В пещере было темно. Экман помедлил, чтобы отладить ноктовизор, хотя и понимал, что с помощью этого прибора холоднокровную рикс разглядеть вряд ли удастся. Он заполз внутрь. Внезапно наступившая тишина показалась странной после непрестанного завывания ветра.

А потом рядовой Экман услышал звук. Звук исходил из глубины пещеры и эхом отлетал от гладких, обработанных лазером стен, выглядевших почти как мраморные.

Словно бы кого-то тошнило – или кто-то кашлял.

Экман и не представлял, что риксы болеют. Наверное, это кашляла заложница. Был в этом звуке какой-то надрыв, какая-то тоска. Экман мысленно содрогнулся. Однако, как бы то ни было, тоскливый звук прикрыл его приближение.

Экман поднял кулак. Это был приказ первому отряду не подходить ближе, пока они не услышат выстрелы. В гордом одиночестве рядовой пополз глубже в пещеру.

Теперь он увидел свет, отражавшийся от ледяных стен. Огонь мерцал, похоже, в той же стороне, откуда слышался кашель, и Экман пополз туда. Он понимал, что ему следует периодически разбрызгивать перед собой антимоноволоконный спрей. Даже при том, что он полз со скоростью улитки, моноволоконные растяжки были способны разрезать руку или ногу, а ты бы только потом заметил тончайший надрез. Но что-то было в этом жалком, тоскливом, животном звуке такое, что влекло Экмана вперед и заставляло забыть об осторожности. Инстинкт подсказывал ему, что преимущество – на его стороне.

Морской пехотинец поднялся на ноги, Звук слышался из-за ровно опиленного ледяного угла. Экман сглотнул подступивший к горлу ком. Вот-вот это должно было произойти. Он встретится один на один с боевиком и прикончит ее.

Экман двинулся вперед, даже не успев подумать о том, какое это безумие.

Он медленно, держа мультиган наготове, вошел в небольшое, выгороженное во льду помещение. Стоило ему хотя бы слегка нажать на спусковой крючок – и он бы разнес тут все к чертям собачьим.

Прямо перед ним сидела рикс-боевик, обхватив голову руками.

Господи Всевышний, ну и видок же у нее был! От волос остались жалкие клочки. Руки и лицо – красные, все в волдырях, в копоти и запекшейся крови. Нос посиневший и распухший, явно сломанный. Противопожарный костюм почти весь расплавился, налип на гиперуглеродные суставы и свисал с них наподобие клочьев блестящей облезающей кожи. На полу рядом с риксом натекла лужа полузамерзшей крови. Экман разглядел по меньшей мере три раны на животе у боевика.

Наверное, кроме того, у нее было задето легкое. Жуткий кашель сотрясал все ее тело.

Рядового Экмана вдруг осенило. Он ведь мог взять в плен этого рикса. Впервые за сто лет военного противостояния Империя могла получить живую пленницу, представительницу риксского культа. И тем, кто возьмет ее в плен, будет он, Сид Экман.

Дрожащими пальцами он перевел регулятор режима своего мультигана в положение «усмирение бунтов». Это означало стрельбу пластиковым гелем, начиненным стальными шариками. Против рикса – смехотворный боеприпас, но эта женщина и так уже была очень тяжело ранена, так что могло и этого хватить. Экман наставил дуло мультигана на окровавленный живот рикса.

Могло выйти и так, что ему и стрелять не пришлось бы.

– Не двигаться, – проговорил он негромко, пытаясь не выдать свой страх. По сведениям разведки, рикс неплохо владела легисским диалектом – ведь она в течение нескольких дней играла роль своей заложницы.

Рикс-боевик подняла голову, и взгляд ее красивых фиолетовых глаз напугал Экмана.

«Клянусь Империей, – мелькнула мысль у оторопевшего морского пехотинца, – да она плакала!»

Да нет, наверняка не плакала. Небось, это была какая-то техническая процедура – промывала, допустим, обожженные глаза каким-то раствором с наноустройствами. Крокодиловы слезы, короче говоря.

Не настоящие.

И снова рыдания пополам с кашлем сотрясли все тело рикса. А потом она выхватила моноволоконный нож. Экман тут же выстрелил, и отдача оказалась настолько сильной, что его качнуло. Он с трудом удержался на ногах, поскольку пол в ледяной пещере был скользкий. Суспензия, содержащая стальные шарики, отлетела назад, не причинив риксу никакого вреда – она подняла руку и блокировала залп!

