— Имеется в виду дорогой подарок?

— Да. Слава богу, кардиналу не хватило проницательности, чтобы свести факты воедино и сделать выводы. Мне удалось направить его мысли в другую, нужную нам сторону. Я объяснил ему, что так повелевают знамения.

Графиня де ла Мотт рассмеялась.

— Мои дорогой Александр, вы разговариваете, как римский Авгур. Надеюсь, вы не разрубали цыпленка и не изучали его внутренности для того, чтобы выяснить, какое будущее ожидает его высокопреосвященство.

Калиостро ухмыльнулся.

— Иногда вы бываете очень желчны, моя дорогая, — парировал он. — Очевидно, это объясняется недостатком в крови кое-каких веществ.

Графиня побледнела.

— Замолчите. Даже вы, человек, которому я верила, стали изменять мне. Чем, в таком случае, вы лучше моего безмозглого и похотливого супруга? Но он хотя бы не скрывает своих пороков. А вы все время пытаетесь выглядеть лучше, чем есть на самом деле.

Калиостро мгновенно отложил в сторону погасшую трубку и бросился на колени перед графиней де ла Мотт.

— Сапхх та пиа, — горячо заговорил он. — Вы должны простить меня. Меня, действительно, посещали дурные мысли — но только мысли. Клянусь, я не изменял вам.

Он принялся с такой страстью лобызать руки графини де ла Мотт, что та оказалась не в силах оттолкнуть Калиостро.

— Последние несколько дней я провел у себя в номере и не покидал гостиницу, — продолжал итальянец, — Все это время я думал только о вас. О вас, моя дорогая. Вы служите для меня идеалом красоты и великодушия — не пренебрегайте моей любовью.

Госпожа де ла Мотт смягчилась.

— Ну что вы, мой дорогой, — чуть иронично заметила она. — Если мы сейчас расстанемся, то вся игра, которую мы затеяли, полетит к чертям. А ведь ни вы, ни и не хотим этого. Так что, нас связывает нечто большее, чем банальное любовное чувство. Нас связывают миллион шестьсот тысяч ливров.

Калиостро с надеждой посмотрел в глаза графине. — Как вы думаете, рыбка попалась на крючок? — Вне всякого сомнения. Мы оба, каждый со своей стороны, постарались сделать все так, чтобы у кардинала не было другого выхода. Он еще барахтается и пытается сопротивляться, но ему от нас никуда не уйти. Я организую свидание с королевой так, чтобы кардинал смог обменяться с ней парой слов. Но и их будет достаточно для того, чтобы его любовная страсть разгорелась с новой силой. После этого его высокопреосвященство будет готов на все.

Калиостро по-прежнему стоял на коленях перед графиней. Очевидно, это доставляло ей удовольствие, потому что настроение у нее улучшилось.

— Вы уверены, что у кардинала есть такие деньги? — спросил итальянец.

— Разумеется. Нет, возможен, конечно, вариант, что в данный момент у него нет такой наличности. Однако, как вы сами понимаете, мой дорогой граф, кардиналу ничего не стоит получить в казне столько денег, сколько ему будет необходимо. Наш генеральный контролер финансов, господин де Калонн, может отказать только военному министру, когда тот просит денег на выплату жалования солдатам. А что касается таких невинных забав, как покупка бриллиантов, то господин де Калонн всегда готов с радостью подписаться под этим.

Калиостро лукаво посмотрел на госпожу де ла Мотт.

— Скажите, моя дорогая, а сколько денег вы получили от кардинала за то, что организовали ему это свидание с королевой? Заметив, как недовольно поползли вниз уголки губ графини, Калиостро тут же воскликнул:

— Нет, нет, не говорите, если вам этого не хочется. Но меня интересует этот вопрос не из праздного любопытства. Мне необходимо знать, действительно ли кардинал так богат, как мы о нем думаем.

— А что, вы еще не разглядели дворец, в котором проживает его высокопреосвященство? — чуть насмешливо спросила графиня. Калиостро усмехнулся.

— Но ведь дворец принадлежит не кардиналу лично, а католической церкви.

Графиня не скрывала своей иронии.

— Ну, что вы, мой дорогой граф, дворец давным давно куплен самим кардиналом. Другое дело, что деньги на эту покупку были взяты из государственной казны. Но какое это теперь имеет значение? Кардинал может продать свой дворец, подарить кому-нибудь, оставить в наследство — никакая католическая церковь не сможет запретить сделать подобный шаг. Даже если у него не будет ни одного су наличными, любой кредитор с удовольствием даст кардиналу полтора миллиона ливров под залог такого великолепного дома.

