ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ОХОТА

– Ева! Ева! Ну проснись же, Ева! – Голос шел издалека, он как будто пробивался сквозь толщу льдов, где сидели тюлени, которых мы убили только вчера… Только вчера – или две недели назад?.. Почему у меня такая тяжелая голова?

– Ева! Проснись, ну пожалуйста!..

Это голос Карпика… Но что здесь делает Карпик?

Я с трудом разлепила веки и увидела перед собой девочку. Увидев, что я подаю признаки жизни, она с удвоенной энергией принялась трясти меня за плечи.

– Просыпайся! Ну!..

– Прекрати меня трясти… Господи, голова разваливается.

– Вставай! – требовательно сказала Карпик.

– Черт возьми, что ты здесь делаешь? И вообще, как ты попала сюда? Я же закрыла дверь … Или нет?

– Нет.

– Нельзя было так надираться… Который час, Карпик?

– Двенадцать.

Я села в кровати и беспомощно уставилась на Карлика:

– Как – двенадцать? Я что, проспала завтрак?

– Нет. – Карпик отошла к умывальнику, набрала в чашку воды и с видимым удовольствием плеснула ее мне в лицо.

– Прекрати немедленно. – Я не успела увернуться, но вода помогла мне прийти в чувство. – Черт знает что, никогда в жизни так погано себя не чувствовала. Сейчас день или ночь?

– День. – Карпик уже собрала мои вещи, которые я в беспорядке побросала на пол перед тем, как провалиться в сон. И теперь протянула их мне.

– Одевайся.

Все еще плохо соображая, я начала машинально натягивать джинсы и свитер. И только теперь поняла, что кровать Вадика всю ночь оставалась нетронутой. Интересно, где он ночевал?

– Ты не видела Вадика? – спросила я.

– Видела Он в бильярдной, дрыхнет на столе.

– Черт, черт, черт… Все перепились, что ли? Как ты сюда попала, Карпик?

– Ты уже спрашивала. Я сказала, что дверь была открытой.

– Проспала завтрак. Вот уж воистину, – не пей вина, Гертруда!

– Ничего ты не проспала. Не было никакого завтрака.

– То есть как эго – не было?

Что-то новенькое в корабельном расписании “Эскалибура”. Интересно, куда смотрит капитан с его культом дисциплины?

– Не было завтрака, и никто ничего не объявлял по радио, – терпеливо объяснила мне Карпик.

– Интересно, куда смотрит капитан?

– Никуда. Капитана нет.

– То есть как это – нет?

– А вот так. Ни капитана, ни команды.

– Что ты несешь?

– Скорее приходи в себя, и пойдем. Сейчас сама убедишься.

Какая-то мысль все время подспудно мучила меня, какое-то воспоминание, связанное со вчерашним вечером…

Папка.

Ну конечно же, папка с документами старпома. Накануне я спрятала ее на самое дно чемодана, надежно укрыла вещами. И вот вчера ее не оказалось. По моему позвоночнику пробежал холодок, но я попыталась успокоить себя, взять себя в руки. В конце концов, это может выясниться в любой момент. “Без паники, майор Кардаш!”, кажется, так назывался тупой венгерский детектив из моего детства. Карпик торопила меня, и, наскоро ополоснув лицо, я отправилась следом за ней.

В коридоре было непривычно тихо. На корабле, даже если он стоит на якоре, всегда присутствует множество звуков, они отражаются от переборок, пола и подволоков, они несутся наперегонки, и в любой момент можно ощутить их нетерпеливое дыхание. Сейчас “Эскалибур” молчал. Судя по всему, Карпик знала, что делает.

– Идем в рубку, – сказала она.

Рубка, или капитанский мостик, была святая святых “Эскалибура”. Только один раз я поднималась туда вместе со всеми пассажирами, в день отплытия. Тогда нам показали все основные службы корабля, и меня поразило обилие приборов, способных оказать честь какому-нибудь “Шаттлу” многоразового использования. В рубке постоянно несли вахту рулевые, механики и кто-нибудь из командного состава. Заходить туда пассажирам запрещалось. Не сделали исключения даже для Карпика, чей внешний вид призван был умилять поросшие шерстью морские сердца.

– Ну в какую рубку, Карпик? Нас же туда не пустят.

– А мы и не спросим. Не у кого спрашивать.

– То есть как это “не у кого”?

– Я же тебе полчаса уже говорю, что на корабле никого нет.

– А мы с тобой?

– Мы – не в счет. На корабле нет команды.

– А куда же она делась? – глупо спросила я.

– Откуда же я знаю?

– Ничего не понимаю.

Так, вяло препираясь, мы наконец-то добрались до рубки. Карпик прошла вперед и смело толкнула дверь.

Рубка действительно была пуста.

Абсолютно пуста.

Она была не только пустой, но и мертвой. Приборы, которые работали всегда, теперь были отключены, экраны погашены, а из всех подручных средств функционировали только внутренний телефон и селекторная связь.

– Давай, – подтолкнула меня Карпик. – Вызови машинное отделение.

– Как же я его вызову?

– А вот, видишь, список телефонов, по отсекам и службам. Прямо с машинного и начинай.

Голова все еще была тяжелой. Скорее поэтому, машинально повинуясь девочке, чем по какой-то другой причине, я щелкнула тумблером и сняла трубку.

– Что говорить? – спросила я у Карлика.

– Скажи, что рубка вызывает центральный пост управления, – сказала Карпик, раздувая ноздри: видимо, эта ситуация безумно увлекала ее.

– Рубка вызывает центральный пост управления, – послушно повторила я и затем добавила уже от себя:

– Ответьте рубке!

Никакого ответа. Ни шороха, ни звука. Холодный, почти космический вакуум.

– Ну? Что я говорила! – Карпик торжествовала. – Еще что-нибудь попробуем?

– Давай! – Виски наконец-то отпустило, и ситуация стала занимать меня по-настоящему.

В течение ближайших трех минут мы попытались пробить все основные службы корабля, и везде с тем же плачевным результатом. В конце концов отозвалась только буфетная кают-компании.

– Алло! – раздался на том конце провода чей-то сонный голос – Алло! Говорите, вас не слышно!..

Я облегченно вздохнула: наваждение кончилось, и все становится на свои места.

– Вот видишь! – подмигнула я Карпику. – А ты говорила, что на корабле никого нет!

– Я не говорила, что на корабле никого нет, – уточнила девочка. – Я сказала только, что на корабле нет команды.

– А кто же тогда со мной говорит? – поймала я Карпика.

– А ты спроси.