А потом опять закашлялась и отшвырнула нож.

– Теперь я безоружна, – проговорила она с превосходным местным акцентом.

И уронила на руки обгоревшую и израненную голову.

Выброс адреналина, из-за которого Экман выстрелил в рикса, быстро миновал, и к Экману вернулось ровное дыхание. Выходило так, что эта рикс вправду сдавалась. Рядовой имперской морской пехоты опустил мультиган, гадая, уж не вранье ли все то, чему его учили насчет риксских боевиков.

Позади послышался шум – это подтягивался первый отряд милиционеров. Наверное, услышали звук выстрела. Экман обернулся и жестом приказал милиционерам отступить.

Первая пленница-рикс в истории. Он вовсе не хотел, чтобы какой-нибудь остолоп пристрелил ее. И снова все тело женщины содрогнулось, и Экман встревожился. Ему совсем не хотелось, чтобы она померла. Господи, только не это.

– Ты… – проговорил он и запнулся. О чем он мог ее спросить? «Ты больна?» «Ты умираешь?» «Ты плачешь?»

Нет, надо проще.

– Что случилось?

Рикс снова посмотрела на него своими потрясающими фиолетовыми глазами. Только они и остались целыми на ее изуродованном лице.

– Я оплакиваю Рану Хартер, – ответила она просто, – которая умерла сегодня.

А потом она снова разрыдалась.

«Рысь» пришла в движение.

Почти через четыре часа после установленного капитаном срока главный бортинженер Фрик наконец вышел на связь с Хоббс, и она получила возможность отдавать приказы. Заработал главный двигатель, и фрегат заметно тряхнуло. По командному отсеку пробежала волна дрожи, задребезжали металлические конструкции. Генераторы искусственной гравитации на борту «Рыси», обычно поддерживавшие практически нулевую инерцию, показывали, что трудятся с колоссальной перегрузкой. Хоббс почувствовала, как ее прижало к спинке кресла. Ускорение в четыре g, с которым сейчас двигался фрегат, она ощутила на себе чуть ли не наполовину.

Она заметила, как скривился капитан, когда перегрузка закончилась.

– Хоббс?

– Сэр, генераторы искусственной гравитации работают с удвоенной нагрузкой, – объяснила старший помощник. – Они держат нас на местах, а кораблю не дают рассыпаться. Мы усилили инерционный демпфинг в тех отсеках «Рыси», в целостности которых есть сомнения.

– Понимаю, Хоббс. Но наверняка такая встряска не на пользу растрескавшейся переборке на носу.

– Не на пользу, капитан. Растрескавшейся носовой переборке от этой встряски – ничего хорошего.

С этими словами она занялась своей работой, не обратив никакого внимания на удивленный взгляд Зая. Дел у Хоббс было по горло. Координация продолжавшихся ремонтных работ, обеспечение нулевой гравитации для тех членов экипажа, которые были заняты передвижением тяжелых предметов, слежение за тем, чтобы «Рысь» не развалилась. И уж конечно, у Кэтри совсем не было времени на то, чтобы объяснять капитану очевидные истины. Еще бы несколько часов ремонта в состоянии свободного падения – и фрегат выдал бы ускорение без сучка, без задоринки.

Но приказ есть приказ, а время поджимало.

Риксский крейсер тем временем набирал ход с максимальным ускорением. Этому кораблю понадобилось бы семь часов для того, чтобы добраться до объекта, так что «Рысь» тоже не могла, образно говоря, рассиживаться. Но как бы то ни было, подбитому фрегату будет нелегко уравнять свою скорость со скоростью движения объекта до подхода крейсера.

Хоббс гадала, зачем риксам понадобилось размещать объект в пятнадцати миллионах километров позади крейсера, да еще без сопровождения. Если бы риксы снабдили объект сотней-другой черных дронов, он бы смог защищать себя.

Старший помощник мрачно размышляла о том, а не способен ли объект без всяких дронов отбиться от «Рыси». Его алхимические свойства находились за пределами соображения. Оживший объект (вправду ли внутри него пребывал риксский гигантский искусственный интеллект, или капитан просто-напросто сошел с ума?) мог преобразить себя практически в любое вещество.