Калиостро рассмеялся.

— Что ж, кардинал многим рискует.

Графиня снисходительно посмотрела на итальянца.

— Любовь — это не то чувство, вместе с которым приходит спокойствие, — проницательно заметила она. — Тем более, если это любовь к такой даме.

— И все-таки, вы не испытываете уважения к нему, — добавил Калиостро.

— Ни малейшего, — подтвердила графиня. — Человек его возраста и положения уже давным давно должен думать о другом. Если же он ведет себя как мальчишка, то мне нисколько не жаль его. Каждый должен платить за свои ошибки.

В дверь обеденной комнаты постучали. Когда графиня разрешила войти, на пороге показались слуга графа де ла Мотта и юная «баронесса»д'0лива, она же Мари-Николь Легюэ.

— А вот и самый молодой участник нашего спектакля, — с наигранной веселостью воскликнула графиня де ла Мотт. — Проходите, баронесса.

Калиостро, который уже успел встать с колен и отряхнуть свои черные панталоны, с немалым изумлением смотрел на девушку, которая внешностью почти ничем не отличалась от королевы Франции.

— Потрясающе, — пробормотал он. — Впервые вижу такое сходство. Интересно, ее величество знает о том, что У нее в Париже есть двойник?

— Ей не стоит об этом знать, — спокойно сказала графиня де ла Мотт. — У королевы есть тысячи куда более важных дел. Что ж, граф, спешу представить вам — Мари-Николь Легюэ, девица легкого поведения, выдает себя за баронессу д'0лива.

Она повернулась к девушке и, заметив ее недовольно скривившееся лицо, с невинной улыбкой спросила:

— Надеюсь, вы не обиделись, моя дорогая? Я думаю, что в этом нет ни малейшего смысла, потому что все мы здесь — участники одной игры, и лучше будет, если мы будем знать друг о друге правду, а не то, что нам хотелось бы называть этим словом.

На лице Мари-Николь отразилась целая гамма чувств, но она не выдала их ни единым словом. Графиня тем временем поднялась со своего стула.

— Господин Калиостро, — обратилась она к итальянцу, — мне хотелось бы остаться наедине с нашей подопечной, чтобы отрепетировать с ней завтрашний спектакль. Ваше присутствие при этом необязательно.

Калиостро равнодушно пожал плечами и, поцеловав на прощание руку графине, удалился.

— Итак, — сказала госпожа де ла Мотт, внимательно осматривая Мари-Николь Легюэ с головы до ног, — вы готовы?

Встреча со стариком из мастерской Бемера и Бассенжа, которая произошла у Констанции в это воскресное утро в церкви Святого Петра, так взволновала ее, что Констанция на весь день лишилась покоя. Необходимо было что-то предпринять. Но что? Отправиться в Версаль и рассказать королеве о том, что от ее имени к Бемеру и Бассенжу приходила некая статс-дама? И что дальше? А вдруг королева, в тайне от всех, в том числе и от Констанции, решила все — таки приобрести это злосчастное ожерелье? Может быть, она не хочет, чтобы об этом кто — нибудь знал? Если это так, то Констанция лишь вызовет недовольство ее величества. Может быть, Мария-Антуанетта просто не хочет привлекать к себе излишнее внимание, делая эту покупку? Может быть, Констанции стоит подождать развития событий? Но в таком случае она должна пристально следить за ювелирной мастерской Бемера и Бассенжа чтобы быть в курсе происходящих событий. Разумеется она не станет заниматься этим лично. Значит, нужно найти нужного человека, который, кроме всего прочего знал бы придворных в лицо.

И тут Констанция вспомнила про Шаваньяна. Слуга госпожи де Сен-Жам показался ей вполне подходящей кандидатурой. Во-первых, маленькому гасконцу были хорошо известны многие дамы и господа, часто бывавшие в Версале. Во-вторых, на него вполне можно было положиться. И, в — третьих, вовсе необязательно было сообщать Шаваньяну об истинном смысле этого задания. Точнее говоря, Шаваньяну можно было вообще ничего не объяснять. Все, что от него требовалось — наблюдать за тем, кто и когда приходит к Бемеру и Бассенжу. Правда, для этого гасконцу придется под каким-либо предлогом отказаться от выполнения своих ежедневных обязанностей в доме госпожи де Сен-Жам.