Король презрительно засмеялся.

Эсфирь не посмела его больше раздражать и замолчала.

Однако, этот вымысел, как король о нем отзывался, не выходил из его головы, поражая его своей чудовищностью. Наконец он доверился Кохану и рассказал о слышанном.

Рава ответил, что и ему известны эти слухи, и хотя они показались ему смешными, однако он, зная Борковича, не находит их такими неправдоподобными, какими они в первый момент кажутся.

– Милостивый мой господин, – произнес он, – есть много наглых людей, и мы недавно еще видели пример, как не остановились перед святотатством и подняли руку на Святые Дары. Вот и Мацек Боркович принадлежит к числу тех людей, для которых нет ничего святого и, по мнению которых, нет ничего недоступного.

Король рассмеялся.

– Вы хотите превратить Борковича в какое-то пугало для меня, –произнес он с презрительной улыбкой. – Я не удивляюсь другим, но ты, который так хорошо знает людей, и у которого такая голова – вот кто меня удивляет!

– Милостивый король, – произнес Рава, немного обиженный. – Я его не опасаюсь, но именно потому, что я знаю этого человека, я верю в безумные замыслы, в которых его подозревают. Пускай он хоть сотни раз клянется и, падая к ногам вашим, все отрицает, я говорю вам, что, если он до сих пор еще не изменил, то, вероятно, потому что не успел, но что он в душе изменил, это написано на его лице.

Король внимательно выслушал слова Кохана.

– Если Боркович замышляет измену, – произнес он, – то я на нем покажу пример, как за нее буду наказывать. Дело идет не обо мне, а об этой короне, и всякий, кто осмелится посягнуть на нее, погибнет!

Последнее слово было произнесено громко, отчетливо и с такой энергией, что Рава молча, не возобновляя разговора, тихонько удалился из комнаты.

В королевском замке уже третий день продолжалось брачное пиршество с пышностью и торжественностью, полагавшимися по тогдашним обычаям. Всякого рода увеселения, игры и забавы следовали один за другими. Рыцари ежедневно выступали в состязаниях, на турнирах, после которых раздавались награды победителям, устраивались танцы, пели, играли.

В течение этих трех дней пир продолжался с утра до поздней ночи, и за столами, уставленными яствами, маршалок, подкоморий и другие чиновники угощали гостей, сменявшихся один за другим, и наблюдали за тем, чтобы вместо опорожненных блюд и кувшинов подавались вновь наполненные. Ежедневно прибывали новые лица с поздравлениями и подарками для короля, и, в свою очередь, даже за самое незначительное приношение получали подарки из королевского казнохранилища. Раздавали дорогие шубы, крытые сукном и атласом, меха, разные ткани, серебряные вещи и утварь соответственно положению дарившего и степени расположения к нему короля. Приготовленный заранее запас дал возможность щедро наделить всех, и король поручил заведовать раздачей подарков Вержинеку, верные слуги которого никого не обидели при распределении даров. В залах дворца было тесно и шумно, и, правду сказать, все были под хмельком; казалось, что лишь немногие сохранили ясность ума и здравый рассудок в этой атмосфере веселья, бессонницы и пьянства. Однако внимательный наблюдатель мог бы заметить среди этих веселых, красных лиц с блестящими глазами, более серьезных гостей, даже немного грустных.

Но в этом не было ничего удивительного, так как этот новый брак короля вызывал самые разнообразные чувства, и многие на него косо смотрели. Все приверженцы королевы Елизаветы и Людовика венгерского, – а их было много, – противились этому браку; одни из них были подкуплены подарками, другие – обещанием больших свобод для дворян, и боялись, что при будущем законном наследнике Казимира укрепится старый порядок вещей, установленный его законодательством. Король хлопов был еще бодр и силен и мог бы еще к концу своего царствования ограничить права земледельцев и рыцарей и поставить шляхту на одну доску с другими сословиями. Между тем, Людовик обещал дворянам и рыцарям освобождение от налогов, участие в управлении государственными делами и исключительные привилегии.

Те, которые уговорили Казимира, начали опасаться, сумеет ли молодая жена привязать его к себе. Взоры всех были обращены на короля с желанием узнать, как он относится к этому навязанному ему браку, но Казимир обладал сильной волей, умел владеть собой, и на лице его ничего нельзя было прочесть, когда он выступал официально. Самые близкие к королю люди, которые хорошо его знали, не умели понять его мыслей и чувств. Он иногда казался холодным, равнодушным, ничего не переживающим в то время, как внутри его кипел вулкан. По характеру он был сдержан, замкнут, ни с кем не был откровенен, за исключением нескольких симпатичных ему лиц.

