Мари-Николь недоуменно пожала плечами, продолжая взвешивать на ладони кошелек с золотом.

—  — Насколько я понимаю, неприятности грозят вам, ваша светлость. Вы уж простите меня, но я буду откровенна. Вы платите мне деньги, а я всего лишь играю.

— . Это опасная игра, — отрезала графиня де ла Мотт.

— Она более опасна для вас, насколько я могу судить об этом, — возразила девица. — Иначе, зачем вам было являться сюда инкогнито и просить меня о столь необычной услуге? Но если вы так поступаете, значит, в этом есть настоятельная необходимость. Боюсь только, что эту тайну не удастся сохранить между нами. Графиня едва заметно побледнела.

— В таком случае, считайте, что этого предложения не было. Деньги можете оставить себе — за молчание.

Она вновь собралась покинуть комнату Мари-Николь Лепоэ, но та воскликнула:

— Да погодите же, вы излишне нервничаете, графиня. Подобные дела нужно делать хладнокровно и с ясным пониманием цели. Впрочем, не мне вас учить. Когда я сказала о том, что нам не удастся сохранить эту тайну между нами, я имела в виду вашего мужа.

Госпожа де ла Мотт недоуменно подняла брови.

— А при чем здесь мой муж? Мари-Николь замялась.

— Видите ли, графиня… Дело в том, что граф совершенно уверен в вашей связи с этим итальянцем Калиостро. Судя по словам вашего мужа, этот Калиостро — вовсе никакой не граф, а обыкновенный мошенник и интриган. И еще граф де ла Мотт сказал, что для него это не имеет особого значения.

Графиня нахмурилась.

— Что не имеет особого значения?

— Ваша связь с Калиостро.

Графиня изумленно воззрилась на Мари-Николь.

— Я не понимаю…

— Все очень просто, — пожав плечами, ответила девица. — Для него, то есть, для графа, ваш брак имеет такое же значение, как и для вас. Он считает это чисто деловым предприятием, без особых обязательств друг перед другом.

— Ну, разумеется, — зло протянула графиня де ла Мотт. — Именно поэтому он каждый раз врет мне, что уезжает в Англию. А на самом деле проводит время… Ну да ладно. Я пришла сюда совсем не за этим. Итак, вы принимаете мое предложение?

— Да, — уверенно ответила Лепоэ. — С одним только условием.

— С каким?

— Я поставлю в известность об этом графа де ла Мотта.

Графиня колебалась недолго.

— Хорошо. Возможно, так будет проще поддерживать связь друг с другом. В таком случае, я передам вам через графа о времени и месте спектакля. Разумеется, вы узнаете и о всяком изменении плана.

Уходя, она задержалась в двери.

— Мне что-нибудь передать графу де ла Мотту?

— Передайте ему, — широко улыбнулась Мари-Николь, — что в последние два дня в Англии было пасмурная и холодная погода.

Графиня де ла Мотт исполнила обещание, данное ею кардиналу де Роану, который просил ее о встрече с ее величеством. Однако для этого кардиналу пришлось ждать довольно долго — целых три недели.

За это время влюбленный служитель господа получил еще несколько обнадеживающих записок от дамы своего сердца, которые разожгли в кардинале еще больший огонь. Графиня де ла Мотт, которая регулярно посещала дом кардинала на Вьей-дю-Тампль, рассказывала кардиналу разнообразные истории о том, как королева вздыхает, читая его послания, как она пытается взглядом искать кардинала на приемах и балах, но, будучи сдержанной и благоразумной, старается ничем не выдать свои чувства. Снова и снова госпожа де ла Мотт намекала на все нарастающую необходимость преподнести королеве какой-нибудь подарок и таким образом окончательно перевесить колеблющуюся чашу весов р свою пользу.

