Через несколько минут, если не секунд, всю инженерную бригаду могло вынести в открытый космос.

Фрик поднял сжатую в кулак руку, выставил большой палец и мизинец. Это был условный знак вакуума смертельной степени опасности. Как только он убедился в том, что все смотрят на него, главный бортинженер опустил руку и указал, на крышку люка. Они должны были открыть ее.

Даже в темноте Фрик заметил, что на лицах некоторых его подчиненных отразилось недоумение. По другую сторону люка пока держалось давление воздуха. Открытие люка было чревато утечкой еще какой-то части сохранившегося в корпусе «Рыси» кислорода и проверкой на прочность переборок между этой и следующей бронированной стенкой, за которой располагался передовой артиллерийский боевой пост.

Но при том, что переборка трескалась, утечка кислорода была так или иначе неизбежна. И при открытии люка оказалась бы более плавной, нежели в том случае, если бы переборка взорвалась. В данный момент по одну сторону переборки находился глубокий вакуум, а по другую – почти нормальная атмосфера. Следовало уравнять давление. Наверняка конструкторы, создававшие «Рысь», рассчитывали на то, что грузовой отсек будет терять давление постепенно. Для того чтобы это просторное помещение потеряло весь запас воздуха, потребовалось бы не менее двадцати секунд. Никто не рассчитывал на то, что нос корабля мгновенно срежет будто ножом. Ну и кроме того, ко всем нагрузкам, которые пришлось пережить металлическим конструкциям, добавился еще и зловредный вирус.

Первой начала действовать Метасмит. Она оторвалась от переборки, будто акробатка пролетела по воздуху на своем страховочном фале, примагнитилась к переборке рядом с люком и уперлась в стенку ботинками по обе стороны от крышки. Затем она попробовала повернуть колесо, с помощью которого люк открывался вручную. В первое мгновение колесо поворачиваться отказалось, но потом послушалось. А вскоре рядом с Метасмит оказались другие монтажники и помогли ей поворачивать колесо.

Как только крышка открылась, Метасмит отбросило назад с опасной скоростью. Однако тренированная спортсменка описала в воздухе плавную дугу и позволила страховочному фалу растянуться на всю его длину. В итоге она совершила четкое приземление по другую сторону переборки грузового отсека. Это выглядело настолько же изящно, как плавание в невесомости.

Фрик снова прижался антенной к переборке и различил знакомый вой воздуха, вызванный декомпрессией. Кроме того, острый слух бортинженера различил и писклявый звон, означавший, что трещины продолжают распространяться по обшивке.

«Рысь» продолжала трескаться.

Фрик зажмурился и прислушался еще более старательно. Он слушал и мысленно произносил молитвы. И услышал – звук изменился. Вроде бы звон медленно, постепенно пошел на убыль. Напряжение, связанное с разницей в показателях давления по обе стороны переборки, уменьшилось за счет того, что открыли люк.

Фрик открыл глаза и облегченно вздохнул.

Теперь он мог более или менее спокойно рассмотреть картину повреждений. Трещина миновала ту скобу, к которой был пристегнут его собственный страховочный фал, и прошла всего в несколько сантиметрах от нее. Фрик сунул в трещину палец – теперь у него на руках были металлизированные перчатки. Трещина оказалась меньше четырех сантиметров глубиной. Внутри переборки Фрик не почувствовал ощутимой вибрации.

Обшивка корабля и его переборки обладали иммунной системой. Внутри них работали наноустройства, которые обязательно должны были победить риксский вирус. Но на то, чтобы инфекция была ликвидирована окончательно, должно было потребоваться время. Кораблю просто-напросто требовалось отдохнуть от стрессов, связанных с высоким ускорением и резкими толчками, но на данный момент состояние «Рыси» стабилизировалось.

По крайней мере до тех пор, пока капитан не решит снова испытать фрегат на прочность.

Инженер-сержант Телмор Бигз еще раз моргнул – в надежде, что к нему вернется зрение.

