– Ты была в плену, Рана Хартер. Ты стала заложницей. Ты пережила ужасные времена. Разум живых хрупок, и в состоянии стресса они склонны к странным эмоциям. Ты страдала от болезни, именуемой «стокгольмским синдромом». Твоя «любовь» к той, что взяла тебя в плен, явилась извращением, вызванным страхом смерти, необходимостью за что-то удержаться – за что угодно. Но теперь ты увидела смерть и пересекла ее, и твой разум чист. Эти чувства уйдут. – Адепт сложила ладони. – Быть может, они уже ушли, и ты так говоришь просто по привычке.

Рана Хартер полуприкрыла глаза. Другой уговаривал ее согласиться, но она почему-то сопротивлялась. Она помнила птичью точность и грацию движений Херд, ровный фиолетовый блеск ее глаз, чужеродную природу ее мышления.

– Поживем – увидим, Мать.

Мертвая женщина бесстрастно кивнула.

– Ты будешь замечать, как твоя прежняя жизнь ускользает прочь, Рана. И в конце концов порадуешься тому, что освободилась от нее.

Почтенная Мать протянула руку, и Рана сжала ее. Тревим помогла ей сесть, и кровать тут же трансформировалась и поддержала спину Раны. Мышцы ощущались теперь по-другому, они были удивительно податливыми, начисто лишенными напряжения, но при этом довольно слабыми. Рана обвела взглядом комнату. Стены были расписаны сочной краской с глубокими тонами. Изображенные на них силуэты как бы предлагали быть такими, как они, двигаться, как они – полные сил и древних и незамысловатых мыслей.

Рана поняла, что эти столь выразительные фрески выполнены в цвете, который она когда-то называла черным. Теперь это для нее был более чем цвет.

Они промолчали минуту – а может быть, час или еще дольше. Потом Почтенная Мать заговорила снова.

– Рана Хартер, позволь задать тебе несколько вопросов.

– Конечно, Мать.

Адепт опять сложила вместе ладони.

– Пока ты была рядом с риксом, замечала ли ты когда-нибудь признаки присутствия… еще кого-то?

– Вы спрашиваете про Александра?

Тревим вздернула брови.

– Александра?

– Это гигантский разум, Мать. Он выбрал себе имя из истории Древней Земли. Так звали основателя великой империи.

– Ах, да. Насколько я знаю, он умер совсем молодым.

Рана пожала плечами. Мертвые это делали так, что вряд ли заметишь. Тревим, похоже, была ею довольна как ученицей, делавшей неожиданные успехи.

– У Аппарата есть причины подозревать, что это существо завладело определенной, крайне важной информацией.

Рана запрокинула голову и уставилась в черный потолок.

– Александр сам – информация. Все данные с Легиса.

Почтенная Мать покачала головой.

– Не все. Кое-что спрятано – самые главные тайны. Но есть сведения о том, что гигантский разум очень старался обнаружить их. И передать с Легиса.

– Почему вам не спросить меня об этом?

Адепт нахмурилась.

– Ты… говорила с этой тварью?

Рана вздохнула. Она мысленно вернулась к безмятежным дням своего плена – изучению риксского языка и работе под руководством Александра, когда нужно было внести необходимые изменения в функции центра связи. Рана помнила объятия гигантского разума, собственное ощущение безопасности, возникавшее из-за того, что почти каждый объект на планете населен защитником ее возлюбленной.

– Говорила – это неправильное слово, Мать. Но если вы позволите мне воспользоваться инфоструктурой, я, быть может, сумею найти для вас ответ.

Адепт покачала головой.

– Александра больше нет.

На секунду Рана ощутила одну из покинувших ее эмоций живого человека. Ее словно бы с головы до ног опалило огнем. Другой успокоил ее, угасил пламя.

– Как? – вырвалось у Раны.

– Мы не знаем. Похоже; он бежал. А может быть, просто прекратил свое существование.

Рана закрыла глаза и «включила компьютер», который жил в ее мозге. Она думала о проделанной ею работе, о том, как Александр помогал ей разобраться в сложностях устройства центра сверхсветовой связи. В памяти всплыли синестезические символы, но их значение теперь словно бы загрязнилось, запятналось тем, о чем сказала Тревим.

