Когда у Победоносцева родилась дочь, Королев говорил полушутливо Антонине Алексеевне:

– Отдай мне Леночку. Я ее на машине буду в английскую школу возить...

– Вот потому и нельзя ее отдавать, что вы ее будете на машинах возить, – с улыбкой отвечала Тося.

Письма Королева с полигона проникнуты любовью, нежностью и вниманием к жене. Чувствуется, что в отсутствие Нины он какой-то неприкаянный, допоздна, когда все уже разошлись, сидит на работе. В гости не ходит и к себе никого не зовет. Однажды ездил в министерство, освободился часов в шесть и оказался в непривычном для себя состоянии праздного столичного жителя. Подумал о кино, о театре, не прельстился. Забрался на пятнадцатый этаж гостиницы «Москва» в ресторан. За столиком с ним сидела пожилая супружеская пара. Кинорежиссер Иванов-Барков с женой. За многие годы работы в кино переживал он первый большой успех: недавно вышел его фильм «Далекая невеста», пожалованный Сталинской премией. Говорили о фильме, не о ракетах же говорить... Королев запомнил этот, в принципе, малозначительный эпизод своей жизни, потому что в течение очень короткого времени он соприкоснулся с людьми из другого мира, совершенно ему неизвестного, со своими страстями, трудами, интригами. Они были для него словно инопланетяне, потому что на его маленькой планете ракеты не оставляли места ни для чего другого.

Ему хотелось сделать что-нибудь приятное для жены и вообще проявить себя хозяином дома, и он затевает ремонт квартиры. В письмах в санаторий докладывает Нине Ивановне об успехах в этом деле, которое было для него, очевидно, более сложным, чем испытания баллистических ракет. Теперь уже самому ему хочется «свить гнездо», обустроиться, начать новую жизнь. Заниматься всем этим ему некогда: в НИИ до глубокого вечера, не говоря уже о полетах в Кап.Яр. Весной 49-го он простудился, лежит дома с воспалением легких, до этого, в апреле, Нину оперируют в МОНИКИ133, удаляют миндалины. Короче, переживает то самое, что все мы называем «тяжелая полоса». Вдобавок ко всему, начатый в июне бракоразводный процесс с Ксенией Максимилиановной затягивается: развод она ему не дает. Это очень его нервирует. Надо искать юристов, все им объяснять, это крайне неприятно, требует много денег134, которых у него мало, а главное, времени, которого у него еще меньше. Лишь 26 августа 1949 года получает он документы о расторжении брака с Ксенией Максимилиановной Винцентини. Через четыре дня – 1 сентября 1949 года во время обеденного перерыва Сергей Павлович Королев регистрирует брак с Ниной Ивановной Ермолаевой. 4 сентября Королев был уже в Кап.Яре.

Капустин Яр был полигоном для испытаний ракет, но в неменьшей степени и для испытаний людей. Если учитывать интересы хлебопашцев, наверное, правильно, что ракетчикам отдали эти бросовые солончаковые степи, но если говорить об интересах самих ракетчиков, то надо признать, что жить здесь было неимоверно трудно. Постоянно, из года в год, в своих письмах к Нине Ивановне Королев рисует безотрадную картину полигона. Уже в самом первом своем письме он пишет: «Внешние условия очень тяжелые. Пыль ужасная, жара днем, холод ночью, нехватка воды и эта унылая солончаковая степь кругом. Наше подвижное жилище135 просто как оазис.

Но бывать в нем приходится мало». «Что касаемо пустыни, – пишет Королев в другом письме, – то это действительно пустыня, забытое Богом местечко на Земле, и человек, находясь в ней, чувствует себя одинокой песчинкой... Это пренеприятное место с резко выраженным континентальным климатом... Погода здесь довольно странная: страшная жара неожиданно сменяется резким похолоданием. Два раза были дожди и пыльная буря. Вообще очень ветрено и пыльно... Исключительно изнуряюще действует жара, доходящая до 45-50° на солнце. Мне порекомендовали пить особые капли три раза в день, что я и делаю. Утром натощак пью глюкозу. Все это – для укрепления деятельности сердца и поднятия его силы... Ночью 32° тепла, а днем однажды в тени было 43°! Я немного подгорел, хотя очень берегусь от солнца. Большое тебе спасибо за шляпы, № 58 мне подошел точно по размеру... Хожу в парусине и чувствую себя в ней отлично». Королев с усмешкой говорил Меньшикову: «Мы как котлеты на сковородке: один бок пригорит, сразу переворачиваемся». Жара заставляет его менять режим работы: днем старается быть в вагоне, ночью уезжает на стартовые площадки. Перед работой он иногда вместе с Рязанским, Мишиным или с кем-нибудь из военных ездил купаться на Ахтубу. Но и это не помогало: «Эффект купания пропадает в течение 30 минут из-за жары...»

