…Первыми, кого мы встретили в кают-компании, были Сокольников и Клио. Клио сидела на коленях у банкира, обхватив его руками за шею: точно так же, наверное, не раз делала Карпик. Выразительный, как будто выточенный из нежного нефрита подбородок Клио покоился на волосах Сокольникова. Сокольников выглядел сосредоточенным и готовым к борьбе. Он терпеливо ждал второго участника турнира.
Второй участник появился и не замедлил бросить ему перчатку: Карпик выбрала отличную тактику – она решила не замечать отца.
– Здравствуй, Карпик! – Клио была полна решимости завоевать девчонку.
– Пошла в задницу, – надменно сказала Карпик.
– Как ты себя чувствуешь? – После подобной отповеди вопрос Клио прозвучал совсем уж нелепо.
– Наверное, хуже, чем ты.
Сокольников заиграл желваками, но решил не вмешиваться. Вмешаться – означало бы выпустить из рук драгоценную Клио, а Сокольников, судя по всему, не хотел этого делать ни при каких условиях.
– Занятная у тебя дочка, – проворковала Клио и нежно коснулась губами макушки банкира. Карпика передернуло.
– Ты даже не знаешь, какая я забавная.
– Могу себе представить.
– Нет, не можешь.
– Девочки, давайте не будем ссориться, – наконец-то разлепил губы Сокольников. – Тем более что ситуация на корабле не совсем ясна…
– Совсем не ясна, я бы сказал – Взявший на себя функции стюарда Муха сбросил на два сдвинутых стола целую груду вилок.
– Мне нужно поговорить с тобой, папа, – серьезно сказала Карпик.
– Давай попозже.
– Нет, сейчас.
– Ну, хорошо. – Банкир вздохнул и выпустил из рук Клио. – Пойдем в нашу каюту.
– В мою каюту, – поправила Карпик и с ненавистью посмотрела на Клио. – Теперь это только моя каюта.
Сокольников взял дочь за руку, и они вышли из кают-компании, прикрыв за собой дверь. Мы с Клио остались вдвоем: Муха совершал челночные рейсы между буфетной и кают-компанией, а Аника вместе с мужем колдовала над загадочным фондю, – иногда из буфетной доносился легкий смех. Он имел тот же милый не правильный акцент, что и ее русский (“Мнье… как это? Мнье нравится здъесь, Ева!”). Вадик ушел сразу же, как только увидел Клио в объятиях банкира: если ловить нечего, то хотя бы нужно переодеться и вымыть заспанную рожу.
Некоторое время мы с Клио молчали. Да и говорить нам было не о чем, связка “таланты и поклонники” здесь явно не просматривалась.
– По-моему, она просто дрянь, – сказала Клио с обидой в голосе. Это была такая девчоночья обида, что мне даже на секунду стало жалко Клио.
– Вы о Карпике? – осторожно спросила я.
– Маленькая дрянь, которую нужно сечь розгами и ставить в угол коленями на горох.
– Это крайние меры. Не думаю, чтобы они сработали.
– Почему она меня ненавидит?
– Могу вас успокоить, она ненавидит не только вас.
– Просто дрянь, и все. Маленькая сучка!
– Она тоже считает вас сучкой. Только покрупнее. – Я не могла отказать себе в удовольствии подколоть певичку.
– Нужно сказать Валере, чтобы отправил ее куда-нибудь подальше, в какой-нибудь занюханный колледж, чтобы духу ее здесь не было!
Ого, уже “Валера” Значит, нефтяной магнат с сомнительной фамилией побоку! Я с интересом посмотрела на Клио: семимильными шагами движешься, голубка, как бы в ходе движения не треснули твои знаменитые кожаные штаны.
– Замечательная мысль, – одобрила я. – Может быть, сразу пристрелить хромоножку, чтобы не тратить деньги на обучение где-нибудь в Кембридже, а? Как вам эта мысль?
Клио вспыхнула:
– Я не это имела в виду.
– Я понимаю.
– Мне просто очень нравится ее отец.
– Тогда вам все равно придется находить общий язык. Или вот что – девочка без ума от классики. Выучите что-нибудь полагающееся случаю. Арию Чио-Чио-Сан. Или каватину Фигаро. Неплохая идея, вы как думаете?
Клио внимательно посмотрела на меня и рассмеялась:
– Пошла ты в задницу! Ничего, что я на “ты”?
– Ничего.
– Давай выпьем… Ты как?
– После вчерашнего я не рискую.
Так случайно вырвавшееся напоминание о вчерашнем вечере автоматически повлекло за собой напоминание о сегодняшнем утре без экипажа, о щекочущей ноздри прогулке по каютам старших офицеров. И о тех полубезумных-полумистических открытиях, которые мы сделали с Карликом. Разговор с Клио – немного стервозный, но такой приземленный – на некоторое время вернул меня в атмосферу того, прежнего, “Эскалибура”, где все было ясным. Ясным, как льды, как небо за иллюминаторами. Как подпись под фотографией капитана – “1929”.
– Что ты думаешь по поводу происшедшего? – спросила я Клио.
– Он забавный. Он меня трогает. – Положительно, Клио не хотела замечать ничего, кроме своих собственных мотыльковых переживаний.
– Скажи еще, что он хороший любовник.
– Не без этого. Как ты думаешь, мне удастся справиться с девчонкой?
– Не знаю. Все будет зависеть от нее.
– Жаль, что она не поклонница моего творчества.
– Не поклонница, это точно. Думаю, ей бы больше понравилось, если бы ты была Гертрудой Стайн.
– Гертруда Стайн тоже курила трубку. – Надо же, Клио проявляет недюжинные познания об окололитературной среде Монпарнаса. Я впервые посмотрела на нее с уважением. – Нет, но ведь какая-то сволочь это сделала!
– Что?
– Да украла у меня мою любимую трубку. – Воспоминание о пропавшей вещице снова привело Клио в ярость. – Наверняка это девчонка! Сделала из вредности.
– Не думаю. Слишком специфический инструмент… Я имею в виду этого индейца. Может быть, кто-нибудь из особых любителей раскаленных гениталий…
Мы посмотрели друг на друга, рассмеялись и сказали почти одновременно:
– Муха!..
– Кто это там треплет мое имя всуе? – Появившийся с хлебной корзинкой Муха весело посмотрел на нас.
– Никто, никто! Ты кормить нас собираешься? – Клио потрепала добродушного гея по голове.
– Все вопросы к нашему швейцарскому шеф-повару. Судя по всему, пойло уже готово. Выглядит дрянски, но запах ничего себе. Пошел приглашать общество на обед…
Но и без особого приглашения три штурмовых отряда, осуществлявших осмотр корабля, вернулись в кают-компанию. Кроме того, подтянулись Вадик и губернатор Распопов. Сокольников пришел последним и уже без дочери. Он выглядел измученным, но не сломленным. И с порога ободряюще улыбнулся Клио. Аника, очаровательная в своей швейцарской непосредственности, пригласила пассажиров к столу.
