Приближалось время, назначенное для свадьбы Казимира, и к ней делали большие приготовления. Напрасно королева Елизавета посылала брату письма одно за другим, в которых советовала ему не жениться и пугала его разными неприятностями в будущем. Все ее сторонники при польском дворе тоже были против нового брака короля и тщетно прибегали к всевозможным средствам, чтобы его расстроить. Духовенство во главе с архиепископом, даже Бодзанта, стояли за брак; на их стороне была значительная часть дворян, не прельстившаяся обещаниями привилегий, данных Людовиком венгерским, и не перешедшая на его сторону.

Во дворце все уже было готово к свадьбе и назначен день, как вдруг доверенный Елизаветы, венгерец Алмаза, прибыл к королю с секретным поручением, которое она боялась изложить на бумаге, и он должен был его устно передать.

Но все эти старания и хлопоты производили на Казимира совершенно противоположное впечатление; они раздражали его и, вместо того, чтобы отвлечь от этого брака, вызывали в нем желание поступить наперекор. Поэтому он очень неохотно принял посла Елизаветы.

Сам вид его и несколько вступительных фраз, сказанных им с большим смущением, указали королю на то, что речь будет об очень щекотливом деле.

Ловкий и хитрый венгерец начал с торжественного уверения, что королева Елизавета руководится только желанием добра своему брату и заботами о его счастье. Это именно и заставило ее самым тщательным образом разузнать обо всем, касающимся княжны Ядвиги. Алмаза продолжал, что к великому своему неудовольствию и огорчению он должен от имени Елизаветы сообщить королю, что все сведения, почерпнутые из самых достоверных источников, выставляют будущую королеву в невыгодном для нее свете: девушка очень легкомысленна, страшно любит веселиться, проводить время в обществе мужчин и слишком смела в обхождении как со стариками, так и с молодыми. Королева Елизавета велела передать брату, что в числе других, находящихся при силезском дворе и бывших в близких отношениях с его невестой, был и Боркович, посылавший ей подарки через старую воспитательницу, которая ему устраивала тайные свидания с княжной Ядвигой и т.д.

Услышав эти рассказы, король возмущенно вскочил с кресла, не позволив продолжать послу, и заявил ему, что все это коварная ложь.

– Передайте моей сестре, – воскликнул он очень взволнованный, – что я очень ценю ее заботливость обо мне, но я и сам не слеп. Раньше, чем этот брак был решен, мы обо всем разузнали. Княжна молода, резва и, как всякая девушка в ее возрасте, любит веселиться и шутить. При силезском дворе много мужчин бывает, вероятно, там бывал и великопольский староста, но это вымысел, что он был с ней в близких отношениях. За княжной очень строгий надзор, и невозможно, чтобы какой-нибудь дворянин, хоть и богатый, посмел бы к ней приблизиться со злыми намерениями. Все, что вы мне рассказали, меня не заставит отступиться от моего намерения, так как все это доказывает, что существуют злые люди, которые хотели бы помешать моему браку. Королева меня знает, и ей известно, что, если мне ставят препятствия, я не уступаю поля битвы и готов поступать как раз наперекор. Алмаза, видя короля таким разгневанным, не посмел больше говорить и попрощался, получив поручение передать королеве устно ответ брата. Перед отъездом он успел рассказать по секрету приверженцам венгерского дома о цели своего приезда и об оказанном ему приеме.

Казимир весь день был сильно взволнован и разгневан, но никому не рассказал о гнусной клевете, сообщенной ему послом сестры.

Вечером он отправился в Лобзов.

Чем больше приближалось время свадьбы, тем чаще король посещал Эсфирь и тем дольше оставался у нее. В таких случаях отсутствие короля в замке объясняли его отъездом на охоту. Так было приказано свите.

Кохан иногда сопровождал короля для того, чтобы в случае надобности у него было под рукой лицо, которому он мог бы доверить и послать его с секретным поручением; иногда вместе с королем ездил Добек, и для сопровождающих Казимира была отведена в нижнем этаже отдельная комната, устроенная со всеми удобствами.