Когда представишь себе всю эту жизнь, как-то совсем по-другому звучит трогательная просьба, с которой обращается он к жене, живущей в Крыму: «Захвати с собой немножко моего любимого теплого моря...»

Королев прошел испытания Кап.Яром во все времена года: весной (1948-49 гг.), летом (1951-52 гг.), осенью (1947-49 гг.), зимой (1950 г., 1953 г.). Пыль сменялась метелью, метель пылью, а кормили всегда плохо. Если даже Королев, видит бог, человек не избалованный, прошедший школу тюрем, лагерей и голодных шараг военной поры, жалуется на полигонный рацион, значит, дело совсем труба.

«Пользуюсь случаем сказать, – пишет он домой, – что с питанием здесь стало необычайно плохо. Так все скудно и невкусно. Я прямо страдаю после нашего домашнего стола. Мяса я совсем не могу здесь есть. Молочных продуктов здесь почти нет. Иногда бывает свежая рыба и яйца, чем мы и спасаемся... На мясо я буквально не могу смотреть и с отвращением прикасаюсь ко всем этим блюдам – твердым и жидким... Один раз достали творог, но соленый и старый».

Генерал Меньшиков вспоминал:

– Когда работали ночью, на старт привозили кашу. Черт их знает, из чего ее варили, сущее мыло... Нина Ивановна постоянно организует продовольственные посылки на полигон, но воду-то не пошлешь, и питьевая вода вырастает в постоянную «неразрешимую» проблему. «Вода здесь только „Ижевская“ и притом горькая, газ весь выдохся, – пишет Королев. – А простая вода – только хлорированная, не могу ее пить совершенно!»

Иногда он просит прислать ему пива, «если можно достать бутылочек 10», или, «если будет можно, передай мне сухого красного или белого винца. Здесь нет ничего, а водку я не пью, и какой-нибудь кексик. Тут абсолютно нет ничего сладкого, острого и соленого».

«Сухой закон», провозглашенный на полигоне, был совершеннейшей фикцией, поскольку в деле были сотни тонн отличного спирта. Учуяв перегар, маршал Яковлев наказывал беспощадно, выговаривал Вознюку со всей строгостью: «У тебя пьют, и я требую, чтобы этому был положен конец!» Вознюк мог наказать офицера, а как солдата накажешь? Посадить на «губу»? Так после пекла стартовой площадки это ему поощрением обернется. Цистерны со спиртом были на пломбах, но как ни был хитер генерал Вознюк, солдат был хитрее его. При различных заливках-переливках поднаторевшие в этом деле стартовики могли так положить шланг, что в нем всегда оставалось полведра «огненной жидкости».

Забегая вперед, скажу, что борьба со спиртоносцами продолжалась и на Байконуре. Некоторые детали и трубопроводы требовалось обезжиривать, а для этого их промывали спиртом, который после такой операции требовалось выливать, но его, естественно, не выливали – и то сказать, продукт был чист как слеза. Наконец, разгневанное начальство поручило офицерам лично контролировать уничтожение спирта. И офицеры сопровождали солдата, который на их глазах выливал ведро спирта в песок неоглядной пустыни. Однако и после такого контроля личный состав продолжал попахивать. Проблема долго не поддавалась решению, пока один из офицеров не провалился ногой в ведро, закопанное в пустыне и прикрытое чистой портянкой, присыпанной песком, в которое на его глазах и выливали спирт.

В общем, кто хотел выпить на полигоне, тот такую возможность изыскивал. Василий Иванович Вознюк вспоминал, что Королев на протяжении всех лет работы в Кап.Яре (то же было и в Тюратаме) оставался последовательным и убежденным противником всевозможных банкетов, дружеских застолий, всегда протестовал, когда начинались намеки, что победу надо бы «обмыть», а неудачу «утопить в вине».