Во время обряда венчания лицо его было бесстрастно, и все видели перед собой короля, исполняющего свой долг, но никто не видел души человека. Все было исполнено по церемониалу, и Казимир строго соблюдал все правила этикета, был приветлив, ласков там, где это необходимо было, и, несмотря на продолжительность торжественных развлечений, на нем даже не заметно было усталости.

Новобрачная была женщина молодая, стройная, свежая, красивая, румяная, сияла радостью, но, вместе с тем, на ней был некоторый отпечаток смущения и робости от выпавшего на ее долю счастья. Возложенная на нее корона возбуждала в ней и гордость, и тревогу.

Нашлись услужливые люди, которые довели до сведения новобрачной о прошлом Казимира, рассказали ей о жизни Аделаиды, которая провела пятнадцать лет одинокая, как монахиня в монастыре, о скороспелом краткосрочном браке с Рокичаной, о последней любовнице еврейке Эсфири, живущей в роскошной усадьбе вблизи дворца. Все эти рассказы, да к тому же и еще само поведение короля, его холодность и сдержанность в обращении не могли не встревожить молодую княжну Ядвигу, привыкшую в родительском доме к веселью и свободе. До сих пор она могла веселиться, смеяться, танцевать и поступать так, как ей хотелось; дом отца был открыт для гостей; туда съезжались паны, рыцари, много иностранцев, там жилось весело, свободно, велась развязная беседа, шли шутки, игры, сопровождаемые любезностями…

Теперь же все изменилось. Она увидела, что облекшись в королевскую мантию, ей придется отказаться от прежних свободных развлечений и обречь себя на скуку.

Первая встреча с Казимиром, который поздоровался с ней вежливо, холодно, величественно, заронила тревогу в юное сердце. В числе прибывших в столицу вместе с княжной Ядвигой, находилась и ее старая воспитательница Конрадова, на руках которой она выросла, и которая прекрасно умела отгадывать тревогу и беспокойство на лице своей воспитанницы и знала все средства, чем ее успокоить.

Хитрая Конрадова старалась ей доказать, что предстоящая ей жизнь вовсе не будет так мрачна, как Ядвиге кажется, что существует много тайных способов, чтобы обойти все запреты, стесняющие свободу королевы, что, наконец, король сам любит веселиться и не запретит этого своей жене. Первые дни брачного союза, оставляющие после себя неизгладимый след и решающие будущее, протекли среди шума при строгом соблюдении этикета. От короля веяло холодом, на лице молодой королевы выражалась тревога. Старая Конрадова волновалась, но ни о чем не расспрашивала Ядвигу в ожидании, пока та сама не заговорит с ней по душам. Вся свита с любопытством глядела на молодую пару, стараясь отгадать, как сложатся их будущие отношения. Пока еще не заметно было никаких признаков сближения между ними.

Придворные шептались, что это плохое предзнаменование для молодого супружества. Надеялись однако, что жизнь их изменится по окончании этих торжеств.

Молодая королева должна была несколько раз в день переодеваться для выхода и приема гостей, чтобы занять место рядом с королем, присутствовать на турнирах, а так как она не привыкла ко всем этим нарядам из тяжелой материи и к драгоценным украшениям, которые на нее надевали, то она часто казалась несчастной жертвой, присужденной к исполнению разных формальностей, истощавших ее силы. Лишь иногда глаза ее останавливались с прежним живым веселым блеском на знакомых лицах, она как будто оживлялась, румянец появлялся на щеках, но он моментально сменялся бледностью. Королева исполняла все, что ей указывали, но с какой-то робостью, несмелостью, как будто боялась выдать себя чем-нибудь и показать, что ее интересовало. Она вдруг внезапно поднимала глаза, испуганно обводила ими всех, но вскоре опускала их, погружаясь в задумчивость, так что окружающие ее дамы должны были ее как бы будить и подсказывать, что ей надо делать. Во время турниров Казимир как будто несколько оживился; казалось, что он как бы заинтересовался исходом борьбы, но он вскоре впал в прежнее состояние холодного равнодушия.