Здесь, в пустынной местности, позади мертвых глаз, мозговой «компьютер» Раны вел себя иначе. Он работал с новой уверенностью, проявлял открытость и смелость там, где прежде робел. Теперь она могла управлять своим даром, а не отключать, как раньше, сознание для того, чтобы ее способности получили свободу.

Через несколько минут Рана увидела ответ.

– Александр отослал себя прочь.

Почтенная мать сглотнула сжавший глотку ком.

– Он узнал?

Когда она произносила эти слова, ее лицо скривила гримаса боли. Странно было видеть боль на лице мертвой женщины.

– Узнал что?

Тревим вновь болезненно скривилась.

– Тайну Императора.

Рана прищурилась.

– Вам нехорошо, Почтенная Мать?

Адепт Тревим провела ладонью по лбу. На землисто-серой коже выступила млечная испарина.

– Об этом запрещено говорить, – выдавила она, – с непосвященными.

Рана Хартер опустила глаза, обвела взглядом постель. Ее память легко проскользила над событиями тех недель, которые она прожила в тени Александра. Ее «компьютерный» мозг пытался найти разгадку тому, о чем говорила адепт. Но ответ не находился, для этого было слишком мало сведений.

– Мать, я ничего не знаю об этом.

Тревим вздохнула. Если бы она была живой, то черты ее лица, пожалуй, подсказали бы окружающим, что она испытала большое облегчение. Затем она кивнула.

– Я очень надеялась на это.

Несколько минут Тревим стояла молча и собиралась с духом, глядя на рисунки на черных стенах.

– Теперь тебе предстоит отправиться в путь, Рана.

– Куда?

– На встречу с Императором. Он будет говорить с тобой об этом.

– На Родину?

– Да. Это великая честь.

Рана нахмурилась. На дорогу уйдет десять лет абсолютного времени.

– А где Херд? – спросила она.

– Тот рикс, пленницей которой ты была?

Черты лица женщины-адепта снова отразили недовольство. Как она, однако, была эмоциональна – для мертвой, слишком эмоциональна. Другой, живший внутри Раны, ответил на поведение Тревим легкой дрожью холодного недовольства.

– Да.

– Не думай о ней, Рана. Пусть этот неудачный эпизод из твоей прежней жизни затеряется в памяти. Больше тебе не нужны подобные привязанности.

Рана закрыла глаза и стала думать о риксе. Когда она открыла глаза, Почтенная Мать ушла и оставила Рану наедине с вопросом: неужели ее любовь к Херд и вправду пройдет, растает без следа?

Рана смотрела на стены и размышляла. Жизнь после смерти была чистой, ясной и хорошей. «Серые» все говорили правильно. Ушел страх, а смерть, Древний Враг, была побеждена, а вместе с ней – боль и нужда.

И все же Рана Хартер покачала головой, выразив спокойное несогласие со словами Почтенной Матери. Она знала, что всегда будет грустить о том, другом небе, о тех неделях, когда ее возлюбленная-рикс изменила все вокруг. То время, проведенное рядом с Херд, было таким кратким. Женщина-инопланетянка подарила Ране радость, ей удалось каким-то образом вывести Рану на дорогу, ведущую к бессмертию.

А самое главное – Херд была красива, еще красивее этой чудесной черноты.

Ране хотелось увидеть ее. Она желала – другие слова не годились для описания ее чувств – ощутить ее прикосновения, напоенные ароматом лимонной мяты. Где же теперь ее возлюбленная?

Другой усмирил эти мысли, пока они не стали слишком взволнованными. Он объяснил, что живущие никогда не могут быть подходящими спутниками для мертвых. «Розовые» подобны избалованным детям, мелочным и буйным. Они были уродливыми созданиями, капризными и стервозными, постоянно требующими к себе внимания, гоняющимися за мыльными пузырями богатства и власти. Они слепы к хрупкой и тонкой красоте черноты. Мертвые правильно делали, что держались в стороне от них.

«Ты не знаешь Херд», – подумала Рана Хартер.

Другой в ответ промолчал. Похоже, он был немного удивлен.