- Да чего уж там, Аши... Так и есть оно. Так и есть. Вроде бы и держусь я за это, свое - знакомое, по крупинке собранное, дорожу... А порою кажется - хоть сейчас бы все бросил, что угодно бы отдал, только бы... Что же, Аши, неужели заметно так?

- Ежели знаешь, куда глядеть, так и заметно. Аши, вон, аж прямо вздрогнул весь, как ты ойаде учиться-то вызвался. Пару чашек, почитай, пригубил - а сам уже весь об одном только думает - как бы это ему, стало быть, искусство-то перенять? Вот уж Аши Гокаме-вакари долго пришлось вываживать. Пока разобрал, что к чему - все берега уж давно позади остались. А и все же равно - так и прыгнуть, помнится, норовил, да обратно плыть. Немалой хитростью только и был удержан, на Пути-то. А с тобой оно как? Что ведь прямо какая рыба, да сама же на голый крючок идет. Стало быть, и верно, судьбою оно тебе - путь, да странствие. А уж чтобы и вовсе лишнего не тужил, вот и вся тебе, разом, тайна: Путь наш есть таков, что идут по нему, никуда, как будто, и не ходя. Да и учатся, почитай, словно и не учась ничему. Ойа там, да вакари, да разговоры всякие - оно, конечно, дела полезные, а не к ним-то все дело сводится. Уж на то и вода она, чистая, чтобы как ей течется, уж так и течь. Тут одно же и важно - явлено в мире знание. Не простое знание - но особое, изначальное. И во всякое время оно присутствует - хоть уж так, хоть эдак, самому течению жизни сообразно и соответственно. Человеку, стало быть, постижимо - коли будет такое его желание. Остальное-то, почитай - уточнения, да подробности. Разве только что в помощь уже добавлено - чтобы, значит, лишнего не плутать. И вот коли, Мичи, не об том вся тоска твоя и была - так пора старику ойану-то закрывать, да обратно в шапты и подаваться.

Возразить Мичи было, по сути, нечего - да вовсе и не хотелось уже. В конце концов, если кажутся Аши и ученичество, и сама причастность его к Пути делом естественным и вполне решенным - решенным, пожалуй, едва ли еще не задолго до этой встречи... Если каждое слово старика отзывается внутри пониманием и согласием... что толку топтаться теперь на месте, осторожничать, мешкать? Обнаружив источник, отчего бы всласть уже не напиться? Не утолить, наконец, жажды? Эта особого рода жажда - тоска по неведомому, неизвестному, тайному - была с ним, сколько Мичи помнил себя, всегда. До сих пор, казалось, перепадали ему одни лишь редкие капли - хорошая книга, вдумчивый собеседник; сата - нежданное озарение; удачная чашка ойи; порыв теплого ветра, закатная позолота, тающее в воздухе колечко дыма, замысловатый узор потемневшей бронзы... Каждой из этих капель он дорожил, ловил жадно, хранил бережно, словно бы про запас. В переживаниях этих учился подмечать нечто общее - особый вкус, который ни с чем уже было не перепутать. Тем же вкусом насквозь пропитан был и весь сегодняшний вечер, и старая эта ойана, и каждое слово, что говорил ему Аши, и тишина, в которой любые слова казались уже излишними.

- Аши, мне вот все кажется... Я же эту свою историю не закончил, а, наверное, нужно было... Может, что-то бы объяснилось. А так, ты решишь ведь, что я из упрямства какого-то, знаешь, сопротивляюсь. Очевидным, вполне, вещам. И они же действительно - очевидные. Даже, в общем, и для меня. Ты вот все это говоришь... Корабли вечности, странствие... Это ведь, и правда, оно и есть. То самое, что искал я. По нему-то и тосковал, все надеялся, ждал чего-то... Все равно, понимаешь... это сложно мне - взять, да как-то совсем себя отпустить, не держаться, не осторожничать. После всякого-разного, что имело - ну, скажем так - место быть. Но, мне кажется, все-таки... я... готов, тем не менее. Я же знаю, нутром же чувствую, что хотя бы на этот раз-то - не ошибаюсь. Ни в тебе, ни в пути твоем. Или - ладно - нашем, сказать вернее. Это чувствуется же все. Что ходил ты, и верно, в края такие, про которые мало кому и узнать дано. И слова у тебя - не такие, как у других, не одна болтовня возвышенная. Нет же, Аши. Действительно чувствую я за ними - то самое, настоящее. Если я вообще хоть чего-нибудь чувствовать научился. Так что, да - и хватит уже, действительно, кругами ходить. Бувакари, так бувакари. Ты ведь даже не знаешь, сколько же я мечтал, чтобы было все, как вот оно - сейчас.