В этот вечер короля сопровождал Кохан, который, чем реже король пользовался его услугами, тем чаще он их ему навязывал, стараясь о том, чтобы ничто не ускользнуло от его бдительного ока. Он не столько был заинтересован в собственной выгоде, сколько в том, чтобы снова заслужить любовь короля, остывавшего к нему после истории с Баричкой. Поэтому он не упускал случая оказать королю услугу, надеясь этим вернуть утраченную любовь. Он ревновал короля даже к Эсфири и говорил, что именно она вытеснила его из сердца своего властелина.

В этот вечер Казимир больше, чем когда-либо, изливался в жалобах перед своей любовницей и с горечью говорил о людях. Эсфирь старалась его успокоить и указывала ему на все великое и хорошее, совершенное им во время царствования.

– Моему племяннику Людовику слишком сильно хочется иметь это королевство, – произнес он печально. – Положим, верно, что два государства, соединенные между собой, будут иметь большую силу и смогут устоять против всякого врага, но и Польша после присоединения Поморья, Мазовья, завоевания части Руси постоит сама за себя. Они хотят, чтобы я умер, не оставив наследника! Сегодня приезжал ко мне посол Алмаза; он привез глупую сказку, будто Ядвига очень легкомысленна и находится в слишком близких отношениях с разными сомнительными людьми, вроде Мацека Борковича.

Король рассмеялся и пожал плечами.

– На Борковича взваливают все, – сказал он. – Его хотят сделать козлом отпущения. Он и заговоры составляет против меня, он и хочет тайком отбить у меня невесту, он будто бы посягает на мой покой и на эту корону. Но что же это за человек, который осмеливается на все это?

Говоря эти слова, Казимир поглядывал на Эсфирь, которая молча слушала его со скрещенными на груди руками и с печально поникшей головой. На лице ее не было ни возмущения, ни недоверия, и это поразило Казимира.

– Господин мой, – произнесла она после некоторого молчания. –Боркович дерзок, честолюбив, горяч, а такие люди решаются иногда на то, о чем другой не посмел бы и подумать. Сплетня или вымысел, о котором вам рассказывал венгерец, известна всему свету, и я о ней слышала. Я ей не верю, но люди ее повторяют.

Она покачала головой, король нахмурился.

– Все это – глупая болтовня, – воскликнул он, – придуманная теми, которые хотят помешать браку и расстроить его. Как тебе известно, Боркович приезжал ко мне в Краков, объяснился и поклялся мне в верности. Не может быть, чтобы он замышлял что-то против меня…

Невозможно, чтобы он до того обезумел, что полагал с помощью силезцев и бранденбургцев свергнуть меня с трона! Он слишком ничтожен. Я превратил бы его в прах одним ударом.

Эсфирь долго ничего не отвечала.

– Властелин мой, – промолвила она, наконец, – хотя вы и не верите этим известиям, однако, даже и с ничтожным человеком необходимо соблюдать большую осторожность. Маленький человек, решаясь на большое дело, ничем не рискует, потому что ему нечего терять. О старосте говорят, что у него много сторонников в Великопольше, будто он чинит насилия, вселяет страх, и что многие дворяне боятся его и молча все переносят. Почему же его роднойдядя Бенко, почему Вержбента ему не доверяют и предостерегают против него?

Хотя Казимир не любил Борковича, однако он не считал его таким уж опасным.

– Я велел наблюдать за ним, – сказал он, – я поручил его стеречь и следить за каждым его шагом. Но что же это за глупая выдумка? Для того, чтобы ему еще больше повредить в моих глазах, его превращают в приятеля княжны. Разве это не явный вымысел?

Казимир вызывающе смотрел на Эсфирь, как будто требуя утвердительного ответа.

– Я не знаю придворных обычаев, – сказала девушка предварительно, по привычке обдумав свой ответ, – возможно ли это, или невозможно. Не знаю, но верно то, что он бывал частым гостем при силезском дворе.

– Но ведь не к княжне он туда ездил! – возразил король. – Он не посмел бы даже поднять на нее глаз. Хотя силезские Пясты и отделились от нас и предпочли немцев, с которыми они связались, однако они слишком высоко себя ставят, чтобы великопольский дворянин пришелся им по вкусу как жених для дочери.