Кардинал, который понемногу сходил с ума от любви в конце концов был согласен уже на что угодно, лишь бы увидеться хотя бы на пять минут с объектом своих мечтаний. Он буквально умолял графиню де ла Мотт свести его с королевой в каком-нибудь из укромных уголков Версаля. При этом он не скупился на обещания и, что самое главное, деньги. Графиня регулярно получала от личного казначея кардинала значительные суммы денег в звонкой монете. Учитывая, что финансовое положение графа де ла Мотт было далеко не блестящим, эти деньги значительно облегчали жизнь графине. Она смогла расплатиться с самыми срочными долгами и приобрести кое-что для своего гардероба. Перепало кое-что и графу де ла Мотту. Узнав от своей пассии Мари-Николь Легюэ, звавшей себя баронессой д'0лива, о том, что его жена вовлечена в сложную интригу с переодеваниями, граф де ла Мотт прозрачно намекнул на то, что его молчание, а тем более соучастие в этом деле, требует вознаграждения.

Графиня поняла, что возражать было бы глупо, и лучше иметь в собственном доме союзника, нежели врага. К чести графа, он тратил деньги, полученные от супруги, не на Мари — Николь и свои мнимые поездки в Англию, а на уплату давно висевших над ним долгов, заработанных, главным образом, в азартных играх.

После того, как граф рассчитался по этим долгам, его репутация в салонах значительно возросла. Его снова стали принимать за игральные столы, не опасаясь, что в случае проигрыша долги так и останутся долгами. Граф де ла Мотт воспрял духом и даже стал проявлять по отношению к жене некоторые чувства, выражавшиеся, главным образом, по ночам.

Победоносное шествие графа Александра де Калиостро по парижским салонам несколько замедлилось. Все объяснялось очень просто. Хотя в столице Франции было еще немало людей, охотно познакомившихся бы с графом, доля толстосумов среди них резко снизилась К тому же, Калиостро продемонстрировал парижской знати уже практически все, на что был способен. Спиритические сеансы и общение с духами превратились в столь заурядное развлечение, что многие скучающие господа и дамы стали заниматься этим самостоятельно обнаружив в себе способности, почти не уступающие способностям знаменитого Калиостро. Появилась даже некоторая специализация. У одних хорошо получалось общение с духами древности (одна дама даже прославилась тем, что посредством астральных сил ей удалось снестись ни с кем иным как с прокурором Иудеи Понтием Пилатом), другим часто являлись призраки французских королей, в разное время правивших страной. Особой популярностью стал пользоваться салон госпожи де Лузиньян. Госпожа де Лузиньян относила себя к потомкам знаменитого рыцарского рода, который долгие годы правил королевством, образовавшимся на Кипре в результате крестовых походов в Святую Землю.

В отличие от сеансов, устраиваемых графом Калиостро, эти любительские вечера в салонах знатных особ были совершенно бесплатными. Ведь несмотря на внешний блеск, не слишком большая часть парижской аристократии могла похвастаться высокими доходами. В подобных случаях знатность означала, скорее, богатство рода в прошлом. Сельские владения, которые принадлежали этим родам, с каждым годом приходили во все больший и больший упадок. А потому, известные графские и герцогские фамилии все чаще и чаще упоминались в связи с шумными делами о банкротствах и разорениях.

Однако были на фоне этих беднеющих и разоряющихся родов примеры совершенно обратного рода. Но связаны они были, главным образом, с мошенничеством и откровенным грабежом казны. Например, граф де Калонн, старый куртизан Людовика XV, назначенный министром финансов (генеральным контролером) вместо экономного швейцарца Неккера, начал свою деятельность на своем посту с того, что погасил за счет королевской казны личные долги, составлявшие не менее двухсот пятидесяти тысяч ливров. Калонн видел свою миссию, главным образом, в том, чтобы ладить фаворитами короля и королевы. Он соглашался на любые траты, лишь бы угодить капризам придворных, находившихся в фаворе у королевской четы. Порой даже самой королеве Марии-Антуанетте приходилось осаживать чрезмерную прыть господина де Калонна, готового поставить свою подпись на любую бумагу, исходившую от ее величества.

Многим было ясно, что пребывание господина де Калонна на посту генерального контролера финансов будет недолговечным. Он не пользовался особым уважением даже при дворе, поскольку большинству было ясно, что он получил свой пост отнюдь не благодаря заслугам перед королем Франции и, уж тем более, не из-за своих выдающихся организаторских способностей. Его воцарение на посту министра финансов было очевидным результатом подсиживании и интриг. А это могло вызвать восхищение только у обитателей придворных салонов, которые одновременно и ненавидели каждого своего соперника, достигшего успеха подобным образом.