- Ох, Мичи, беда с тобой... Ну что ж ты такой весь серьезный, а? Тебя послушать - так не ойу хлебать собрался со стариком, а в неволю будто себя продал. Аши ведь неспроста тебе и толкует, что учатся Пути, словно и не учась. Или, думаешь, что вакари отныне тебе - хозяин? Да с чего бы, а? Дело ясное - как уж себе самому приучился принадлежать, так свободу - на что оно там ни будь - нипочем же не променяешь. И должно, Мичи-бу, ровно так оно все и быть. За свободой за этой в путь-то и отправляемся. Аши, он же вот как мыслит: путешествие - дело долгое, да все больше в потемках, и по туману. Идешь-идешь, а и спросишь себя, не раз - это где ж это я? Да и забрался-то как сюда, и за ради чего занесло меня, так и эдак? А кругом-то ведь тишь одна, да голая пустота. Как ни глянь - почитай, все одна вода, на все стороны, и уж ты в ней по самой середке-то и торчишь. Уже плыл-то куда - едва и упомнишь, не говоря - как звали, откуда родом. И вот тут - словно вдруг, вдалеке, огонек увидишь. Не мерещится ли - гадаешь? А от радости сам и сияешь весь - не привиделось ежели, так ведь, стало быть, и не вовсе один уже, одинешенек. Да не сильно, выходит, с пути-то и отошел. Есть, оно получается, и другие еще, такие же - каковых незнамо зачем в глухомань эту потянуло. Ну, и вот еще Аши скажет: с этой радостью мало чего и сравнится-то, на Пути. Где лежит, да проходит он - там попутчика не всякий-то день и встретишь. Так уж это ты и пойми: что вакари не господином тебе, хозяином - а попутчиком, разве, таким вот, только. И еще кой-чего смекни: ежели видишь ты его - стало быть, не так уж он далеко и зашел-то, а? Пусть бы даже и впереди тебя - да ведь морю конца-то и краю нет! И выходит - от силы, на день пути обошел он тебя, не больше. Кто и вовсе в дальнюю даль ушел - того и не встретишь ведь. Да и встретишь - на будущее себе запомни - бывает, что вовсе и не узнаешь. А кто гакку-другую вперед прошел - вот уж он-то тебе, почитай, вакари. Тут ведь важно-то что? Что твоим же путем он шел, да по самым же тем местам, что по курсу тебе лежат. И вот, ежели с ним ничего не сделалось - стало быть, и тебе оно можно, пройти-то. В том и вся бувакари эта: огонек увидал, в тумане, да в темнотище, прямо по носу своему - ну, и правь на него, да гляди, из виду не потеряй. Хотя, если совсем уж сказать по правде - кто учиться всерьез желает, так и вовсе ему нет дела, впереди ли кто, рядом ли. Да вот хоть бы и позади! Хоть бы гавани кто и не покидал еще! Поучиться-то, Мичи, у всякого есть чему. Ну, а пуще всего - у самой же водицы чистой, у Пути же у своего. Поначалу-то от вакари польза тебе немалая - только как уж на чистую воду выйдешь, и не надо потом иного тебе учителя. Сам же Путь и подскажет, как уж идти тебе. Да и хватит о том, пожалуй. И учить тут нечему, и учиться. Сам поймешь еще. Бувакари! Вот заглянешь, нет-нет, к старику-то на огонек - посидим, да чашку-другую с тобою уговорим. Всех делов, почитай, и есть. Ну и все ж таки, это самое... Как оно там, у мореходов? Рад приветствовать на борту, Мичи-бу... И добро, стало быть, пожаловать. К нам, на флот, ага. Ох, ты видел бы этот флот! Корабли вечности - одно слово! И уж кто ведь на чем идет! Ну такие встретишь порой посудины - и не знаешь, чего подумать. Хохотать ли, плакать, или вовсе в восторге немом застыть. Кто на чем! То корабль боевой увидишь, а то и лодочку тростниковую. И суда торговые, и баржа порой попадается. А еще у кого - так и словно без весел шлюпочка, да исподнее вместо паруса. Иной - так и вовсе уж, будто плот какой, изо всякой всячины связан, лишь одною тоской своей, да еще, может, чудом каким на воде и держится. Кто уж на чем вышел, да. А ведь вот, не по красоте же корабли судишь - в деле, в деле на них смотря. Потому как и тех немало, что стоят себе, пахнут свежею, значит, стружечкой, уж медяшка сияет - глаза болят, а под килем поглубже локтей четырех-то и не видали. Для того ли построены? Порты украшать собой? Сколько воску в дерево ни вотри - а не это главное. Тут одно ведь и важно только - как в море себя покажет. И судьба кораблю одна - путь, да странствие, уж какой бы ни был. Кто отважился - тот тебе и товарищ, в море-то. И на судне-то на своем - всякий сам себе капитан. Вроде сам и решает, как уж идти ему - а глядишь, так путем единым-то все и следуют. Потому как и нет иного, не предусмотрено. Только дальше все, стало быть, в бесконечность-то эту самую...