Бигз понимал, как сказочно ему повезло в том смысле, что он вообще остался жив. По идее, его мозги, разлетевшиеся на мелкие кусочки, уже должно было бы разнести по всей звездной системе Легиса. Бигза спасла чистая случайность. Когда его оторвало от переборки, лицевую пластину гермошлема, по всей вероятности, тряхнуло, и она опустилась и герметично закрепилась. То ли произошло именно это, то ли он сам бессознательно опустил и закрепил пластину, но не запомнил этого.

Но за те несколько секунд, которые Бигзу пришлось пробыть в открытом космосе, его глазные яблоки, видимо, успело сильно обжечь. Он различал только туманные полосы – и больше ничего.

В ушах у Бигза гудело, и он понял, что барабанным перепонкам тоже досталось. Но это его не так уж сильно тревожило. Здесь, в безвоздушном открытом космическом пространстве, звуки не распространялись. К тому же он все равно ни с кем не смог бы пообщаться с помощью переговорного устройства, которым был снабжен его скафандр, так как любые радиопереговоры сейчас запрещены.

Но Бигзу очень хотелось, чтобы к нему вернулось зрение.

Если бы это произошло, он хотя бы сумел понять, почему его оторвало от переборки. Бигз был уверен, что закрепился как положено. Если порвался страховочный фал из моноволокна, то тогда и сам Бигз должен был сломаться пополам, как сухарик.

Он пристально уставился на размытую светлую полоску. Каждые несколько секунд она пульсировала – так видится через залитое дождем окно «мигалка» на крыше высотного здания.

Бигз посчитал и установил, что свет мигает примерно каждые четыре секунды. Аварийный фонарь на гермошлеме скафандра мигал раз в секунду – значит, это был не кто-то из его товарищей по бригаде.

Он подождал еще немного и обнаружил, что зрение мало-помалу возвращается. Он заметил еще несколько пульсирующих источников света, и все они мигали с той же периодичностью – раз в четыре секунды. Постепенно все они превратились в светящиеся полоски.

Звезды. Бигз был почти уверен в том, что видит солнце – далекий, но резко очерченный диск на черном фоне.

Бигза охватила странная эйфория. У него, по идее, должна была нестерпимо болеть голова – но никакой боли не ощущалось, не чувствовал он и панического страха. Бигз осторожно проверил, в порядке ли аптечка на универсальном ремне.

Нащупав пустой противошоковый контейнер, Бигз понимающе хмыкнул. Похоже, он умудрился не только закрыть лицевую пластину, но и ввел себе обезболивающее лекарство и стимулирующее средство. Он находился один в космическом вакууме, он неуправляемо болтался в пространстве, полуслепой и абсолютно оглохший, но при этом чувствовал себя бодро и свежо, как после первой утренней чашки кофе.

Инженер-сержант радостно улыбнулся. Его зрение прояснялось.

Теперь он уже не сомневался в том, что видит солнце – оно светило намного ярче звезд. И еще Бигз видел два оранжевых газовых гиганта, входивших в систему Легиса.

Но он не видел «Рысь». Потушивший все огни фрегат, наверное, находился очень далеко, а его, Бигза, по инерции уносило все дальше и дальше. К счастью, через несколько минут – как только корабль уйдет из зоны вражеского огня – Бигз мог включить аварийный маяк.

Тогда его спасут. Никаких проблем.

Бигз решил, что хватит ему уже вертеться. Он рассчитал нужный угол, снял с ремня портативный реактивный двигатель и на несколько секунд включил его. Вращение замедлилось, звезды стали кружиться размеренно – будто конькобежцы на переполненном катке. Это можно было пережить.

Тут инженер-сержант Бигз увидел обмотавшийся вокруг него страховочный фал. Видимо, фал вертелся вместе с ним, но теперь, когда вращение прекратилось, обернулся вокруг Бигза. Бигз немного подождал и схватил конец фала.

Карабин был накрепко пристегнут к кольцу скобы. Видимо, кольцо выдернуло из переборки. Плохо. Это означало, что «Рысь» пережила сильнейшие повреждения: по переборке прошла трещина, а ведь эта переборка в данный момент являлась носовой обшивкой.