряди растрепались, и весь его вид был ужасен. Он с трудом приподнялся, подсунув подушку под спину, и уселся на кровати. Он напоминал хищную птицу, готовую броситься на добычу.

Но слуга прекрасно понимал, старик беспомощен.

— Слушаю вас, господин, что случилось?

— Что за шум во дворе моего дома?

— Шум? Какой шум? — пьяный слуга недоуменно осмотрелся по сторонам.

— Ты что, мерзавец, не слыхал, как во дворе кричали? Так ты бережешь мое добро? Быстро позови ко мне кого-нибудь из сыновей!

Слуга послушно закивал, оставил огарок свечи на столике у кровати старика и бросился выполнять приказание. Он спустился в комнату на первом этаже, где спал Жак и принялся опасливо тормошить молодого господина.

— Тебе чего? — взревел Жак, протирая заспанные глаза и с трудом поднимая отяжелевшие от вина веки.

— Отец зовет.

— Черт побери, что ему понадобилось среди ночи! Ведь я к нему заходил вечером.

— Не знаю, не знаю, господин, я не виноват, он совсем разбушевался. Злится, кричит…

— Ладно, сейчас поднимусь. Жак накинул на плечи халат и чертыхаясь, нещадно бранясь, поднялся в комнату старика.

Тот сразу же принялся грозить своему сыну пальцем.

— Что за шум был во дворе?

— А-а, — заулыбался Жак, — я хотел тебе сказать, но подумал, что ты спишь и решил не беспокоить до утра.

— Да я вообще не могу уснуть, когда кто-нибудь кричит, а в последнее время в моем доме только и слышны пьяные крики и брань. Пользуетесь, что я не могу до вас добраться.

— Успокойся, отец, — сказал Жак и сел на край кровати.

— Ну так что там, рассказывай поскорее! Жак засмеялся. Ведь он прекрасно знал, как старый Реньяр относится к Констанции. И Жак понимал, что если он обо всем расскажет, может начаться скандал, который не кончится до утра и уже никто тогда в этом доме не сможет уснуть. Ведь Жак прекрасно знал неистовый нрав своего отца.

— Ну, так что там? Говори быстрее, что ты тянешь!

— Как бы тебе сказать, отец, помягче, чтобы не обидеть… — начал Жак.

Но старик схватил его за рукав и дернул.

— Говори как есть, ничего не скрывай! Что-нибудь с Констанцией?

— Да, отец, с Констанцией.

— Так что же ты молчишь, ей плохо, что-нибудь случилось?

— Да нет, ей хорошо, она у себя в комнате.

— Тогда в чем дело?

— У нее появился кавалер.

— Что? — взревел старик, брызгая слюной. — И кто же он?

— Если я тебе скажу, ты, наверное, будешь злиться.

— Говори! Говори! — рявкнул старик.

— Это Филипп Абинье.

— Что? — как бы не поверив своим ушам, переспросил старый Реньяр.

— Филипп Абинье, отец.

— Так ведь он еще мальчишка!

— Да не, отец, ты просто давно его видел.

— Где он?

— Мы связали его и бросили в пристройку.

— А что Констанция?

— Так я же тебе говорю, отец, она сидит в своей комнате и рыдает.

— Рыдает? Это еще почему?

— Мы поймали Абинье, когда он лез к ней в окно.

— Как он посмел пробраться в мой дом?

— Да, отец, в смелости ему не откажешь. Я давно подозревал, что с Констанцией что — то не так. И вот сейчас мы смогли убедиться.

— Мне кажется, Жак, ты что-то врешь и не договариваешь. Быть может, он просто хотел пробраться в наш дом и убить меня?

— Да нет, отец, он лез в окно Констанции, она сама подняла раму.

— Я тебе не верю, — пробурчал Гильом Реньяр, — позови Констанцию, я хочу поговорить с ней, ведь она мне никогда не станет врать.

— Как хочешь, отец, — сказал Жак и поднялся с кровати.

Но старый Гильом его остановил.

— Жак, не надо беспокоить Констанцию, завтра утром во всем разберемся, пусть спит. Жак пожал плечами и застыл в двери.

— Иди, иди, я хочу отдохнуть, — махнул рукой отец. И Жаку ничего не оставалось, как покинуть комнату отца. Он спустился вниз, сопровождаемый слугой, и увидел Клода, который тут же поднялся от стола и направился к брату.

— Чего он тебя вызывал?

— Да ну его, — махнул рукой Жак, — спрашивал, что случилось, кого поймали…

— И что ты ему сказал?

— Я сказал все как было.

— А он?

— Разозлился. Он не поверил ни единому моему слову, ведь он свято верит, что Констанция честна и невинна.

— А разве ты, Жак, в это не веришь? — Клод усмехнулся.

— Я теперь ничего не понимаю. В нашем доме в последнее время творится такое… Я разобраться во всем этом не в силах.

— Да-да, — закивал головой Клод, — просто ужас!

— Ладно, пошли спать, утром разберемся. И братья разошлись по своим комнатам. А слуга еще долго стоял, держа в руках свечу. Воск медленно оплывал, а слуга прислушивался к звукам, наполнявшим дом.

Хозяин уже перебил ему сон, и слуга понимал, что не сможет уже уснуть до рассвета.

Констанция была не в себе. Мысли путались. Она задавала себя вопросы, но не находила ответов.

— Что делать? Что делать? — шептала девушка, теребя подол платья. — Как помочь Филиппу? Что сказать Виктору, чтобы он отменил свой страшный приказ? Ведь он такой жестокий, что ему ничего не стоит убить Филиппа. Может, поговорить с Гильомом начистоту, объяснить, что Филипп ни в чем не виноват, что это я по —

Звала его? И может быть, тогда братья отпустят возлюбленного?

Минута проходила за минутой, но Констанция продолжала неподвижно сидеть, не в силах принять какое-либо решение. Ей хотелось броситься в комнату к Гильо-му, упасть перед ним на коленях, выпросить прощение для своего Филиппа.

Но она чувствовала, что сейчас в доме власть постепенно переходит в руки Виктора, и старый Гильом Реньяр уже бессилен что-либо изменить.

А еще ей хотелось броситься к окошку темницы, в которой томился Филипп, броситься и признаться ему в любви, утешить, успокоить, сказать, что она помнит о нем. Но эти желания были противоположными, и девушка была не в состоянии решить, куда же бежать сразу. Поэтому она и сидела неподвижно, глядя на свою тень на шершавой белой стене.

— Как все плохо! Я даже не думала, что такое может случиться! А что если поговорить с Клодом и Жаком, ведь они не такие бессердечные, как Виктор? Может быть, они меня поймут, поддержат, уговорят Виктора не убивать Филиппа? Нет, они не пойдут наперекор старшему брату и разговаривать с ними бесполезно. Они, конечно, посочувствуют мне, а скорее всего, просто посмеются и будут рады

Расправиться со своим заклятым врагом Филиппом Абинье, хотя он-то сам ни в чем не виноват. Ведь это же Реньяры убили его отца, а не Филипп Абинье убил кого-то из Реньяров! Надо дождаться рассвета, может быть, придет какая-нибудь спа —

Сительная мысль, и я найду выход и избавлю Филиппа от заточения. Хотя выхода, скорее всего, нет. Виктор жесток, и его сердце не знает пощады.